Страница 44 из 91
— Без тебя был обыск, без тебя нашли! Ты ничего не знаешь!
Она кивнула, выпучив глаза. Старлей забрал пистолет и всю флягу вместе с двойным дном. На пистолете пальчиков Васи наверняка нет, охранник не дурак, а вот на чаше могли остаться. Если обнаружатся, то Вася влип по-крупному, а значит, Кравец его сломает и тот сдаст Пашу, а последний своего сумасшедшего дружка. Если опять же Власова не отправили ценной бандеролью на тот свет. Если, если…
Он примчался в отдел как на крыльях, сразу же доложил полковнику о своих находках и соображениях, о той цепочке, которая ведет к маньяку.
— Возьмешь к Новому году этого подонка, получишь орден, я тебе обещаю! — несмотря на мучившую его зубную боль, воспрял духом начальник. — Не говоря уже о звании. Засиделся ты в старлеях. Я тебе звание за один найденный «макарыч» подтолкну! Молодец, что оперативно раскопал историю с Климовым и нашел табельное оружие друга. Он теперь по гроб жизни твой должник! Давай раскручивай этого Васю, за ним наверняка много чего тянется, а главное, заканчивай с маньяком! Покрутись немного! Молодец!
— Служу Отечеству! — вдохновенно выговорил сыщик.
Полковник застонал, скорчил кислую гримасу.
— Пойду-ка я вырву этот зуб к чертовой матери! Надоел он мне! — вздохнул он.
«Если все так пойдет, то я, пожалуй, смогу с женой и в пансионат съездить, отдохнуть», — подумал Кравец, но пока решил этот вопрос с начальством не обсуждать. Чтобы не сглазить.
Подумав, он решил и допрос охранника отложить до завтра. Подтвердят эксперты пальчики, тут он не отвертится, а дальше можно из него выжимать и Пашу.
Шел уже пятый час вечера, и старлей отправился в больницу к капитану. Тот уже несколько раз звонил, требовал его приезда, вопя в трубку, что еще вспомнил кое-какие подробности. Когда старший лейтенант поднялся в палату на пятый этаж, Климов схватил друга и поволок его в коридор.
— Я вспомнил, что заезжал не в пивбар, а в магазин, вспомнил цифры двадцать четыре на вывеске, там и пива выпил. Только вот зачем меня туда поволокло, сам не могу понять, словно заклинило! Ты прошерсти все эти магазинчики, их не так много!
— Я его нашел.
— Магазинчик?
Кравец кивнул:
— И табельное оружие твое вернул.
— «Макарыча» вернул?! — обалдел капитан. — Молодец!
Он бросился ему на шею, обнял его, похлопал по спине:
— А где он, ты принес его?
— С него пальчики снимают.
— А моего обидчика взял?
— Пригрел, куда он денется.
— А что произошло, расскажи!
— Я сам пока не знаю. Ребята покрутились вокруг магазинчика, кое-кто из жильцов видел твою машину, человека, похожего на тебя, мы провели обыск и нашли твою пушку.
— Молоток! — Климов прижал друга к себе и чуть не задушил в своих объятиях. — Хоть беги отсюда и сам в дела вгрызайся!
Кравец ничего не стал рассказывать о своих догадках в отношении маньяка, чтобы не расстраивать капитана. Тот был честолюбив и после этих признаний наверняка бы сбежал из больницы. Лечащий врач, с которым, перед тем как подняться в палату, встретился старший лейтенант, сообщил, что понадобится недели три-четыре, чтобы функции памяти полностью восстановились.
— Хотя заверить вас на все сто процентов я сейчас не могу. Завтра мы проведем сканирование затылочной части мозга, и тогда можно будет сказать что-то определеннее, — вздохнул он.
— Как там наши? — спросил капитан.
— Все передают тебе приветы, и полковник тоже, желают, чтобы ты побыстрее выздоровел. А так все как обычно.
Они стояли в конце коридора у окна и молчали. Климов не выдержал, закурил.
— Тебе что, врачи разрешили курить?
— Да плевал я на них!
— Не дури! — обрезал его Кравец. — Сейчас этих подвигов совершать не надо! Сыщик без памяти все равно что слон без хобота, а ты многого еще не помнишь. Значит, память полностью не восстановилась!
— Что я не помню?
— Зачем приезжал в магазинчик, в какой, с кем разговаривал, о чем говорил, ради чего?! Десятки вопросов, на которых нет никаких ответов, а туда же, ершиться! Лечись без выкрутасов! Честь твоя восстановлена, оружие мы нашли, все знают, что на тебя было совершено настоящее покушение, нанесены тяжкие телесные повреждения, и сейчас главное — восстановить память! А то могут и списать по инвалидности! Ты этого, что ли, добиваешься?
Климов спокойно и с пониманием выслушал суровую отповедь друга и впервые не полез на рожон. Даже не обиделся, а помедлив, кивнул.
— Ты прав, — не докурив, он загасил сигарету. — Башка гудит, словно хмельная, ждешь, что вот-вот это похмелье пройдет, а оно не проходит. Ощущение, сам понимаешь, поганое! Угораздило же такое, да еще под Новый год!
Они немного поговорили о деле, старлей рассказал об охраннике, кто, по его предположению, и мог нанести удар, но это еще предстоит проверить. Капитана пришла навестить мать, и Кравец засобирался домой, пообещав забежать перед Новым годом.
Надя, жена, с ним не разговаривала. Тетешкалась с сыном, а на него даже не смотрела. Он попробовал с ней объясниться, но она резким тоном отрезала:
— Я тебе все сказала: не поедешь с нами отдыхать в пансионат, я буду считать, что наша семейная жизнь не удалась. Мне надоело одной ходить на юбилеи, вечеринки, в гости, навещать родителей, постоянно краснеть, оправдываться, что у тебя срочный вызов, словно ты единственный сыщик в Москве, других больше нет! Я понимаю Климова, у него жены нет, ему плевать на все, но ты, Сергей Никитич, должен для себя решить: есть у тебя жена или нет?! Я еще молодая женщина, я иногда бурной любви хочу, меня еще секс волнует, и я очень хочу им заниматься! Не говоря уже об ухаживаниях, цветах, внимании, заботе и прочее! Вот вкратце мой ультиматум! Теперь ответ за тобой! Просто я поняла: все увещевания, обиды бесполезны. Я состарюсь, приду в полную негодность, а ты с прежней резвостью будешь гоняться за преступниками. Что ж, эту страсть понять можно. Но тогда не женись! Потому что семейная жизнь — это тоже работа. Семью надо создавать, строить, собирать по кирпичику, по бревнышку, вкладывать в нее и жар души, и талант, и труд. Тогда что-то получится. А когда ты в ней залетный гость, когда у тебя на нее не хватает времени, зачем же другим жизнь портить?! Я не за сыщика замуж выходила, а за надежного и доброго человека, — Надя смахнула слезу, шмыгнула носом, он подошел, тронул ее за плечо, но она резко им повела, отошла в сторону. — Не надо, Сережа! Я долго, не один месяц, все это обдумывала и вот, решилась! Это не каприз, не бабьи фокусы, как расценит твой Климов, это моя принципиальная позиция!
— Климов в больнице, — вставил Кравец.
— Очень хорошо! Вот бегай, ублажай его, вари ему супчики, компоты, спорь о том, как надо ловить убийц и мошенников! Из вас получится идеальная пара! Хочешь жить со мной, я тебе сказала, на каких условиях это возможно!
— Но это глупость!
Через секунду он пожалел, что эта фраза сорвалась с языка. Надя взвилась, снова высыпала все обиды, а их накопилось достаточно, и, сама ужаснувшись им, хлопнула миской по столу, ушла, закрылась в комнате сына, укладывая его спать и читая ему в сотый раз «Теремок», хотя сегодня старлей дома и мог бы сам прочитать что-то другое. Но бабе вожжа под хвост, и теперь ее не остановишь.
Она почему-то оказалась у него центростремительной. Когда они женихались, бегали на свидания, Наденька была тихой, покладистой, нежной и пушистой. То и дело повторяла: «Как скажешь, мой милый, как захочешь, мой ласковый!» Он и уверился, что всю жизнь так и будет. Но потом вся пушистость исчезла, а вместо нее быстро наросли иголки, он не успевал и подумать, как жена строго чеканила: «Нет, так не будет, туда мы не поедем, а этого покупать не станем!» Работая главбухом в СМУ, она жутко уставала, рычала лишь по субботам и воскресеньям, но, перейдя в коммерческий банк, неожиданно приосанилась, сменила стиль одежды и поведения, стала диктовать и ему свои вкусы и пристрастия: «Эту рубашку ты не наденешь, а твои желтые башмаки я выбросила, еще не хватало, чтоб мой муж носил желтые ботинки! Такого не будет!» Кравец, смеясь, подчинялся, ел то, что она готовила, читал, что подсовывала, ходил на те спектакли, на которые покупались билеты. Но потом ей стала не нравиться его работа, задержки допоздна по вечерам, отлучки по субботам, братания с Климовым, которого Надя на дух не переносила. Она попробовала бороться, но быстро натолкнулась на столь глухое сопротивление, что этот жесткий ультиматум стал для нее единственным способом переломить ситуацию.