Каюсь

-Олеженька… - только и смогла выдохнуть, чувствуя, как колючий ком встает в горле.

-Только попробуй зареветь!- наказал он строго, и с шумом выдохнув, словно вместе с этим воздухом вытолкнул из себя раздражение и волнение. А после обнял меня и поцеловал в макушку. А я, конечно же, заревела. И не столько потому, что теперь все закончилось, и я в безопасности. Нет. Я ревела, потому что он приехал, сорвался по первому моему зову, бросив своих родных. Могут ли еще быть какие-то сомнения в его чувствах ко мне? Мои окончательно испарились, когда он прошептал. - Бедовая ты у меня, Янка, бедовая. Когда же ты мозгами начнешь пользоваться?

-Не знаю. Я только сердцем умею, - шепчу в ответ, вытирая слезы.

-Ладно, пошли отсюда, сердечная ты моя, - ведет он меня к машине.

Когда мы сели, Олег со стоном откинулся на спинку сидения и, закрыв глаза, несколько минут сидел, не двигаясь. Мне стало стыдно. Вторую ночь он из-за меня мотается, можно сказать, по всей России.

-Олеж, ты очень устал, да? Прости, пожалуйста. Я…- начала было, но он жестом заставил меня молчать.

-Ян, я всю ночь в дороге и прошлую не спал, так что давай без твоих излияний обойдемся. Сейчас я хочу поесть и поспать, и именно в таком порядке, а потом уже тебя наблюдать в коленопреклонённой, - отмахнулся он.

Мне же стало смешно. Гладышев такой Гладышев. В коленопреклонённой наблюдать он будет. Но поскольку вид у Олега был крайне уставший, то язвить я не стала.

- Тогда по шаурме?- все же нервно хохотнула, понимая, что шутить сейчас – тоже не самая лучшая идея. Но последовавший ответ удивляет. Видимо, Гладышев действительно на пределе.

-Мне по хер по чему, главное, чтоб не травануться.

-Я вообще –то пошутила, - заметила со смешком.

-А я вообще-то есть хочу. Говори, куда ехать, –раздраженно бросил он. Я не стала злить его еще больше, и назвав адрес, стала тихонько наблюдать за своим любимым мужчиной. В последние недели мы виделись все время какими-то набегами и как бы между прочим. И вот только сейчас я поняла, как истосковалась по его улыбке, его взгляду, его губам и объятиям. Тянусь к нему, чтобы пригладить взъерошенные волосы, но он резко отворачивается, сжав челюсти.

От этой какой-то брезгливости становится не по себе, и я вновь не думая, спрашиваю, не скрывая горечи:

-Так и будешь шарахаться от меня, словно я прокаженная?

-Я, по-моему, достаточно ясно выразился – все разговоры ПОТОМ! – процедил он.

-Да не могу я ждать эти твои потом!- вспылила я.

-А ты учись, может, начнешь головой думать прежде, чем что-то сделать.

Я не стала ничего отвечать, отвернулась к окну и стала учится ждать долбанное «потом». А ждать пришлось долго. Сначала мы заехали позавтракать, после купили мне телефон и, наконец, сняли номер в гостинице. Как только вошли в него, Гладышев сразу же лег и уснул, совершенно не обращая на меня никакого внимания. Мне оставалось только диву даваться, как у него так получается, словно на кнопку бацнул и вырубился. У меня же, несмотря на вторую бессонную ночь, сна не было ни в одном глазу, все внутри кипело от переизбытка разнообразных эмоций.

Последующие несколько часов я нарезала круги по комнате, потом позвонила тете Кати, чтобы она выяснила у бабушки, в каком санатории мама. А потом сидела и охраняла сон моего Зануды, вглядываясь с нежностью в столь любимое лицо, хотя и так каждую черточку помнила наизусть. Проснулся Гладышев уже под вечер и то, потому что у него зазвонил телефон.

И когда он ответил на звонок, я открыла для себя особенную ипостась этого мужчины. Я увидела его в роли отца, и настолько меня поразило его преображение, что внутри заболело от тоски и какой-то дикой зависти. Ибо больше всего на свете я хотела, чтобы он так же смягчался, стоило ему услышать мой голос, так же загорались его глаза нежностью и заботой, так же расцветала на губах улыбка, просто потому что я его радость, его сокровище - все, чем он живет и дышит.

Конечно, теперь я понимала, что и я не на последнем месте в его жизни, и что-то все же он ко мне испытывает, вот только однозначно, беда я на его голову, а никакая не радость. Но разговор отца с дочерью вмиг отрывает меня от этих размышлений. Знаю, что подслушивать не хорошо, но уж больно любопытно, тем более, что передо мной разворачивалась занимательная картина - оправдывающийся папа-Гладышев. После пары минут наблюдений данного Марлезона, я поняла, что погорячилась, защищая Олесь Олеговну. Эта девица была капризной, избалованной, а никак не всеми забытой и брошенной. Голодный должен быть рад любому куску хлеба, а не требовать великолепный стол с определенным меню. Так что ни черта эта принцесска не обделена вниманием, она им закормлена.

С Олегом, когда он закончил разговор, я своими мыслями, естественно, делиться не стала. Он и без того хорошим настроением не отличался, и вряд ли потерпит что-то нелестное в адрес своей доченьки. Но для себя я выводы сделала, а также поняла, что серьезно напрягла Гладышева, поставила в сложное положение, поэтому решила, что долгожданное «потом» настало, и можно принимать коленопреклоненную позу.

-Извини, что так вышло, - начала я осторожно, когда он закончил разговор и начал одеваться.

-За что конкретно ты извиняешься? – спрашивает он в ответ, не глядя на меня. От этого вопроса я смутилась.

-За все. - ответила тихо. Гладышев хмыкнул, задевая своей кривой усмешкой за живое, и продолжил неторопливо одеваться.

-Если не можешь меня простить за новогоднюю ночь, зачем приехал?- не выдержав его игнор, воскликнула я.

-Я еще раз повторяю, мне есть за что конкретно тебя прощать?-медленно, с расстановкой произнес он так, что мне стало страшно. Я невольно отступила и замотала головой. Он же подошел ближе и коснулся моей щеки, пугая еще больше своим вкрадчивым шепотом. - Запомни, я не Иисус, чтобы прощать и подставлять вторую щеку. Я живу по принципу « око за око», поэтому не проси у меня прощение Чайка, если тебе есть в чем каяться, лучше сразу исчезни! А приехал я потому, что ты без царя в башке и твои родственнички натуральные дебилы и пофигисты, а это может плохо кончиться.