Страница 11 из 58
На удивление, я спокойна. Не видела Клейтона с тех пор, как записалась на смену в среду, что довольно странно, поскольку привыкла ежедневно сталкиваться с ним.
Это несправедливо. Каждая мелочь, которую я делаю, так или иначе связана с Клейтоном. Когда решаю, где пообедать, задумываюсь, может ли он обедать в том же месте в это же время. Когда иду по коридорам на свои занятия, мне интересно, столкнусь ли я с ним за углом, или встретимся ли мы друг с другом в вестибюле, или во дворе. Это сумасшествие, насколько далеко тебя может завести одержимость человеком, диктуя весь твой день, издеваясь над твоим умом до такой степени, что даже выбор чертового туалета становится тяжелым — потому что в любой момент дня я могу столкнуться с ним. Даже по дороге в туалет.
Но я все еще не видела его и, скорее всего, не увижу.
Даже не замечаю, как открывается дверь репетиционной комнаты, когда чей-то голос вырывает меня из мыслей.
— Дездемона Лебо. — Голос принадлежит девушке с синими волосами и кольцом в носу, одной из помощниц режиссера. — Мы готовы принять вас.
В дальнем конце комнаты стоит стол, за которым терпеливо ожидая моего прослушивания, сидят четыре хладнокровных человека. У каждого из которых день был ужаснее, чем у предыдущего. Никто из них не улыбается. Единственным знакомым из этих четырех человек оказывает мой профессор актерского мастерства Нина Паризи — женщина с колючим взглядом и жестким стержнем, чья карамельного цвета кожа нависает над глазами, словно она не спала шестьдесят шесть лет.
— Здравствуйте, — говорю я, занимая место перед ними. Не знаю, насколько близко нужно стоять, поэтому останавливаюсь на расстоянии около десяти метров, хотя мне и это кажется слишком близким. — Я Д-дездемона Лебо, и собираюсь принимать участие в постановке… Извините, нет. Я исполню версию оригинальной песни, которая называется «Дворец из камня»… А также драматический кусок из пьесы Д-д-дэмиена Ригби «Приглушите крик».
Затем, со всеми причитающимися эмоциями, я выступаю.
— Как все прошло? — спрашивает Виктория, как только выхожу.
Я вернулась в вестибюль, заполненный остальными студентами, которые либо уже прошли прослушивание, либо все еще с нетерпением ждут его, рассказывая монологи стенам, лестницам или друг другу. В этом есть своеобразное облегчение наблюдать за тем, как они готовятся, зная, что мое прослушивание уже прошло, и я не испытываю ту тревогу, что заметна на их лицах и в заламывании рук.
— Нормально, я думаю.
— Просто нормально? — хмурится она в ответ на мои слова. — Ничего страшного. Нервы берут над нами верх. Может быть, весенние прослушивания пройдут у тебя лучше.
Я улыбаюсь.
— Как прошло твое?
— Идеально!
На ее лице застыло выражение экстаза. Как будто она в течение часа умирала от желания выразить, насколько прекрасно прошло ее прослушивание. И именно это она и делает, описывая мне все малейшие детали.
— О, Дез, ты должна пойти с нами! — неожиданно восклицает она. — После прослушивания мы собираемся пойти в бар «Толпа и песня».
Я прищуриваюсь, смотря на нее.
— Чьи стринги? (Примеч.: Оригинальное название заведения «Throng & Song». Слово «throng» помимо значения «толпа» имеет и другое значение — «стринги»).
— «Толпа». Пошли с нами! Это театральная тусовка.
Учитывая, что сегодня пятница, а с прослушиванием закончено, у меня впереди выходные, полные свободы, поэтому я встречаюсь с Викторией, Эриком и Хлоей, и мы идем вниз по улице в пиано-бар под названием, которое упоминалось ранее — «Толпа и песня». Внутри оказалось очень много людей возраста студентов колледжа, большинство из которых, как я полагаю, недостаточно взрослые, чтобы пить. Корзины с картошкой фри и крылышками украшают каждый стол, а в воздухе витает тонкая завеса дыма.
Мы заказываем столик рядом с маленькой круглой сценой, на которой стоит самое захудалое пианино, что я только видела, и стул, на котором сидит гитарист, наигрывая мелодию, и очень тихо поет в густом шуме комнаты. Виктория рассказывает мне что-то о своем прослушивании, а я просто улыбаюсь и киваю, не слыша ни слова из того, что она говорит. Мы не пробыли здесь и двух минут, а я уже чувствую сонливость от шума и дыма.
Подходит официантка и спрашивает каждого из нас, что мы хотим из бара. Чтобы быть услышанной, ей приходится наклоняться настолько близко, что она могла бы поцеловать нас. Ее слова щекочут мое ухо так, что я вздрагиваю, и отвечаю:
— Водку с тоником, пожалуйста.
Я не думала, что это возможно, но чем ближе к ночи, тем сильнее становится шум. Здесь так оглушительно громко, что я чувствую давление на стенки моего черепа, как будто в него вторгается армия звуков, и каждая клетка моего тела пытается защитить черепную коробку, сопротивляясь противнику. В какой-то момент я сжимаю голову, убежденная, что мой мозг сам воспроизводит эти звуки.
После трех бокалов водки с тоником и круга (или двух?) шотов текилы, на чем настаивали остальные, шум перестает меня волновать.
— Боже мой, — невнятно хихикает Виктория, наклоняясь ко мне. Мы все поменяли свои места за прошедший час, поэтому сейчас она почти сидит у меня на коленях. — Мне нужно еще, что бы это, блин, ни было. Это пойло было прекра-а-а-а-сно. — Эрик выкрикивает имя через стол. — А? — Эрик снова кричит его. — Что?
Гитарист заканчивает песню, и половина бара, которая действительно обращала на него внимание, шумно аплодирует, хор улюлюканья и свиста прорезает воздух.
— Спасибо, спасибо, — говорит музыкант и взмахивает рукой. — Я возьму перерыв десять минут, и вернусь к вам.
Когда гитарист уходит, Виктория наклоняется ко мне.
— Признание: я хочу от него детей.
Я хихикаю, хотя не уверена, это из-за того, что она сказала, или потому, что комната вращается.
— В этом мире нет ничего сексуальнее певца, — бормочу я ей на ухо.
— О! Я хочу услышать твое выступление с прослушивания!
Я смотрю на нее туманным взглядом.
— Ты уже слышала, глупенькая! Тринадцать раз подряд, помнишь?
— Я имею в виду твою песню, тупица!
— О, да, конечно, — смеюсь я. Из моего рта вылетают слюни, приземляясь на пыльный стол, и я хлопаю себя рукой по губам, что вызывает смех у Эрика. — Тихо! Я не напивалась с тех пор как… Я вообще никогда не напивалась… Уф, как это называется? Пить, напиваться, выпивать?
— Тебе следует пить чаще, — кричит Виктория в мое ухо. — Так ты намного веселее.
— Ты назвала меня скучной?
— Нет! Ты просто… менее скучная, когда напиваешься!
— Ты назвала меня скучной!
— Нет!
— Ты думаешь, я скучная? Эй, Другой Эрик! — кричу я, щурясь на него через стол. — Я скучная? Эй, Хлоя! Я скучная?!
Они что-то кричат в ответ, но я не слышу. Хлопаю рукой по столу, заставляя подпрыгнуть выпивку.
— Хорошо, тогда, — говорю я, предполагая их ответы, — я докажу вам, насколько я не скучная. Прямо сейчас докажу вам, что вы ошибаетесь.
Встаю из-за стола и спотыкаюсь об сцену. Смех Виктории сопровождает меня, вместе с какими-то словами, которые я не могу разобрать. Когда оказываюсь на сцене, пианист встречает меня с тревогой в глазах.
— Нет, нет, — говорю я ему, взмахнув рукой. — Не переживайте. Я актриса. У меня есть опыт в таких вещах.
Я не имею понятия, что хотела этим сказать.
— Извините! — произношу я в микрофон, а затем пять раз стучу по нему, и этот звук прорезает какофонию подшучиваний, крика и смеха.
К моему величайшему удивлению, на меня оборачиваются десятки пар глаз. Вижу каждого из обернувшихся сквозь туман дыма и света.
Черт возьми, я действительно привлекла их внимание.
— Мои друзья думают, что я скучная, — объясняю я посетителям бара, из-за чего в помещении становится еще тише, а они кажутся более заинтересованными. — И я хотела бы доказать им, что они ошибаются. Поэтому, пока наш сексуальный гитарист взял перерыв, я хотела бы спеть вам прекрасную песенку.