Страница 3 из 58
— Занятия начинаются послезавтра, поэтому она, наверное, приедет завтра или…
— Или вообще не приедет, — заканчивает она. — Иногда они неожиданно переводятся или просто меняют планы. Моя подруга Лена в прошлом семестре жила одна.
— Не вселяй в меня надежду.
Мой телефон вибрирует. Я опускаю на него взгляд и вижу фото мамы на заставке, она как всегда гламурна и готова блистать в свете камер. Прижимаю телефон к груди, не желая рисковать, вдруг ее узнает Виктория. Я не готова к тому, что кто-то узнает, чья я дочь.
— Мамочка и папочка?
— Что-то вроде того, — признаюсь я, до сих пор держа телефон вне поля ее зрения.
— Ты была избавлена от компании моих родителей, опоздав на пять минут. Никто не хочет видеть, как ругаются черная женщина и маленький китаец.
— О, ты наполовину китаянка?
Телефон продолжает вибрировать у моей груди. Я продолжаю вежливо подавлять его звук.
— Он мой отчим, но я зову его папой с тех пор как они поженились, когда мне было два. Мой биологический отец сбежал.
Телефон перестает гудеть. Она замечает это и задумчиво улыбается.
— Похоже, ты теперь в безопасности. Увидимся через тридцать минут, Дез.
Она исчезает в своей комнате. На экране телефона высвечивается оповещение об оставленном голосовом сообщении. Я удаляю его и, внезапно вдохновленная идеей, пишу Рэнди, моему единственному другу из той удушливой элитной академии, с которым поддерживаю связь. Он беспечный гей-драматург моего возраста, которого я бы очень хотела взять с собой в Техас. Он, наверное, является единственным, из-за кого я жалею, что бросила эту жестокую снобистскую школу. Печатаю ему, спрашивая, как у него дела и почему до сих пор ничего от него не слышала. Затем пялюсь в экран телефона и взволнованно жду его ответа.
Я все еще жду ответа, когда полчаса спустя Виктория стучит в мою дверь.
Прогулка гораздо менее страшная, чем она мне описывала. Театральный факультет находится всего в пяти минутах ходьбы. По пути к нему мы проходим мимо огромного внутреннего двора и фонтана, потом сквозь туннель, над которым находится здание факультета искусств, рядом с университетским центром, вокруг высокого, с панорамными окнами здания музыкального факультета, в котором, как я представляю, «похоронено» тело моей таинственной соседки.
Театральный факультет представляет собой гигантское здание из красного кирпича с башней, возвышающейся на три этажа, больше похожей на хвост скорпиона. Спереди идет ряд стеклянных зубцов, каждый из которых заканчивается большими двойными дверями, которые словно говорят: «Театр, танцы, совершенство».
Когда мы подходим к дверям, по какой-то неведомой мне причине в своем сознании я слышу звук открываемых моими родителями бутылок шампанского. Я снова и снова слышу холодные слова матери, сказанные мне, когда вернулась домой, после того как бросила академию: «Ты попросту не готова для сцены, куколка. Однажды наступит и твой звездный час».
Затем слышу слова отца: «Хороший актер слушает, прежде чем сказать. Самый лучший актер просто слушает». Что бы это ни значило.
Когда Виктория проводит нас через стеклянные двери, я осматриваюсь.
— Весь свет выключен. Мы ждем представителя факультета?
— Нет, дорогая. Этот сбор организован не факультетом. Старшекурсники организовывают его в начале каждого года. Там будет выпивка. Уверена, некоторые преподаватели знают об этом, но делают вид, что не знают. Только определенным студентам разрешено тут присутствовать.
— Каким студентам?
— Только тем, кто имеет значение, — всезнающе улыбается она.
Боковой вход открыт, пропуская внутрь свет от фонарей на стоянке. Внутри стоит парень, облокотившись на стену, в облаке дыма, который исходит от сигареты в его руках. У него взлохмачены волосы, он тощий и выглядит так, словно живет в картонной коробке на Бликер-стрит. Парень замечает нас, лениво приподнимает веки, смотрит на меня и кивает. Я уже собираюсь поздороваться с ним, когда Виктория уводит меня в открытую дверь и шепчет:
— Это Эрни. Он просто крыса, ненавидит жизнь, и, я уверена, находится под кайфом все двадцать пять часов в сутки.
Боковая дверь открывает вид на маленькую, полностью пустую лаунж-зону. Мы продолжаем следовать по освещенному коридору и попадаем в нечто похожее на репетиционное пространство, которое выглядит как баскетбольная площадка, только без корзин. По бокам комнаты находятся двери, ведущие за кулисы.
— Вау, что-то новенькое, — бормочет она, наши шаги отчетливо слышны при столкновении с твердым полом. — Вечеринка должна быть в главном зале.
— У нас будут неприятности из-за этого?
В ответ на мой вопрос она пожимает плечами, потом замечает свою подругу и пересекает сцену, чтобы поприветствовать ее, оставляя меня в полном одиночестве.
Затемненные кулисы сцены, обрамленные свисающими сверху красными длинными шторами, усеянные стойками незакрепленных рамп, обмотанные кабелем, скрывают большую установку на колесах, больше похожую на стереосистемы из девяностых. На сцене стоит группка студентов, они общаются и смеются, только отблески софитов освещают их. Среди рядов кресел расположились студенты, развалились на креслах и общаются между собой. Где-то в проходе — хотя мне и сложно разглядеть хоть что-то из-за яркого света, бьющего прямо в лицо — танцует парень с оголенным торсом, подстрекаемый своими друзьями.
Виктория сказала, что эта театральная вечеринка начинается в восемь, но, кажется, она началась гораздо раньше.
— Ты новенькая.
Я поворачиваюсь на глухой грубоватый голос. Рядом со мной стоит невысокий лысый мужчина с бородой и сверкающими глазами. Его тело крепкое и мускулистое, живот натягивает его зеленую клетчатую рубашку. Его борода рыжая и аккуратно подстриженная, выглядит как яркий ковер на его бледном веснушчатом лице.
— Привет, — улыбаюсь я в ответ.
— Держи пиво, — он предлагает мне второй стакан, который я не заметила прежде. Я принимаю его, но не рискую сделать глоток. — Ты выглядишь взрослой для первокурсницы.
Очаровательно.
— Спасибо.
— Фредди, — говорит он, протягивая свободную руку. Я пожимаю ее и сразу же жалею об этом, потому что его рука скользкая и мокрая, словно я держу лягушку. — Очевидно, что ты актриса.
Он даже не спросил мое имя.
— Очевидно, — соглашаюсь я, оглядываясь по сторонам в поисках того, кто мог бы меня спасти.
— Я ставлю пьесу на сцене-коробке. Старт в ноябре. Тебе определенно следует пройти прослушивание.
— Правда?
Куда, черт возьми, пропала Виктория?
— Ты идеально подходишь на все роли. На все. Даже на роль парней. Ты потрясающая.
Я делаю шаг назад и понимаю, что нахожусь в шаге от падения со сцены. Близко. Хотя это был бы оригинальный способ познакомиться со всеми — со сломанными конечностями и сотрясением мозга.
— Сколько тебе лет? Двадцать два? Двадцать три? — спрашивает он невнятно.
— Я актриса, — отвечаю я. — Я могу быть любого возраста.
Фредди смеется над моей шуткой немного громче, чем требуется.
—Божечки, ты еще и очень забавная.
Откуда-то из тени кулис появляется Виктория, сверкая глазами.
—Деззи!
Спасена.
— Приветик, Виктория. Ты, эм… хотела мне что-то показать?
Я пристально смотрю на нее, надеясь, что она поймет мой намек. Она умна и все понимает.
— Конечно. Извини нас, Фредди. — Она тянет меня к сиденьям внизу сцены, а Фредди грустно и безмолвно стонет на прощание.
— Ты бросила меня, — шиплю я на нее.
— Извини, не видела Марселлу все лето. Сучка думает, что может получить роль Эмили. Ей следовало бы стать режиссером-постановщиком. Мы вроде как сестры на сцене, — объясняет она, — обреченные на прослушивание одних и тех же ролей.
— Режиссером-постановщиком? Это же техническая специализация.
— Нет, нет. Я про действующую пьесу. Роль режиссера в спектакле «Наш город». Это первая осенняя постановка. Вникай, Деззи! — Она тянет меня за руки. — Эрик. Другой Эрик. Эллис. Стэнли, — представляет она по очереди каждого из своих друзей, которые стоят в группе в конце пятого ряда. — А это моя соседка напротив — Деззи, — говорит Виктория. — Она из Нью-Йорка, — дерзко добавляет она.