Страница 33 из 58
— Да? — говорю я еле слышно, но это слово прекрасно разносится в тишине зала.
— Не хочешь присоединиться к нам? — Терпеливый голос Нины звенит в комнате, пронзая меня, словно ледяное копье.
Я с трудом сглатываю.
— Да, конечно. Извините. Да.
Сценарий выпадает из моих рук. Откладываю телефон и беру с пола сценарий, листаю его, пока не нахожу начало своих слов.
— Налево, — произносит она.
Я двигаюсь, занимая свое место там, откуда, как мне кажется, я должна выходить.
— Другое лево.
— Извините.
Иду в другой конец, каждый шаг отдается в ушах. Чувствую на себе тяжесть каждой пары глаз. Внезапно ловлю себя на мысли, не рассказала ли Виктория кому-то еще о том, что обнаружила. Я стала параноиком? Сколько людей в этой комнате знают, кто я такая?
Репетиция проходит так же ужасно, как того и ожидала. Каждая сказанная мной фраза холодна и безэмоциональна. Каждый раз, выходя на сцену, чувствую себя некомфортно. Я прошу Нину повторять ее указания, с каждым разом чувствуя себя все глупее. Из-за холодного терпеливого взгляда, которым она меня одаривает во время нахождения на сцене, я чувствую себя ростом в пару сантиметров.
Репетиция заканчивается в десять, и я недостаточно быстро собираю свои вещи. Когда закидываю сумку на плечо, готовая уйти, на меня падает тень. Поднимаю взгляд и вижу Эрика.
— Ты выглядишь напряженной, — говорит он.
Я вздыхаю, прислоняясь к стене.
Поскольку почти все уже ушли и остались только мы и пара людей, болтающих в другом конце помещения, я бросаю сумку на пол и выпаливаю:
— Я облажалась.
— Ну…
— Я так сильно облажалась, Эрик, — говорю и выплескиваю все свое разочарование, которое копилось во мне последние пару дней. — Нина ненавидит меня.
— Нина дала тебе эту роль. Она не ненавидит тебя.
— И Виктория ненавидит меня. И ты ненавидишь меня.
— Нет, нет. Я не Виктория, — говорит он, указывая пальцем мне в лицо. — Мы очень разные люди.
— Ты ничего не сказал, когда она набросилась на меня, — замечаю я. — Я просто подумала, что ты с ней согласен и…
— Виктория… обидчивая. Она всегда была такой. Не думай о ней. И о том, как ты облажалась, — продолжает он, — все лажают на репетиции. В этом ее суть. Чтобы лажать. Ты слышала двадцать тысяч вступительных реплик помощника режиссера? Он как будто говорил с огурцом во рту. Так что лажай, Деззи. Сейчас самое время лажать.
Я пытаюсь вздохнуть, но с губ срывается смешок.
— Так вот что это такое? «Наша Лажа»?
— «Лажовый городишко» — соглашается он.
Смотрю в телефон. Ничего.
— Может быть, я позволяю… кое-чему еще… действовать мне на нервы.
— Хочешь вместе пообсуждать мальчиков в «Толпе»?
— Эрик, я устала.
— Я тоже. К тому же, у меня занятия рано утром. Но мы все равно идем в «Толпу».
— Мы?
Спустя двадцать пять минут мы с Эриком сидим за тем же самым столиком рядом с крошечной сценой в баре «Толпа и песня». В понедельник вечером здесь намного меньше шума. Играют те же музыканты — сексуальный гитарист, которым одержима Виктория, и его друг на фортепиано, — а мы с Эриком обсуждаем наши проблемы с мальчиками.
— …поэтому я сказал ему: «Послушай, я не любитель анала», — продолжает Эрик, — а он назвал меня «гей-аномалией» и сказал, что мне нужно пересмотреть эту точку зрения, или он пересмотрит свое отношение ко мне. Кто, черт возьми, выдвигает такие ультиматумы?
— …и вот я здесь, — говорю я, выплеснув свою проблему, — жду от него сообщений после того, как у нас был потрясающий вечер в субботу… Вот какого черта?! Все закончилось хорошо. И теперь я смотрю на свой телефон так, словно подхватила любовную заразу…
— Я бы ни секунду не мирился с этим, — отвечает мне Эрик. — Ты хоть знаешь, сколько парней спрашивали меня, свободна ли ты? Парни, которых я хотел бы в свою команду. Везучая сучка.
— Мне нужен только он, — жалуюсь я, закрывая лицо руками.
— Эй, ты.
Голос разносится по залу, прерывая нашу с Эриком беседу. Я смотрю в сторону сцены и замечаю смотрящего на меня музыканта, гитара которого лежит на коленях, а микрофон поднесен ко рту.
— Да, ты, — говорит он, улыбаясь. — Я помню тебя. У тебя есть новая песня для нас?
Мы с Эриком обмениваемся взглядами, прежде чем я снова смотрю на него.
— Я не певица.
— Черта с два, — выплевывает он в ответ.
— Нет, правда, — говорю я, обменявшись смешками с Эриком, — это хобби. Мне больше нравится быть девчонкой, которая поет в душе.
Девчонкой. Вы только послушайте, я уже говорю по-техасски.
— Давай, девочка. Я знаю, что в тебе что-то есть. Не скрывай это от меня. — Гитарист берет на гитаре мощный аккорд, вызывая этим пару одобрительных возгласов из глубины зала. — В каждом из нас есть какая-то тоска. Чувства. Боль. Разве ты не хочешь избавиться от этой боли?
Я делаю вздох.
— Ну, если ты так ставишь вопрос.
Мгновение спустя гитарист выводит меня на сцену, и я стою перед микрофоном, лицом к аудитории, которая в десять раз меньше, чем была в прошлый раз.
Хотя Клейтона здесь нет, представляю его лицо, сфокусировавшись на пустом столе посреди зала. А потом приходит песня, слова сами формируются в моей голове, и я позволяю им литься, когда музыканты начинают импровизировать, следуя за мной. Никаких репетиций. Никаких осуждающих взглядов. Я просто открываю свое сердце находящимся здесь людям.
На последней ноте песни мой телефон тихо вибрирует.
Глава 16
Клейтон
Я смотрю на сообщение, которое только что отправил Деззи.
Все внутри меня дрожит. Каждый нерв в теле скручен в узел.
Брант и Дмитрий играют на приставке, зажав меня между собой на диване, из-за чего я чувствую каждое движение, рывки и раздражающее подпрыгивание на месте.
Делаю очередной большой глоток пива, потом пристально смотрю на телефон, отчаянно ожидая ответа.
Дмитрий трогает меня за руку, но я игнорирую его. Он сует свои руки мне в лицо, жестикулируя.
— Хочешь поиграть? Мне нужен перерыв.
Но последнее, чем мне хочется сейчас заниматься — это играть против Бранта; он чертов вундеркинд в играх, ни у кого против него нет шансов.
Воскресенье прошло в полном беспорядке. Понедельник был не лучше. Я знал, что не должен позволять девушке поступать так со мной. Сколько раз я уже предупреждал себя?
Это мое лучшее и одновременно худшее качество — я никогда не учусь на ошибках.
Но Брант и Дмитрий продолжали подталкивать меня к Деззи, как будто знали, что лучше для меня. Если бы они знали хоть что-то, то не лезли бы не в свое дело и позволили мне спокойно страдать.
Я решаю снова написать Деззи. Я буду писать ей до тех пор, пока не получу гребаного ответа.
Через час Брант уходит в боулинг, о чем я узнаю по торопливым жестам Дмитрия после того, как он прекращает играть в Xbox. Он добавляет, что ему нужно закончить какой-то рассказ на завтра, а затем закрывается в своей комнате, чтобы подрочить — даже без слуха я знаю, что, черт возьми, он там делает.
А может, я вообще ничего не знаю. Возможно, я совершил огромную ошибку, отшив Деззи.
Но, проснувшись в воскресенье, я столкнулся с жестокой реальностью. Это ощущалось как не просто легкое похмелье. Было такое чувство, словно я только что проснулся от великолепного сна, в который не мог вернуться. Я чувствовал себя разочарованным, потерянным и одержимым.
Я все еще чувствую себя разочарованным, потерянным и одержимым.
Внезапно мне снова семнадцать, и Лейси Торрингтон смеется надо мной в кафетерии, когда я приглашаю ее на танцы. Чувак, с которым она ходила — придурок, капитан команды по реслингу по имени Джерри, столкнулся со мной после пятого урока. Я не мог понять, что он говорил, но, судя по смеющимся лицам, окружавшим меня в коридоре, он не хвалил мою обувь. Стычка закончилась тем, что тренер оттащил меня от окровавленного, брызжущего слюной лица Джерри. Никто в коридоре больше не смеялся.