Полночная злодейка

Девушка не заметила, как нервозно задёргались мышцы на её лице за мгновение до того, как она, отпустив её ножку, заметила:

— Вы очень горды, чтобы надеть рабскую обувь… но, забыв о своей гордыне, просите помочь, когда начинает страдать ваша нежная кожа.

— Прошу помочь? — В глазах Габриэль чётко читалась злость. — Вы сказали — прошу? — Она поднялась на ноги, игнорируя боль, ощутив нежданный прилив сил, и высоко задрала подбородок. — Можете не переживать, капитанша, я никогда не стану просить вас помочь мне! — Габриэль развернулась и прокричала смотрящим на них Берте и Портерию: — Ну и чего вы ожидаете?

Она пошла дальше, испытывая при каждом шаге боль, которую невозможно описать.

Габриэль решительно шла, а вечернее зарево плавно переходило в ночную тьму.

— Я вам на сегодня ещё необходима, госпожа?

Марсела Мэтиус с пустыми глазами развернулась к седой особе не очень высокого роста, которая встала в дверном проёме её маленькой гостиной. Она нехотя свела брови, хотя всегда следила за выражением своего лица, оберегая от очередных морщин своё уже далеко не моложавое лицо, и качнула головой.

— Нет, Мария, ты на сегодня свободна, так что ступай, если хочется.

Мария кивнула и покинула гостиную. Марсела выждала, когда захлопнется дверь, и только тогда испустила судорожный вздох. Она, сама того не желая, чувствовала лёгкость, обретя наконец свободу от пытливых глаз Марии, хотя понимала, что лишь привязанность старой горничной является причиной этого интереса.

Мария знала свою госпожу с детских лет — это долго, чтобы не понимать, как та мучается; к тому же Мария обладала очень проницательным умом, чтобы не понять причины её тревоги. Ну и где же он? Марсела приблизилась к трюмо и застыла перед серебряным зеркалом. Она внимательно и без пристрастия смотрела на своё отражение, видя там женщину не первой свежести, но до сих пор превосходную. Ей припомнилась фразу, которую всегда твердил её ненаглядный Арсентий.

«Я самый счастливый мужчина, который женился на такой превосходной женщине, которая прекрасна душой и телом».

Он слыл поэтом, поэтому, скорее всего, и умер в молодости. Преодолев горечь потери, она ещё не понимала, что быть одной в скором времени станет меньшим несчастьем из того, что ожидало её после ухода из жизни супруга.

Марсела в потрясении узнала, что Арсентий не оставил ей ничего, кроме внушительных долгов.

Она отыскивала возможность любым способом поддержать саму себя. А тем временем окупили кредиторы, которые довели её до полного опустошения. Понемногу она продала всё, что у неё имелось, даже маленький домик, который купил ей Арсентий вскоре после того, как они обвенчались. Она с горечью поняла, что может выжить, лишь торгуя своим телом. Именно тогда на рынке она повстречала Пуанти.

Красивый, обаятельный Жером с глубоким понимаем её отчаянной ситуации… Она помнит, как ощутила на себе взгляд его глаз, когда стояла оголодавшая, выжидая удобный случай, чтобы схватить у зазевавшегося торговца какой-либо фрукт и кинуть в свою большую сумочку. Он великодушно принял её унизительную ситуацию. В тот день благодаря ему она сумела впервые за много времени сытно покушать. Потом Жером ухаживал за ней, сохраняя терпение и упорство, постоянно приходя к ней с маленькими подарочками и никогда не давая ей ощутить, что понимает, насколько для неё жизненно важна его поддержка… И когда он оплатил её долги, она восприняла это результатом естественного развития событий, случившихся как бы само по себе. И так же было естественно, когда она разрешила ему занять место Арсентия в своей кровати и в своём сердце. Она влюбилась в него. Марсела глядела на отражение залитого слезами лица, которое взирало на неё из серебряной зеркальной поверхности. Её светлые золотые локоны пока что были блестящими и густыми, белая нежная кожа милого лица лишь слегка была задета мелкими морщинами, в лазурных глазах отражалось синее летнее небо, а губы были созданы улыбаться… Но теперь она была далека от того, чтобы улыбаться. Шесть месяцев спустя с того дня, как она стала куртизанкой Жерома, Марсела впервые заметила необычные перемены в его манерах себя вести. Она чувствовала его растущую ярость, которую не могла понять или унять. Он часто заявлялся к ней расстроенный и едва сдерживал себя, чтобы не взорваться яростью. Поначалу она утешалась мыслями о том, что только ей удаётся снять с него тяжёлый груз неприятностей. Но в скоре она поняла, что именно эта её способность больше всего злила Жерома, несмотря на остроту её сострадания.

Долгими ночами Марсела лежала без сна, думая о своих отношениях с Жеромом, и догадываясь о причинах его переменчивого настроения. Правда таилась в том, что он не был готов по-настоящему любить. Прежние отношения Жерома были земными, только плотскими. Он не изъявил желания подчинить себя той силе власти, которая владеет всеми мыслями и поступками лишь потому, что один человек любит другого и также является любимым.

≪Настоящая любовь, — думала Марсела, — это означает, что нужно принести жертву какой-либо части себя во имя того, кого любишь. Жером рано или поздно сможет убедиться, что завоевал уже гораздо больше, чем потерял≫…

Марсела продолжала рассматривать сквозь лёгкую ткань хлопковой ночнушки голубого оттенка, которую любил Жером, свои плечи.

Конечно, её тело сохранило ещё привлекательность: груди были полны, талия была очень тонкой, живот был подтянутым, а округлые бёдра упругими. Длинные ноги, которые обожал Жером, были предметом её особенной ипостаси. К сожалению, в последние месяцы Жером уже практически перестал говорить ей красивые слова. Он был щедр в финансовом плане, но стал скупым в выражении своих чувств, а иногда выказывал даже незатаённую неприязнь, и она воспринимала это ещё больнее, чем материальные лишения. Тогда почему же она не прекратит такие отношения? В последние месяцы она задавала себе этот вопрос снова и снова, когда Жером всё реже и реже приходил к ней, а слухи о его атаках в борделях участились.

Ответ на данный вопрос не имел ничего общего с финансовым положением. Она знала, что необходима Жерому. Лишь у неё есть умение помочь ему избавиться от нервозного напряжения, что не сможет сделать больше никто. Поэтому то Марсела была убеждена, хотя Жером так и не разу не сказал даже слова о том, что он её любит. Но чем сильнее Жером зависел от неё, тем больше она его раздражала, чаще оказываясь незаменимой, и реже его видя. Марсела была бессильна против дурного предчувствия, которое всё глубже проникало к ней в сердце. В последние ночи, которые она провела одна, в тоске, в голову закрались смутные подозрения, что Жером доволен такими отношениями, которые обязательно должны другому делать больно. Марсела отгоняла от себя такие мысли, ведь любила его.

Но не из-за личных проблем она переживала в этот раз. Марсела опять и опять вернулась к новости, которая потрясла Аргос, её обсуждал каждый. Габриэль Дибос, не родная дочка Жерома, с которой он пылинки сдувал и души не чаял, была выкрадена из монастырской школы! И Жером был один наедине с этой печалью! Ему необходимо её утешение сильнее, чем когда-либо до этого! Марсела посмотрела на часы, стоящие на камине, и в ту же секунду до слуха донёсся скрип открывшейся входной двери. Дверь только раскрылась, а она уже вышла в прихожую. Марсела испустила горестный вздох. На пороге стоял Жером.

Марсела и помыслить не могла, что он явится к ней в таком неопрятном виде: помятый пиджачок, рубашка, наполовину расстёгнутая и с перекинутым галстуком, волосы растопорщены, в лице ни кровинки, а глаза…

Марсела расплакалась. Глаза Жерома были красного цвета, словно он… В миг она рухнула в его объятия. Она расслышала, как закрылась дверь за ним, когда он уткнулся лицом ей в грудь и заплакал.

Призрачные силуэты от болотной растительности становились длиньше. Рей едва сдерживала раздражение. Высокомерная леди Дибос шла, спотыкаясь, перед ней, и она, нехотя, признала, что эта маленькая дикарка победила, хотя внешне всё выглядело как раз не так. Конечно! Именно Габриэль поставила Рей на место… да ещё как… Тёплое женское тело, прижимавшееся к ней, когда она перекинула её к себе на плечо, не покидало мысли, несмотря на напряжение, которое нарастало с каждой пройденной милей, приближавшей их к берегу. Аромат тела Габриэль продолжал щекотать ноздри Рей. Она чересчур ясно, чтобы не испытывать неловкость, вспомнила, как скользнула девушка всеми своими достоинствами по её сильной округлой груди, когда она, не церемонясь, опустила её на землю. Осознав это, Рей, нехотя, заскрежетала зубами. Она опять представила пораненные ножки Габриэль, и внутри неё вновь всё перевернулось. Рей понимала, что Габриэль терпит эту боль лишь из желания досадить ей, но Рей от этого совсем не становилось легче. Её терзало это. Но ведь девчонка сама виновата! И дьявол с ней! Рей ведь предложила надеть сандалии, но девица отказалась от рабской обуви. Рей скривила полные губы и усмехнулась. А ведь у рабов хватает ума носить их! Решительная леди снова споткнулась и чуть не упала. Рей вытянула руку, намереваясь поддержать её, и мысленно застонала, поняв, что Габриэль с трудом стоит на ногах. А тем временем Портерий прибавил шаги, ощутив наступление полной тьмы. Рей не решалась попросить своих друзей идти помедленнее, ведь цель была близка, и каждая минута была дорога… Габриэль Дибос опять закачалась, её очевидная слабость всё больше проявлялась.