Страница 56 из 58
Они вышли на бомбометание по одному. Когда машина Белугина провела вторую атаку, ее достал огонь вражеской зенитки. Раненый Алтухов успел передать на землю радиограмму: "Стрелок Гончар убит в воздухе, машина горит" и сообщил координаты зениток. Последняя фраза была такой же, как в записной книжке штурмана: "Прощайте, товарищи".
Только вернувшись на аэродром, летчики узнали все подробности. Тогда они пополнили запасы горючего, бомб и отпросились на "сверхурочный" вылет. Место атаки было указано в радиограмме Алтухова. Бомбардировщики подошли к врагу на бреющем полете. Сначала они расстреляли из пулеметов зенитчиков, а после этого бомбовым залпом уничтожили орудия. Это был прощальный салют в честь погибших друзей.
О поисках и находках Маркова написали тогда в "Гатчинской правде". Фамилия Михаила Алексеевича, кстати, в ней не указывалась - в заметке фигурировал некий Никифоров. Дело в том, что, когда на место раскопок прибыл участковый, Марков предъявил ему удостоверение взрывника, одолженное у товарища, - сам-то он не имел права пользоваться взрывчаткой. По той же причине отсутствовал Михаил Алексеевич и во время торжественного захоронения героев, которых провожали со всеми воинскими почестями: с митингом, салютом, оркестром. Добрым словом помянули и отсутствующего следопыта. Пожилой майор, бывший фронтовик, рассказывал о поиске "Никифорова". Кроме родных погибших, официальных лиц присутствовали школьники, ребята, помогавшие Маркову в раскопках, местные жители. Многие плакали.
Наш же знакомый наблюдал всю церемонию из-за кустов, что росли неподалеку, и лишь потом, уже на обратном пути, незаметно присоединился к процессии. Именно тогда Марков почувствовал, как важно о павших героях поведать живым.
* * *
Что же такое наша память и почему одни события бесследно исчезают в ней, а другие обращают к себе мысли снова и снова и спустя годы каким-то неисповедимым образом сказываются на поступках, на судьбах. Из чего же складывается наше личное отношение к ним, личная заинтересованность?
Первое воспоминание о Великой Отечественной у меня, например, - из детства. Отцу, офицеру инженерных войск, было столько же, сколько мне сейчас, но к тому времени он уже успел пройти две войны: с белофиннами и фашистской Германией. Мать воевала на Ленинградском фронте. Друзья и знакомые моих родителей тоже, как правило, имели похожие биографии, и немудрено, что, встречаясь, они вспоминали недавно пережитое.
Потом из предместья мы переехали в большой город и отец снес куда-то все "вальтеры", "парабеллумы" и "браунинги", которые я потихоньку рассматривал в нижнем ящике стола. Друзья-однополчане еще заходили к нам на праздники, но шло время - кого-то переводили в другую часть, кто-то возвращался к мирной профессии, а кто-то умирал от давних ранений. Все меньше предметов в доме напоминало о суровом прошлом. Но оставался, правда, еще зеленый толстый альбом, й я мог часами рассматривать любительские снимки, на которых с трудом узнавал отца или мать, а иногда даже некоторых знакомых. Сделаны они были в окопах, на привале, в заснеженном лесу, возле разрушенного моста или подбитого танка.
Качество снимков неважное - бумага, видно, была плохо закреплена фиксажем и потому быстро пожелтела. И все же на ней проступали волнующие эпизоды, да что там эпизоды - молодость моих родителей. Помню, меня поразило тогда одно обстоятельство - на весь альбом всего четыре или пять "гражданских" карточек! И вот теперь, давно став взрослым, зная историю Великой Отечественной, помня о Бабьем Яре, Освенциме, миллионах погибших, прочтя Симонова, Шолохова, сотни раз видя войну на экранах кино и телевизора, зеленый альбом я все же отношу к самым глубоким, личным впечатлениям, словно через него "прошли" не только мои родители, но целое поколение.
* * *
Что такое находки Маркова? Да ведь это, по сути, вещественные доказательства подвига, реликвии, позволяющие нам не только лучше понять - ощутить далекие события, выработать личное отношение.
Однажды в стенной газете цеха появилась статья о находках заводского слесаря-сантехника. Приводились маршруты его поисков, называлось число найденных им самолетов. Было рассказано и о нескольких воздушных боях на Ленинградском фронте, подробности которых удалось восстановить Михаилу Алексеевичу. После этого начали подходить к нему товарищи по работе, инженеры, выпускники профтехучилища. Всех интересовало, как же ему удается отыскивать следы воздушных боев, поднимать искореженные машины с большой глубины. Марков терпеливо объяснял "методику" поисков, конструкцию лебедки (от взрывчатки он отказался), как по крупицам удается восстановить иногда картину сражения. "А посмотреть можно?" - этим вопросом-просьбой чаще всего заканчивались такие беседы. Марков никому не отказывал, замечая, что его знакомые, съездив раз-другой в "командировку", начинали интересоваться боями на Ленинградском фронте и ролью авиации в годы Великой Отечественной, выискивали книжки в библиотеках, встречались с ветеранами. Наконец, рано или поздно, по каким бы мотивам ни был совершен первый "выезд", всех увлекала история подвига, сами герои. Так вошел в поисковую группу инженер Владимир Сергеевич Хазов, монтер Виталий Константинович Осипов и многие другие. Начав с обыкновенного любопытства, они вскоре уже вовсю помогали поднимать самолеты, изобретали особые лебедки для подъема, посылали запросы в архивы.
Впрочем, популярность слесаря-сантехника гатчинского завода давно перешагнула границы проходной. После нескольких заметок в районной и областной газетах к Михаилу Алексеевичу начали отовсюду поступать письма. Иногда же люди, не зная домашнего адреса, приезжали в Гатчину и приходили прямо на завод, где работает Марков, так что вахтеры вскоре привыкли к неожиданным посетителям. Сколько поисков началось именно отсюда, с заводской проходной!
Как-то ему написал молодой лесничий из Молосковиц - Владимир Быков, написал о том, что знает места падения двух самолетов и может познакомить его с очевидцем воздушного боя.
Михаил Алексеевич взял отпуск. Быков встретил его на станции, и пока они ехали к лесничеству, а потом добирались до деревни Лапец, рассказывал о себе, о том, какой след оставила война в их семье, и, наконец, о самолетах. "Узнал о вас из "Смены", подумал - заинтересуетесь", - пояснил он.
В заболоченном лесу, среди редких чахлых сосенок лежали разбросанные взрывом обломки истребителя. Марков походил вокруг, осмотрел место и на следующий день начал раскопки. Извлекли пулемет, потом рацию. Так стало ясно, что машина командирская, ведь в начале войны рацию имели лишь командиры подразделений. Потом он встретился с Демурой и старый лесник пояснил: самолет, который они откопали, был покинут летчиком в воздухе. Второй же "ястребок" упал недалеко от его, Демуры, дома.
Что же произошло в августовский полдень сорок первого? Бой проходил на глазах Ивана Павловича. В небе схватились два истребителя И-16 и "мессершмитт". Врагу удалось подбить нашу машину, и пилот выпрыгнул с парашютом. Увидев его в воздухе, фашист развернулся и сделал заход, чтобы расстрелять советского летчика. Тогда второй "ястребок" бросился наперерез и таранил врага. "Мессер" с отрубленным хвостом вошел в штопор, но и для нашего героя столкновение оказалось роковым: спасая товарища, он погиб...
"Да, вот кстати и память о нем, - вдруг закончил рассказ очевидец боя и стал отстегивать ремешок ручных часов. - Коновалов была его фамилия, - и лесник протянул часы Маркову. - Коновалов".
Михаил Алексеевич с волнением взял часы, которые спустя тридцать пять лет исправно шли и точно показывали время. Он перевернул их и на задней крышке обнаружил дарственную надпись. Именной хронометр выдан был лейтенанту Коновалову Пантелеймону Дмитриевичу за боевые заслуги. Это позволило узнать еще одну строчку из незнакомой судьбы. Шли первые месяцы войны, а владелец часов уже успел, оказывается, проявить себя, заслужить благодарность. Интересно, знают ли о его последнем подвиге близкие? И как же сложилась судьба второго летчика?