Страница 4 из 58
— Привет, — бормочу я, поднимая стакан, который дал мне Фредди. — Кто-нибудь хочет пива?
— Ты пробовала его? — взволнованно спрашивает Виктория.
— Я бы предпочла не делать этого. Кроме того, в него явно что-то подмешано и от него пахнет кошачьей мочой.
Тот, которого она назвала «Другой Эрик», стройный парень с оливковой кожей, аккуратно берет стакан из моих рук.
— Это кошачья моча домашнего приготовления. — А затем уточняет с застенчивой улыбкой: — Это кошачья моча моего домашнего приготовления.
— Ох, — мое лицо сразу же краснеет. — П-прости, Другой Эрик. Я просто запаниковала. Тот рыжебородый парень угостил меня выпивкой и вывалил на меня кучу информации о том, что ставит пьесу, и я просто…
— Фредди, — пожимает плечами Другой Эрик. — Он неплохой парень. Просто он ирландец.
— Я уверена, что этот зал — ничто, по сравнению с тем, к чему ты привыкла в Нью-Йорке, — говорит девушка, сидящая на полу. У нее черные как смоль, непослушные, торчащие во все стороны волосы, а глаза так густо подведены черным карандашом, будто кровоточат.
— На самом деле, театры в Нью-Йорке довольно маленькие, — признаю я. Данный зал удивительно большой и практически двухъярусный, проход отделяет последние шесть рядов от передних. Я догадываюсь, что в Техасе всё больше: у них больше места для игр, чем в тесном Нью-Йорке.
— Чем меньше зал, тем проще его заполнить, — замечает Другой Эрик. — Мы никогда не распродаем все места.
Виктория внезапно хватает меня за руку.
— Она училась в академии Ригби и Клаудио. Эта птичка знает места.
— Получается, ты будешь обучаться по программе выпускников? — спрашивает девушка с пола.
— Нет, я на втором курсе. Я бросила ту школу спустя год. Она… она не подходила для меня. — Вдохновленная их вниманием, я позволяю себе выговориться. — Школа искусств в Нью-Йорке — это не совсем то место, которое ты надеешься увидеть. Я не изучила ничего нового, чего бы уже не знала. Все студенты думают, что они знают всё. — Меня уже было не остановить. — Профессоры — несостоявшиеся актеры, обвиняющие студентов в своих неудачах. В половине случаев это я обучала их. — Негодование льется из меня как испорченное вино. — Клаудио Вергас — придурок. — Чувствую, как трясутся мои руки, когда я просто произношу это грубое слово. — А Ригби? Вам повезет, если вы увидите его хотя бы раз за семестр. Не заставляйте меня рассказывать про дураков, руководящих танцевальным институтом.
— Пожалуйста, — призывает меня Виктория, — расскажи про дураков, руководящих танцевальным институтом.
Эта фраза вызывает всеобщий смех.
— Это все так претенциозно, — продолжаю я. Я жаждала этого освобождения. Мои родители никогда не слушали. Мне очень нужно высказаться. — Они заставляют тебя платить такую большую сумму денег только для того, чтобы финансировать свои собственные дрянные постановки на Бродвее — и они никогда не имеют успеха. Когда-то они ставили пьесу, в которой все декорации были… стульями. Стулья были поставлены рядом, чтобы принять форму кровати, стены… большого стула.
— Звучит круто, — бормочет девушка с пола.
— Это было не так, — уверяю я ее. — Потом, во время изнурительной пятичасовой репетиции этой странной модернизированной версии Ромео и Джульетты, полной всякой отсебятины, кожи и доминантов, я поняла…
Слова неожиданно застревают в горле из-за картины, представшей перед моими глазами.
Из-за кулис выходит парень, чье лицо софиты освещают так сильно, что кажется, его кремовая кожа сияет.
Я слышу лишь свое дыхание, ничего больше.
Сердце пропускает удар.
Его привлекательное лицо, словно высеченное из камня, покрыто колючей щетиной. Даже отсюда его нереальные глаза блестят, словно осколки стекла.
Я с трудом сглатываю.
Хочу запустить пальцы в копну его каштановых волос, которые отбрасывают тень на его лоб.
А его тело... Черт. Его великолепное, мускулистое тело. Я видела бесчисленное множество потрясающих актеров мужского пола, но мгновенно забыла про всех в его присутствии.
И я все еще пытаюсь закончить свое чертово предложение.
— И… и я поняла, что…
На нем надета серая футболка, облегающая его так, словно сшита специального для него, чтобы соответствовать каждому восхитительному контуру тела, начиная с широких плеч и заканчивая накачанными бицепсами. Я могу представить, как он поднимает меня одной рукой.
— И… — все еще пытаюсь выдавить из себя хоть слово. — И я поняла, что…
Его светло-голубые джинсы с дырками на коленях низко сидят на бедрах.
— И…
— Продолжай, — поощряет меня Виктория.
Сейчас он возле стола с пивом, и мне открывается прекрасный вид на его задницу. Я хочу схватить ее или разорвать его чертовы джинсы. Он превращает меня в дикое животное.
Я никогда не чувствовала ничего подобного, и мне стыдно за себя.
— И нашла себя, — заканчиваю я. Может быть, это и было тем предложением, которое я искала так долго. — Знаете, что? Думаю, я попробую пиво.
— Я выпил его, — извиняясь, говорит Эрик, показывая пустой стаканчик.
— Я планировала взять то, в которое ничего не подмешано, — рассеяно шучу я. — Я… я сейчас вернусь.
Я разворачиваюсь и поднимаюсь на сцену. С каждым шагом мои нервы натягиваются все больше и больше. Не думаю, что могу сделать это. Увидев его возле стола с пивом, я очень хочу передумать. Это безумие настолько не похоже на меня, что чувствую себя другим человеком, пока медленными шагами продвигаюсь к столу, словно иду по болоту.
Моей сестре это так легко дается. Она подходит к самым сексуальным парням, как будто им повезло, что они дышат с ней одним воздухом.
Но теперь настала моя очередь. Ее нет здесь. Только я.
Один шаг за раз.
Один вздох за раз.
Ты просто идешь на прослушивание, за исключением того факта, что это в десять миллиардов раз хуже, а кастинг-директор — самый сексуальный парень, которого ты когда-либо видела. Внезапно единственное, что я слышу, это мое дыхание, вдох и выдох. Затем ступаю на сцену, и каждый мой шаг отдается эхом в моем мозгу.
Подхожу так близко, что врезаюсь в стол. Кажется, он не замечает этого, слегка отворачивается и выглядит так, будто застрял в паутине своих темных и надоедливых мыслей. С ухмылкой я решаю, что он измученный художник. Человек многих тайн. Все нормально. Я тоже загадочный человек.
Вздыхаю, и это может стать самой большой ошибкой из всех. Он потрясающе пахнет. Намек на какой-то безымянный, мужественный одеколон вторгается в мои чувства, его пряность опьяняет меня. Он пахнет чистотой и чем-то странно успокаивающим, как чей-то чужой дом — безопасный, притягательный, но все же незнакомый.
Я должна заговорить. Мне нужно что-то сказать, чтобы привлечь его внимание. Не могу быть просто девушкой-призраком, которая скрывается. Делаю вдох, чтобы сказать хоть что-то, но ничего не происходит.
В своей сильной большой руке он держит стакан с пивом. Задумчиво изучает его. Это твой звездный час. У тебя даже есть прекрасное оправдание — ты новенькая и знакомишься с людьми.
Нет дара прекраснее, чем сейчас, поэтому он называется настоящим.
— Привет, — говорю я, используя свой самый сладкий голос.
Он даже не вздрагивает. После слишком долгого мгновения он делает глоток пива, а затем смотрит в него, как будто ему противно его собственное отражение. Господи, он выглядит так горячо, когда хмурится без всякой причины. Я пробую снова.
— Я Деззи.
Пиво уже в моей руке, но я даже не помню, как оно там оказалось. Его содержимое дрожит, вторя моим рукам.
— Я… я перевелась сюда. Второй курс. Ты актер? Ты выглядишь, как актер.
Все еще никакой реакции. Он поднимает свою голову к потолку сцены, будто там есть что-то более интересное, чем я, пытающаяся привлечь его внимание. Ну, знаешь, как назойливая муха.
В этот момент я замечаю абсолютно сексуальную темную татуировку, бегущую по его мощной шее, вызывая вопрос, что еще он скрывает под этой футболкой.