Страница 49 из 58
А страх в ее глазах.
Глава 23
Деззи
Дождь не прекращался всю неделю. Говорят, если так и продолжится дальше, количество людей на нашем представлении может резко сократиться.
На это я говорю: пусть сокращается.
Я не могла мечтать о лучшем исходе: выступать перед аудиторией из трех человек.
Или двух.
Или вообще ни перед кем.
Не желая засыпать, я слушаю шум дождя, который стучит в окно моей комнаты в общежитии. Потому что иначе пятница наступит слишком быстро, а вместе с ней — страшный вечер премьеры.
Я глубоко дышу, стараясь успокоиться.
Я потратила много дней, пытаясь усмирить свои чувства по отношению к Клейтону, к осуждающим взглядам Хлои и Виктории, а также к загадочному предостережению Келлена — или к загадочному объяснению этого предостережения Клейтоном. Перед моими глазами вновь всплывает ярость в глазах Клейтона, когда он закончил кричать на Бранта. И я снова напугана этой яростью.
Знаю, каково это — сблизиться с человеком, когда потом оказывается, что он на самом деле другой. Я знаю, насколько далеко мужчина готов зайти, чтобы убедить женщину в своей неотразимости, тогда как сам ненадежен как Луна, каждую ночь меняющая фазу.
И я так боюсь испытать это снова.
Неважно, насколько крепко Клейтон обнимает меня.
Или как целует меня.
Или как его…
Я провожу рукой по своему телу, крепко зажмурившись и представив лицо Клейтона в тот момент, как он впервые посмотрел на меня своим голодным взглядом. Рукой, холодной как лед, касаюсь себя между ног. Дыхание перехватывает, когда пальцем ласкаю себя. Клейтон Уоттс.
Он не подходит тебе, Дез.
Я фыркаю, раздражаясь от предостережений в своей голове. Пытаюсь вновь представить его лицо, пальцем ища удовольствие. И стону, находя его. Глубоко дышу.
Все новенькие хотят его. Держись от него подальше.
Не стоит связываться с ним.
Никто не приближается к мальчику Уоттсу.
Я снова фыркаю, отталкивая глупые предупреждения своих тупых друзей.
Своими шипами мужчины будут доставлять боль снова и снова. Это в их природе.
Я трогаю себя. Чувствую, как ускоряется биение моего сердца. Облизываю губы и провожу пальцами вверх-вниз по другим губам. Инстинктивно сжимаю ноги вместе, затем раскрываю, отчаянно желая получить освобождение.
Он не слышал твою песню. Ни одной ноты.
Он глухой.
Распахиваю глаза. Внезапно вижу лицо Клейтона, но не сексуальное, а тот безразличный профиль на театральной вечеринке. В тот первый раз, когда увидела его. Я слышу, как снова пытаюсь прилечь его внимание.
Затем вспоминаю, как Клейтон уходит, словно я не стою даже его дыхания.
Я вижу его таким, каким он был, после того как поймал меня поющей в аудитории. Угрожающий изгиб губ в хмурой гримасе… татуировка на шее… тяжелый взгляд глаз, осматривающих меня сверху вниз.
У меня нет проблем с гневом.
У меня проблемы с глухотой.
По какой-то причине эти слова поражают меня настолько сильно, что моя фантазия разбивается вдребезги так же быстро, как и появилась. Вдруг я становлюсь просто девушкой, лежащей на кровати с рукой между ног.
Глаза наполняются слезами. Я прикусываю губу, не позволяя им пролиться, но, когда поворачиваюсь на бок, чтобы попытаться заснуть, они стекают на мою подушку.
Не знаю, удалось ли мне в итоге поспать. Кажется, что я моргнула, и наступило утро. Магическим образом Сэм, и ее тихое посапывание, возвращаются в общежитие, где бы они до этого ни были. На моем телефоне отражается дата — та самая пятница, наступления которой я больше всего боялась.
У меня словно боязнь сцены, и я никогда не была даже рядом с ней.
Меня тошнит, но желудок пуст, поскольку я не ела со вчерашнего завтрака.
Когда я сажусь, у меня кружится голова. Утренние лучи сквозь жалюзи касаются моего лица оранжевыми огненными полосами. За окном нет и намека на дождь, только золотистый солнечный свет и щебетание птиц.
Чертовски круто.
После того как я одеваюсь и упаковываю сумку со своим нарядом, который надену после представления, а также косметику для сценического макияжа, замечаю Сэм, которая сидит на краю кровати в одной из своих старых футболок и взглядом полным безнадежности смотрит в окно.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, подходя к ней.
Она ухмыляется и говорит:
— Ну, есть один парень, Томас. И у него есть планы на меня в эти выходные.
— Это хорошая новость! Ох, — хмурюсь я. — Он вообще тебе нравится?
— Есть одна проблема. Он, как мне кажется, симпатичный. — Подозреваю, что я ни с чем не смогу сравнить монотонный голос, с каким Сэм называет парня «симпатичным». — Но, понимаешь, он играет на фаготе.
Я приподнимаю брови.
— Вот как?
— Я не могу быть с тем, кто играет на фаготе.
В окне я замечаю парней из братства, играющих в фрисби, но сегодня на них надеты рубашки. Интересно, принес ли дождь с собой прохладу.
— В парнях, которыми мы увлекаемся, есть что-то такое, с чем мы не можем справиться, — задумчиво говорю я Сэм, наблюдая, как один из парней бежит по траве, и чуть не падает в фонтан в погоне за фрисби. — Может быть, если мы попытаемся дать фаготу еще один шанс, послушать его по-новому, мы могли бы… начать ему симпатизировать. Может быть, он звучит не так ужасно, как мы думали. Может быть, в нем есть… что-то прекрасное.
О ком именно я сейчас говорю?
Сэм буквально выдыхает следующие слова:
— Ты, очевидно, никогда не слышала фагот.
Я поворачиваюсь к ней.
— Почему бы тебе не пригласить его на мой сегодняшний спектакль? У меня есть пара билетов. Я оставлю их тебе на кассе. Это хороший вариант, поскольку вы увидите ужасную постановку, в которой я продемонстрирую отсутствие своего таланта, а потом у тебя будет прекрасная возможность просто вернуться в комнату, если больше не захочешь проводить с ним время.
— Мальчик-фагот, — угрюмо бормочет Сэм.
Я сажусь на кровать напротив нее. Моя сумка с тяжелым стуком приземляется у ног.
— Держу пари, ты могла бы сочинить несколько красивых мелодий, используя свое пианино и его фагот.
— Или флейту. Или гобой. Да буквально что угодно, кроме фагота.
— Дай ему шанс, — упорствую я, — но только если он тебе нравится. Я все равно оставлю для тебя билеты, воспользуешься ты ими или нет.
Сэм встречается со мной взглядом. Коротко вздыхает и говорит:
— Я никогда не благодарила тебя… за всю одежду и… за прическу… и…
— Не стоит, — уверяю я. — Я сделала это не потому, что с тобой было что-то не так, Сэм. Тебе следует быть такой, какой ты хочешь, выглядеть так, как хочешь выглядеть. Надень эту старую невыразительную футболку, если хочешь, — дразню я ее. — Я… просто хотела показать тебе другой мир. Хочу, чтобы ты увидела другие варианты. Чтобы ты задумалась о том, почему кто-то выбирает в качестве музыкального инструмента фагот.
— Безумец, наверное, — заявляет Сэм.
— Каждый заслуживает кусочек мира, — продолжаю я, стоя в тесной полутемной комнате общежития, — но не всем нам даны одинаковые шансы, не так ли? Несмотря на это, важно делать все возможное, используя то, что имеешь. Не обращая внимания на усилия других людей, которые пытаются держать тебя прижатой к земле. Что может быть лучше того, чтобы превратить их усилия в пустую трату времени?
Интересно, сколько раз беспечная критика моей матери удерживала меня от осуществления моей мечты? Я вспоминаю холодный взгляд сестры во время своей последней неудачи и задаюсь вопросом, как часто я позволяла их усилиям удерживать меня в ловушке ожиданий семьи Лебо.
На мою страстную речь Сэм приподнимает подбородок и говорит:
— Думаю, фагот может звучать как английский рог. Ну, вроде того.
Это начало.
— Знаешь что, Сэм? Я умираю с голоду, — говорю я. — Хочешь позавтракать со мной перед занятием?