Страница 11 из 11
Они выпили, а затем дед продолжил сказ:
– Ну так вот, тепереча тебя черти приволокли… А Марья-то по кой разоделась с утру сёдня? – знала день, коды тебя встречать! Выходит, в чатвертый раз с картежным чертом свиделась! Диво везучая она, как и ты…
– А что она до сих пор одна? Миловидная же, изба своя есть, хозяйственная вроде. Чего с ней не так?
– Всё с ей так, да ведьмочка! Сторонятся ее женихи. И без чертей многое слишком знает. Муж у ей будет под ее пятой – приворожит, околдует. Да и она разборчива больно – виной тому чертов телек, видик и ум! Ничё от чертей безвредного не получишь… Говорил ей: дура, на любвовь с чертом никоды не играй! Никоды-никоды! Не знают они ничё о любви и знать не могут. Всё, на чё они способны, так енто секс людя́м дать!
Дед Афанасий произнес слово «секс» с презрением, через «е», а Иван хохотнул.
– Не скалься! Без сексов человек прожить могёт, без любви – нет, – вот в чем разница. А она видать, срамница, в свое зеркало про секс спросила, всё увидала и захотела ентого сексу! Ух, Марья! – горько произнес дед.
– А ты откуда про секс знаешь? – смеялся Иван.
– Жанат был!
– Про слово откуда такое?
– Откуда-куда, – проворчал дед. – Я тута, Ваня, самый ученый. Я один тута читать умею. Хошь по-немецки, хошь по-а́нглицки! А барахла у нас какого токо не скопилось… Покажу те как-нибудь ту тетрадку с голыми бабами. Можь, и ты мне чё разъяснишь, чё там бесы опять навыдумывали…
– Хорошо у вас, весело! – посмеивался Иван. – Но и ты тогда объясни: раз меня черти для вашей Марьи приволокли, что ж она дикая-то такая со мной? Что на шею, колдунья, не вешается? Единственная гостинцев к обеду не притаранила? Нет, дед, не прав ты, а если и прав, то всё равно: я явно не герой ее романа. Не о таком она мечтала.
– Кто ж, Вань, ентих баб толком знает? А можь, наборот? – любо ты ей глянулся, а? Ведь с умом она щас! – сидит, видать, умкает в башке паутины… Да обжигалась она с чертовыми дарами – подвоху, можь, ищет. Поди тута разбери… Но, ты тепереча своей мозгой кумекай на ее сторону. Я тебя предпредил – околдует. На другую бабу и в жизни не глянешь, невольником Марьеным будёшь. Скажет: «Грязь с моего сапогу слижи!» – полижешь да спасибо скажешь… Хотя, Марья добрая. Если ее не злить… О, вот что, Ваня. Енто ты крепко усвой – пущай до свадьбы расколет свой телек с видиком! Требуй! Девице-то чертовы штуки не страшны, непорочность им как защита от нечистых сил. Но потом – точно тронется с мозгового паразиту. Тебе разве полоумная жена нужна?
– А вот скажи мне, Афанасий, как вы так и с чертями водитесь, время назад крутите, и в Бога при этом верите? Не грешно ли?
– Я Его, – поднял дед указательный палец вверх, – об ентом спрашивал – он нам, праведникам, разрешил поманеньку.
– И когда ты спрашивал?
– Да хоть три дня назад!
– И какой он, Бог?
– Умрешь – узнаешь. Но не спеши. Умереть любой дурак может, а жить нет.
– Нуу… интересно… Интересно умереть и потом ожить.
– Ой, дурак! Какой ты, Ванька, дурак! – покачал головой дед. – Не оживаем мы! Мы убить себя не даем. Дурак ты, если не дурень! Скажи еще мне, городской, что земля округ солнца вращается!
– Эээ а…
– Какие твои доказательства? – прищурился дед. – Ты в ентом космосе был? В телескопы глядел? Прочитал в газете «Правда» и поверил?
– Ну а твои какие доказательства?
– Глаза мои! Вращалась бы земля округ солнца, оно бы всё время на одном месте висело. А так оно, как луна, туды-сюды шастает!
– Хм, убедительно…
Тут раздался стук у приоткрытого окошка – и Марья поставила на подоконник покрытую белой полотняной салфеткой миску.
– Гостю, – сказала она, намереваясь уйти, но дед Афанасий, буквально выпрыгнув к ней из-за стола, прокричал, распахивая окно:
– Марья! Зеркало сюды свое сперва тащи, срамница! Забей енту паразиту – и мне давай на передачу! И крошки иначе Ванька не съест! Не позволю!!
– Ааа, – раздраженно, с явной неохотой, простонала Марья и топнула ногой.
– Потопай мне тута! Сексоманка!
Марья ушла, а дед Афанасий вернулся за стол.
– Можь, подействует… – пояснил он Ивану.
– А что там, под салфеткой?
– То, что ты ей точно приглянулся. Как и всем прочам бабам, кстати.
– Эээ…
– Всего тебя уже облялякали, с головы до письки! Развлечений тута, кроме сплетен, нет почти, а бабы без развлечениев не могут, учи их не учи…
– А обычного зеркала у тебя точно нет? Я бы на себя взглянул. Какой я сейчас.
– Женихашься уж, поди? В Марью уж втюрился? И без привороту? Нет, Ваня, нету тута, кроме Марьи, ни у кого зеркал. Мы не попугаи.
– И зеркала бесы придумали?
– Нет! Демоны, поди…
– А электричество? Бесы, черти или демоны?
– Томас Эдисон, неуч! Ляктричество, – вздохнул дед, – предмет полезный, коль в меру. Нам бы его… Свечей не напасешься, а мне вечерами читать при лучинах неудобно – гаснут больно быстро. Увлечешься – и в темной ты уж избе потыкаешься. Ах, да, бродить впотьмах на улице без Мульки не советую – оборотни к нам захаживают…
– А они какие?
– Разные, Ваня, разные… Многому тебе еще учиться, но ничего – научим. Молитвы какие знаешь?
– Иже си на небесах…
– Ох! И ентому тебя учить! Отче наш, Иже еси на небесе́х! Вот ентим уроком щас и займемся, – принялся очищать от блюд стол дед Афанасий. – А то всё черти, черти…
Так, к тому времени, как Марья вернулась, Иван успел выучить первую в своей жизни молитву. Принесла же она, разумеется, разбитый смартфон – самый дешевейший, пожалуй, из возможных, «но нейм». Дед Афанасий взял «чертово зеркальце» через окошко, поразглядывал и куда-то с ним ушел, через сени, на задний двор.
– А что вы в дом не заходите, милая барышня? – просил Иван.
– Деда Фанасий меня не пущал – всё енто зеркало требовал… Тальянец, а тальянец, – слегка улыбнулась Марья, очень похорошев, – а ты мне про свою Италью расскажешь, а? А то у меня зеркальце было без звуку…
– Расскажу, – тоже слегка улыбнулся Иван. – Я, кажется, много об Италии знаю. Про акапеллы всякие…
Вдруг Марья забрала свою миску с подоконника.
– До свидания, – сказала она.
– До свидания…
Марья ушла, зато вернулся дед Афанасий.
– Всё! – замочил паразита в сортире! – отчитался он. – А где сливовый пирог с маком? – удивился, даже немного огорчился, дед.
– Какой? – удивился уже Иван.
– Марьин. Я и без серветки знал, чё там, под ей, в миске.
– Унесла зачем-то она миску.
– Хм… – задумался дед. – Всё ж любвови, а не сексу взалкала. Нуу… Хотя она тебя, Ванька, всё равно приворожит. Вот увидишь! – не удержится! Пирог ентот у её – объеденье.
Эпилог
Доподлинно неизвестно, приворожила ли Марья Ивана, или он сам ее полюбил, но через полгода ее фамилия стала Хернеплач, немецкая, по «тальянскому» мужу. Жили Иван да Марья в блуждающей по Руси диссидентской деревне Писькино счастливо. Она любила слушать его сказочные истории о мире, он – ее сливовый пирог и не менее сказочные истории о чертях, бесах, оборотнях… И вместе они очень любили своих детей, внуков, правнуков. Иван работал лесником, пользовался большим авторитетом среди местных, так как умел читать (хошь по-немецки, хошь по-англицки). Он был всем доволен. Лишь одно его поначалу расстраивало – он быстро понял, наблюдая днем всегда серое небо, что перестал различать синий цвет, вернее, все оттенки голубого. Ну да ладно – пришлось смириться, и он в конце концов привык, – ничего уж тут не поделаешь, черти обязательно, хоть в мелочи, но напакостят человеку…
________________
P.S.
Рина Оре тоже играла в карты с чертом, оттого и знает, как всё было. Есть у нее еще минимум одна история об ООО «Чужая жизнь». Второй эпизод (и тем более третий) еще не написан – и, каким он выйдет, во многом зависит от тебя, мой уважаемый читатель. Потрать минуту жизни, улучши себе карму, а мне подними настроение – поставь звездочки или выскажи мнение на «ЛитРес», поддержи начинающего писателя. Бесплатно ничего не бывает, бывает только за ноль рублей в месяц.