Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 11



– Разве это не она подала на развод, устав от твоих измен и пьянок?

Николай Маркович косо глянул на Василия, вмиг оценив того от и до. «Приятное лицо, по-настоящему, дешево, потрепанные шмотки, молод, вроде… Лет на двадцать максимум, но… глаза больно взрослые. Что ты за тип, Васька? Фокусник, ха-ха, значит. Я все твои фокусы наперед знаю!»

– Ткнул пальцем в небо и думаешь, что попал? – теперь усмехнулся Николай Маркович. – Ладно, может, немного и попал… Да какие там измены? Наш брак давно был формальностью, как и у всех… И чё ей, стерве, не жилось ровно?! Родину предала! – шотландка она сейчас! Это такая ткань в клеточку!

– А ты патриот?

– Патриот! – с вызовом ответил Николай Маркович.

– Что ж тогда налоги честно не платишь?

– Пффф, да кто их у нас честно платит? На кой? Чтоб чинуша украл твои кровные? И, вообще, Вася, честность придумали для лохов. Я же, слава Богу, рано это понял. Оттого разбогател. Ты вот здесь в тряпье китайском сидишь, а на мне пальто от Дольче-габаны. Знаешь, сколько оно стоит?

– Знаю. Дороговато для меня… – кивнул Василий и помотал головой. – Я бы не стал покупать.

– Еще бы! Это эксклюзив!

– Сами Дольче и Габбана шили?

– Сами-сами! Даже для меня это «дороговато»! Ой как дороговато! И я бы не купил! Всё она! – вторая моя супружница. Когда женат на модели надо соответствовать… – махом опустошил стакан Николай Маркович. – А по натуре-то я человек простой, добрый… – взял он вторую сигарету. – Ладно, Вась. Исполни-ка мне еще раз, напоследок, свой фокус с пальцем и я пойду… Такси закажу и пойду…

Василий «исполнил», и едва Николай Маркович затянулся, появилась типичная фрау – бесцветная, рослая «валькирия» с квадратным подбородком. Она поставила на оранжевую скатерть в горошек две кружки с пивом.

– Найн, найн, найн, – замахал на пиво Николай Маркович.

– Подаро́к, х'эрр! – улыбнулась фрау.

«Ну чё они все здесь такие зубастые?!»

– Эээ… Мне, битте-дритте, такси нужно.

– Я-я! – кивнула фрау и удалилась.

– Битте-дритте? – беззлобно улыбнулся Василий.

– А как правильно?

– «Bitte» – это «пожалуйста». Dritte… Ты скоро узнаешь.



– Ааа… – отмахнулся Николай Маркович, отпивая из кружки. – Пред ними, немцами, не стыдно. А нахамить им невзначай – одно удовольствие. Они сами тебе «хер-хер» в лицо, и с улыбочкой!.. Да знаю я, что «хер» – это их «господин», но заруби на носу, Вася: они это нарочно так придумали, чтобы русских оскорблять! Они такие! И фамилию мою через одного здесь коверкают. Написано же четко: «Го-лов-ко». А они свое «Ф» к концу ставят зачем-то! Неучи неграмотные!

– Так ты же сам назвался русским. На что обижаешься?

– Как на что? Это неуважение!

– Да брось. Просто большинство людей невнимательны: они верят не своим глазам, а тому, что якобы точно знают.

– Не защищай их! Они в этом не нуждаются. Все как на подбор зубастые… Зачем, а? Кнедли свои жевать?! Тьфу, – скривился Николай Маркович, – мерзость-то какая эти их кнедли! Вообще, вся их кухня – мерзость! Не по мне она! – пил он большими глотками и часто пиво. – Всё либо жирное, либо картошка, либо штрудели! И неважно: ресторан или ресторашка! А я привык правильно питаться. Пришлось… Язва у меня. Семь лет уж как. Пришлось бросить пить, курить, есть многое… Прихожу вот вчера в лучший, нахваленный всеми путеводителями и сайтами, ресторан – решил себя побаловать. По-английски я, кстати, неплохо говорю – наблатыкался – дело нехитрое. Даже уже знаю, что такое «каминг-аут»! И вот, значит, говорю в ресторане: «Мне здоровой хелс фуд пищи. Нот фэт, нот брэд, нот мит». И что, ты думаешь, мне приносят?! Картофан, один штука, в мундире! А вокруг него простокваша!

– Невкусно было? – улыбался Василий.

– …Нууу… скорее вкусно, – пожал плечами Николай Маркович. – Но суть-то не в этом! Не во «вкусно» суть. Я что картошку в мундире дома не могу поесть?! Или простокваши давно не видел?! Лучший ресторан города! Зато цены! – будто бы то была не картошка, а омары в шампанском! Да я кто угодно только не дурак! Принцип! Говорю: «Объясняйте, за что я должен вам столько. Справитесь – заплачу!» В ответ мне, мол, картошка не простая, а золотая, – не из магазина, а с огорода, экологически чистая, без химии росла! И простокваша не из магазина, а тоже самая-пресамая экологически чистая и домашняя! И еще сервис у них! Я в ответ: «Не жужжите! Такой картошки, простокваши и огородной экологии у нас в каждой деревне Голозадранкино не меряно! А сервис – чего-то я его гляжу-не разгляжу!» И что ты думаешь, Вася, повар мне ответил? То, что очень мне завидует! Что я живу в великолепной стране! Скотина, гнусная! Еще издевается!.. А менеджер сказал, что раз я недоволен сервисом, то ужин мне в подарок. И я ушел, не оставив чаевых, – допивал кружку пива Николай Маркович. – Лох, как ты, Вася, уж не обижайся, точно сейчас думает, что я повел себя как дикий русский. Но я точно знаю, что будь они правы, а не я, хрен они сделали бы мне вчера подарок. Скорее удавились бы. Повидал я таких… Я, чтоб ты знал, Вась, весь мир объездил. Где только не был! Даже в Ахуе был! Ахуй – это на Канарских островах, рыбачий поселок на сотню душ… Представляешь? – там люди живут и даже не знают, что они всегда в…

Николай Маркович допил первую кружку, выдохнул… «Странно, что такси еще не приехало. Обычно, две-три минуты – и оно тут как тут. Значит, фрау, забыла, что ли, позвонить? Хотя… а может, пусть. Хорошо здесь. Удивительно, но тошноты нет и в помине… Пожалуй, добью, если сил хватит, еще кружку – всё равно Васёк ее не пьет, а потом поеду…»

– Пей, Николай, – будто прочитав его мысли, Василий подвинул к нему кружку с пивом. – Я не любитель хмельного…

– А я, признаться, любитель, – взял вторую кружку Николай Маркович. – Пиво – это лучшее из жрачки у немцев… И не поправляй меня давай: мол, не немцы, а австрийцы. Нет разницы. Немцы любят заливать, что они все такие разные: баварцы, австрийцы, саксонцы… Нет разницы. Все они херы – и точка! Ноги б моей на этой земле не было… Вась, а что значит, когда они шлимкают? Ну, шлим, шлиммер или шлиммен там…

– Зависит от контекста: скверные новости, ухудшаться… «Schlimm» – плохой, дурной, злой, больной…

– Ясно. Язык мне их, немцев, больше всего отвратителен. А ты что о них думаешь? Только честно.

– Я всегда честен. Принцип. А о немцах я думаю, что они в целом народ как народ, люди как люди.

– Молод ты еще… Поди, удивляешься, зачем я тогда приехал сюда? Вась, я где-то полчаса назад уз-ннал, – дрогнул, против желания Николая Марковича, его голос, – что у меня рак… мозга…

Жалость к себе резко затопила его – слезы, о каких он не просил, предательски защипали глаза. Николай Маркович спешно приложился к кружке и пил из нее, пока не полегчало. После взял третью сигарету, какую прикурил от пальца Василия.

– Последний год у меня выдался, шпрехая по немецкому, шлимным… – с горечью заговорил Николай Маркович. – Я не пил уж из-за язвы годы, а в последнее время был повод. Думал, что так паршиво мне из-за бухла… А сердце-то болело… – нервно курил он. – Когда паршиво было, боль эта уходила… потом я опять пил… Довел себя, как думал. Ни с того ни с сего – вспышка света, рев и волчок, будто бы я в вертолете… Я в обморок упал… один в пустом доме… Понял тогда, когда очнулся, что конец пьянству… Что пора брать себя в руки и начинать жить с чистого листа. Здешнюю клинику мне насоветовали. Хотел язву подлечить… омолодиться… Думал, что приехал в начало, в новую жизнь, а это оказался конец! Конец всего. Опухоль неоперабельная. У Головко в голове… – нервно хохотнул Николай Маркович.

– Если хочешь, то поплачь. Кого тебе стесняться? Ты ж никого, кроме себя, в грош не ставишь.

– Да ну, – раздраженно шмыгнул носом Николай Маркович. – С чего ты взял? Думаешь, поди, раскусил меня? Поверил в то, что я нес? Ха-ха. Кто будет первому встречному русскому душу изливать? Уж точно не я. А ты… Да ты ничего обо мне не знаешь. Нет у меня никакой опухоли в мозгах.