Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 58



Он вывалился из ниши и кинулся влево по дну оврага. Десять, двадцать, пятьдесят метров - сколько успеть, но отбежать, укрыться за поворотом, отгородиться, пусть относительно, малость, но отгородиться от обреченных танков. Это они, они обречены. А он, ему еще жить и воевать. До полной и окончательной победы...

Его швырнуло лицом и грудью в жесткую траву. Жесткую и упругую, как волна. Зеленая волна вздымалась, поднимала на гребень, сбрасывала в пучину. И опять - вверх, к солнцу. Оно должно было быть, но его не было: вместо неба и солнца - черная буря, смерч, извержение вулкана.

Так продолжалось долго, бесконечно, невыносимо долго, целую жизнь. Вдруг что-то изменилось. Канонада опустилась в чрево вулкана, отдалилась гроза. Снаряды рвались глухо, будто в закрытом, задраенном пространстве. Что-то скрежетало, разламывалось. Алхимов скорее угадывал, чем различал звуки. И понял к несказанной радости, что попал. Попал!

Очумевший, вскочил на ноги и тут же упал: колени подломились. Затошнило, судороги сводили горло, живот. "Контузило..." - вяло и отстраненно подумал он.

Все-таки ему удалось подняться на четвереньки и, подтягиваясь за ветки кустарника, вскарабкаться наверх.

Он сидел на краю оврага и смотрел на свою работу. Никогда еще, ни в той, не вспомненной сейчас довоенной жизни, ни во все фронтовые годы - ни разу не испытывал Алхимов такого беспредельного счастья.

"Попал, попал, попал!" - ликовало и пело внутри.

Ближний, обезглавленный танк стоял без башни. Другой, с обвисшей гусеницей, лежал на боку. Третий и четвертый жарились в смолисто-багровых кострах. За броней рвались снаряды, выщелкивались и лопались, как каштаны, патроны. В стороне и поодаль замерли еще два танка, брошенные в панике экипажами. Все люки, башенные и лобовые, откинуты...

Так вдруг сдавило виски, что Алхимов чуть не застонал. Или застонал: в ушах звенело. Будто непрерывно зуммерило, будто через многие версты долетал колокольный перезвон.

Гитлеровские машины застряли и на левом фланге. Там их расстреливали в упор орудия прямой наводки. Но бой еще не закончен, а от рации и следа не осталось: выемка утонула в косой воронке. Надо встать, найти пехоту, оправдаться перед комбатом по фамилии Костюков. Старички-радисты не виноваты. Это все танки. Вот они, шесть штук, мертвые все. Остальные убрались назад. Пока... Надо встать, заставить себя встать. Надо идти. Надо. А где Бабич с ребятами?..

Ремешок бинокля, для удобства закороченный на затылке узлом, срезало осколком. Жаль, хороший был бинокль... А планшетка с картой здесь. И пистолет на месте; туго лоснится кожаная кобура... Приятная это тяжесть - пистолет на бедре... Что так больно давило в бедро и живот всю дорогу?.. Ох, как потяжелело все: пистолет, планшетка, ремень с двойной пряжкой, сапоги. Ноги из чугуна... А на душе легко. Легко и пусто, словно переделал всю работу на земле и выпотрошен до самого дна...

Покачиваясь, заплетаясь, думая ни о чем и обо всем на свете, Алхимов брел к покалеченной роще. Там копошились, двигались... Народившийся ветерок приятно обдувал серое, в бороздах пота лицо, пытался растеребить слипшиеся волосы. "Пилотку где-то посеял, - обнаружил еще одну потерю Алхимов. - Старшине позвоню. Запасливый мужик..."

Люди на опушке что-то кричали. Или пели во все горло. От радости, наверное. Алхимов тоже заулыбался им светлой, блажной улыбкой.

- Очумел, артиллерия?! Стреляют же! - подполковник утащил его за деревья и там уже крепко обнял. - Герой! Какой же ты герой, лейтенант!

И еще разные слова говорил, не слышно было. Только зуммер и колокольный перезвон в ушах, во всей голове.

- Танки там... Два, - гнусавя заложенным носом, сообщил Алхимов. - Похоже, целые... Поджечь бы, а? Мало ли как сложится...

- Верно, лейтенант, - поколебавшись, признал подполковник. Прихватив людей, он двинулся за Алхимовым. Тот машинально повернул обратно, поплелся во весь рост.

- Хватит судьбу испытывать! - прокричал в самое ухо подполковник. - Пригнись, маскируйся!

До танков добрались благополучно.

- Действительно, почти целые, - сказал подполковник и показал на разорванные гусеницы.

Все равно лучше поджечь. Но как, черт бы их взял!

- Внутри... Шнапс у них есть, - убежденно сказал Алхимов. В августе сорок первого под Вырицей слышал из своего укрытия, как немецкие танкисты, радостно гогоча, отхлебывали из горлышек в честь кровавой победы на капустном поле.

- Пошарьте в танках, водка должна быть! - приказал подполковник. - И барахло какое на растопку!

Отыскали литровую алюминиевую баклагу с чистым спиртом. Разбрызгали на промасленные тряпки в рубках. Через башенные люки закинули вовнутрь горящие факелы. Здорово вспыхнуло!

- Теперь подальше держитесь, - предупредил Алхимов. - Боеприпасы там.

- А мы вперед уйдем, - весело сказал подполковник и велел просигналить ракетой.



Алхимов не знал, как ему поступить. Без связи идти - глупо, просить вторую рацию - совесть иметь надо. И тут, как нельзя вовремя, появился Бабич с разведчиками и радистом батареи. Лейтенанта Васина и трех солдат-управленцев не было. Кого ранило, кого убило.

Бабич порывисто сгреб Алхимова, прижал к груди, быстро заговорил с восхищением и гордостью:

- Четыре раза огонь вызывал. На себя! Четыре раза!

- Не везло сначала, - оправдался Алхимов. - Перелет, недолет, рассеивание... - И посопел намокшим носом.

Бабич, не отволновавшись еще, наивно и заботливо спросил:

- Ты что, Володя, простудился?

Правое ухо продулось, словно заглушка из него выскочила.

- Нет, - Алхимов вытер нос и поглядел на ладонь. - Кровь почему-то сочится...

- У вас и левое ухо в крови, - подсказал радист. - Подсохла уже.

Слева он по-прежнему ничего не слышал, ответил невпопад:

- Капает уже только... Так я пойду...

- Куда? - вскинулся Бабич. Алхимов махнул вперед.

- Там еще семь штук осталось, драпанули танки, - сказал Алхимов. - А с пехотой у меня полное взаимопонимание.

Бабич еще помедлил, тяжело вздохнул:

- Иди, Володя. - Добавил в оправдание: - Мне тут разворачиваться. Срочно...

- До вечера, - попрощался Алхимов и кликнул за собой радиста и батарейных разведчиков.

На ходу уже вспомнил, что не завтракал, а в кармане лежал сухарь. Так и есть. "Вот, оказывается, какая штуковина всю дорогу в тело давила". Он достал сухарь. "Ишь ты, не сломался. Как железный". И зажевал на ходу.

Когда Алхимов с солдатами были уже далеко, Бабич спохватился, что так и не сообщил главного. Звонил в дивизию генерал Федоров, командующий артиллерией армии. Он все видел и велел немедленно представить отважного командира батареи к званию Героя.

Что и как написали в наградном листе, друзья наши, кладовцы из восьмидесятой московской школы, знают. Как только выдастся поездка в столицу, непременно съезжу на улицу Тухачевского, встречусь с ребятами, с Петровым Юрием Александровичем, расскажу им это дополнение к изложению подвига. И очень хочется лично поздравить юных следопытов с очередной наградой. К памятным знакам "Подвигов героев будь достоин" и Почетным грамотам ЦК ВЛКСМ, Советского комитета ветеранов войны Музей боевой славы школы № 80 прибавил диплом за первое место в смотре-конкурсе Москвы.

Анна Сухорукова. "Из одного металла льют..."

"Дорогой юный друг!

Центральный штаб юных историков 106-го гвардейского Висленского дважды орденоносного истребительного авиаполка, Совет ветеранов полка и штаб следопытов школы № 387 г. Москвы приглашают тебя на встречу с ветеранами полка и твоими друзьями-следопытами, с которыми твоя пионерская дружина поддерживала постоянную связь в течение последних десяти лет.