Страница 17 из 27
А то уж больно он приохотился вообще не платить ни за что.
Вот и дам легкого поведения приглашает за бесплатно – за то, чтобы не преследовать их как ведьм. Это я вспомнила насчет вашего компромата на Клода, что он не просто пьянствует, а ведет себя не как должен доминиканец. Но, мне кажется, вы и сами правильно полагаете, что это не заинтересует его начальство, даже если вам удастся добраться до него. А если оно в Риме, это само по себе хлопотно. И, если оно там, то ведет себя еще почище. Всем известно, что делается в Риме. А если даже и не ведет, все равно оно наверняка все о нем знает и мирится с этим. Принимая в соображение, что он много ведьм и колдунов жжет и часть денег за их имущество и начальству перепадает. Возможно, основная часть… А маленькие слабости полезны тем, что в случае неудач – вот хотя бы с этой авантюрой с нападением на Тенкутли, чтобы попытаться отнять у него все, что есть, вместо того, чтобы получать постоянно понемногу за то, чтобы сообщать, кого и когда он может забрать в свой Циуатлан… наверняка ведь у этого плана были и противники, которые против журавля в небе и за синицу в руках… за такую неудачу можно и наказать… а предлогом будет нарушение устава, если неудобно раскрывать существование кецалькўецпалина и взаимоотношения с ним кому-то не посвященному в тайну, но от кого отчасти зависят наказания инквизиторов – не знаю, кто это такой, но уверена, что это вполне возможная ситуация.
Так что, думаю, если ничего из его затеи не выйдет, вы сможете утешаться тем, что его зашлют куда подальше, и вы с ним больше не увидитесь. Так что договор насчет дома нужно составить так, чтобы он оставался вам в случае неуплаты в срок независимо от того, будет ли в это время Клод в городе.
Утешаться – я имею в виду, если в случае неудачи вы и меня больше не увидите. Надеюсь, вы уже давно привыкли к такой возможности при моих поездках по делам, связанным с интригами и политикой. Насколько к такому вообще можно привыкнуть. Во всяком случае, вы знаете, что это был мой выбор, от которого, правда, Вы, папенька, старались меня отговорить в пользу занятий торговлей, а я возражала, что поездки по торговым делам бывают так же опасны. А Вы, маменька – чтоб выйти замуж и сидеть дома, но это не по мне, да и Вы помните, как пришлось бежать из Арраса, а ведь в политику никто из нашей семьи тогда не лез… В общем, если что, то мне за глупость и поделом. Правда, как раз в эту авантюру я не сама ввязалась, но и тут Вы, папенька, правы, что Клод на меня нацелился из-за моей репутации. Думаю, то же легко сказать и о Мирей. А вот за какие грехи в нашу компанию заговорщиц попали Августина и Марта, не знаю.
Но это все я для утешения в самом-самом крайнем случае, а вообще-то Тенкутли уже показал свою настолько необыкновенную доброту, что можно надеяться на его снисхождение в любом случае. Хуже с самим Клодом, который уже проявил коварство. И в том, как он «уговорил» меня на эту миссию, и в том, что сразу нарушил договор – не стал передавать вам писем. Но и тут можно надеяться, что в случае неудачи он до меня не доберется, а в случае успеха станет не таким злобным.
Так что не отчаивайтесь ни в коем случае. Отчаяние – самый страшный грех. А все невзгоды нужно переживать по мере того, как они случаются. А то получится, что переживете несчастье заранее, а оно и не случится! Повезет спастись от опасности, или Бог от нее упасет. Будет очень глупо, а главное, на такое неблагодарное поведение обидится судьба или рассердится Бог, и в другой раз труднее будет надеяться на счастливый исход. Что, думаете, уж после такого раза никакого другого уже не будет, и, если все кончится благополучно, буду дома сидеть?..
А впрочем… может, и буду. А вот в чьем?..
До свидания, надеюсь, достаточно скорого,
ваша непутевая, да, азартная, что поделать, дочь
Юлия.
53А. Мирей – коннетаблю Кембре
Года MCDLXXV от Р.Х., VII апреля, воскресенье.
в замок Кембре, по северной дороге от Труа,
Морису О’Ктобре
От Мирей де Кембре
из замка доктора Акона
––
Мой преданный Морис!
Пока помню, я должна записать беседу, важную для нас с тобой – и не только. Когда прочтешь – увидишь, что это даже важнее, чем то, о чем ты писал мне. Хотя, как ты увидишь, твоего письма я тоже не забыла, но начну не с ответа на него.
Не могу выразиться яснее, ибо, вопреки обыкновению, ввиду обстоятельств, о которых я здесь расскажу, демон на сей раз намерен прочесть письмо и не согласится передать его, если в нем окажутся шпионские сведения. Я в полном недоумении, откуда он взял, что они могут тут оказаться. То есть он-то думает, что основания для таких подозрений у него есть, а я просто устала с ним спорить. Но чтобы я, если бы я даже была с кем-то в заговоре против него, стала писать что-то такое, что может вызвать еще большие его подозрения, тем более, после такого предупреждения?
Оборотень застал меня на дежурстве, когда рядом никого не было, и со мной побеседовал. Записываю, как запомнила, не облагораживая, но и не оглупляя аргументов представителя князя мира сего и не придавая своим аргументам большей убедительности, хотя и могла бы, причем не только задним числом, но и тогда, во время спора, ибо исключительно из вежливости я притворилась, что ему удалось меня убедить в своей правоте. В целом, хотя и не во всем и не сразу. Разговор был очень длинным, но его можно разделить на несколько бесед, каждая на свою тему.
Первая беседа: «Преступление» и доказательства – так он думает. Все пропало?
Начал он с того, что стал мне безбожно льстить. Причем хвалил, в основном, не за красоту, изящество, остроумие, умение вести беседу, а почему-то за ум, смелость и силу духа, что больше приличествовало бы для разговора с мужчиной. Впрочем, я и не ожидала от него соблюдения правил светской беседы. За что бы он меня ни хвалил, я стала ожидать разъяснения, чего ему от меня понадобилось. Может, сделает предложение перейти к нему в гарем? Вряд ли, ведь ему известно, что я – порядочная вдова, и, хоть он не соблюдает наши законы, вряд ли не осознает, что я-то их нарушать не собираюсь. А заставлять он меня вряд ли будет. Как я поняла, ему дорого мнение всех пленниц о нем как о добром – хм – человеке. Что же он от меня тогда хочет? Мне казалось, что я готова ко всяким неожиданностям. Но оказалось, это не так.
Своими комплиментами он только намеревался подсластить горькое лекарство, которым мигом вылечил меня от зазнайства. Лучше бы он так не делал: по этому случаю вместо смягчения получилось усиление удара, который он мне затем нанес. Он сказал, что весь наш заговор раскрыт! Вот зачем он восхищался моей твердостью духа – он надеется, что я столь же стоически приму неудачу этого предприятия, сколь смело отважилась на него. Что ж, попробую, подумала я, в конце концов, нечто подобное в моей жизни уже было. Но пока что надо удивиться. Ведь он может на самом деле только подозревать, и попробовать напугать, чтобы я сама во всем призналась. А пока никакой пыточный подвал вблизи не маячит…
И я вслух удивилась. С чего монсеньор доктор взял?..
Он охотно рассказал. Сначала о том, как поймал Марсию на том, что она лазила в запретный подвал и ныряла в запретный резервуар Аш-бэ, пока его не было. Как он, вернувшись, учуял ее по запаху и вкусу воды и, приперев таким образом к стенке, заставил сознаться. Наказания же ей он пока не назначил, и даже разрешил отправить последнее (как это слово неприятно звучит!) письмо мужу и получить ответ – это было с прошлой партией писем…
Тут я вспомнила, что Марсия, действительно, собиралась учинить что-то опасное, но многообещающее, и долгое время не хотела общаться, а я думала, что она продолжает готовить свое рискованное мероприятие, не желая посвящать подружек в свой план, как раз ввиду возможного разоблачения – чтобы не подводить всех под монастырь. А оказывается, она не желала общаться как раз потому, что попалась на горячем, хотя не желала-то по той же причине – чтобы не наводить подозрения на подруг. Которые, хотя и ни при чем, конечно, но могут пострадать за компанию. Это очень благородно с ее стороны, и, хотя мне всегда казалось, что у этой немецкой ремесленницы многовато энтузиазма и маловато сообразительности, несмотря на всю ее техническую ученость, что, собственно, скорее всего и сказалось в ее провале, я не могу не одобрить ее поведение после разоблачения.