Игрок

День четвертый

Стоило мне отойти от кровати инопланетянки, чтобы поспать, как появился какой-то хрен лысый и человек, назвавшийся Архиповым. Первый такой надменный, что сил нет, а второй — лакей. Он все утро таскал Жен на какие-то анализы, пока лысый разговаривал с Кариной. Та ему, судя по всему, доверяет.

— Ты кто? — спрашиваю, стоит ему отойти к кулерам. Сам этот человек мне неинтересен, но он что-то собирается делать с инопланетянкой, а вот этого я уже не спущу.

— Ангел-хранитель. Что, не похож? — усмехается, потирая блестящую лысину ладонью.

— Разве что ощипанный.

— Ну и ладненько, — хлопает меня по плечу, опрокидывает в рот стакан чуть не ледяной воды.

Они обсуждают что-то еще часа два, а потом раздраженный Дима вылетает из палаты Жен. Карина — тоже. Не обращая внимания на то, что меня никто не звал, захожу внутрь вместо них и смотрю на то, как мужик изучает карту Жен.

— И где же это Принцесска тебя такого откопала? — хмыкает, обращаясь к самому себе.

— Ты Капранов? — спрашиваю прямо.

Судя по отсутствию возмущений, ответ положительный.

Инопланетянка мне все уши прожужжала о своем наставнике. Забыла только сказать, что он похож на лысого сморчка. Тогда я бы отбросил последние остатки ревности. Ну да, умом понимал, что если она хочет одного, то жарко отдаваться другому не станет, но все равно после од Капранову пару раз доводил ее до полного срыва самоконтроля. Да еще потом разбирал на цитаты то, что она ухитрялась напеть в порыве жаркого бреда.

— Сколько пульс? — интересуется лысый Ангел, кивая на экран сердечных сокращений. Сам слепой что ли? Разве хирурги бывают слепыми?

— Сорок пять, — мрачно отвечаю. Ощущение, будто снова в начальную школу попал.

— Правильно. А сколько норма?

— Звонок другу можно? — спрашиваю ядовито. — А помощь зала? Или, может, сразу скажете, на кой черт устраиваете мне проверку остаточных знаний?

— Мне же нужно как-то донести до тебя происходящее, а то такие как ты сильно любят махать кулаками, — морщится Капранов. — Заодно и познакомимся. Так что там с нормальным пульсом?

— Шестьдесят, — закатываю глаза.

— Мо-ло-дец. — Ангел пару раз хлопает в ладоши. — Она не просыпается, потому что сердце качает кровь слишком слабо и медленно. Мозгу не хватает кислорода. Это опасно. Дьяченко считает, что нужно подождать еще и поставить стимулятор, а я против. Надо беречь мозги. Без них Женька, конечно, станет красивее и счастливее, но на то мы и хирурги, чтобы портить людям жизнь, — хмыкает он. — В общем, чтобы мозг не начал отмирать, мы решили заставить его есть меньше кислорода!

— И как же это? — спрашиваю, немножко опешив.

— Охладим твою подружку на несколько градусов. Сейчас поможешь переложить ее на каталку, и повезем в другую палату.

Пока я толкаю каталку, Капранов тащит капельницу и напевает:

Если ноги сильные и большая грудь,

То не академиком, грузчиком ты будь,

Труд наш очень творческий, нужный позарез,

Помогает обществу развивать прогресс.

Что ж, задорное порно не вспоминает, и на том спасибо…

День пятый

Наверное, я совсем слетел с катушек, но уже начал молиться о какой-нибудь катастрофе. Жен лежит теперь в каком-то холодильнике, и к ней надолго никто не заходит. Задницу страшно отморозить, да и смотреть на нее теперь жутко. Кожа затемно посинела, и на себя инопланетянка уже не очень походит.

А ведь всего несколько дней назад она звала меня на диван, в свои разгоряченные сном объятия. Вспоминая тот миг, до сих пор вздрагиваю. Сейчас кажется, что в жизни не было ничего более сумасшедшего. Платья, шубы — все игрушки, за которыми не страшно прятаться, а когда вот так — все до дрожи честно. Поздно бежать, если безумно хочешь девчонку в истончившейся от времени футболке. Я только тогда осознал, что пропал. Узнал, что она определяет срок годности себе и своему телу, взбесился; но затем пришел к ней и понял, что Жен может творить какую угодно хрень — мне все равно лететь в эту пропасть вместе с ней. Слабак, я все-таки слабак. Я не выдержал. Встал и ушел. Она навсегда запомнит меня таким, а ведь было много хорошего, стоящего.

Она часто смеялась, откидывая голову, не замечая, как расходится на груди халат, и я тренировал телекинез, пытаясь раздвинуть полы сильнее одним лишь взглядом. А однажды я заставил ее есть растопленный шоколад, чтобы просто увидеть, как она слизывает его с пальцев. Она так и сделала, и смотрела на меня хитро. Под конец вечера мы перемазались чертовым шоколадом с ног до головы. Из волос вымывать пришлось… Но самый странный вечер мы провели за просмотром и обсуждением порнофильмов. Она пыталась понять, где должна располагаться съемочная бригада, чтобы снимать основное действо крупным планом… Построила комнату-кубик из зубочисток и пенопласта, чтобы спрашивать о местоположении операторов и осветителей. Это оказалось очень весело.

Мы так привыкли, что все можем купить за деньги — даже дружбу и любовь, — что совсем позабыли о том, насколько все это лживо. Жизнь не купишь, время не купишь. Я бы тоже вплоть до трусов все отдал, лишь бы Жен снова была со мной. Но четыре дня назад скорчил морду и ушел.

Какой же я кретин. Пещерный кролик абсолютно прав.

День шестой

Одну из фотографий Полины я храню в портмоне, под календарем. Как и многие. Нетрудно догадаться, что эта карточка вся помялась и истрепалась от времени. Но я ее не выброшу. Есть и другие, но эта более значимая. Это фото на ее первый паспорт, в четырнадцать лет. В приюте Польку нарядили в какую-то пожелтевшую от времени старушечью кофточку в мелкий цветочек и, как сейчас помню, зеленые хлопчатобумажные колготки. Приютским детям иногда присылают вещи, преимущественно тряпки старые. Мне в тот год достались короткие брюки с растянутыми коленями, а Полине — те колготки. Сейчас такие только у маленьких детей встретишь. Полька их ненавидела, как только выходила из приюта — снимала. Однажды осенью, почти сразу после получения паспорта, она пошла в школу с голыми ногами, сильно простудилась, и обман раскрылся. Ее хотели отхлестать ремнем, но я в свои одиннадцать просто вырвал из рук «воспитательницы» пыточное орудие, и она сдрейфила. Не знаю, что увидела она в моих глазах такого, чего не обнаруживала у других мальчишек, но не посмела возразить, и сестра осталась безнаказанной. А со следующей посылки Полине отдали плотные капроновые колготки. Неприятного красноватого цвета, но она была в восторге. Я никогда не видел Польку такой счастливой. Она носила эти чертовы колготки года два, в холодное время каждый день. И даже когда пальцы уже были все в дырах…

Почему я не показал Жен фотографию, когда она попросила? Из ревности? Не хотел отдавать Полину еще кому-то? Я не знаю, но ее это очень расстроило, а я подумал, что ничего страшного. Зачем ей Полька? Все равно по фото о ней ничего не узнать.