Страница 36 из 42
– Вот тут вам подарок, – говорит Олимпиада Васильевна.
– Бросьте вы, – говорит папа.
– Нет, пожалуйста, я вас прошу.
– Я вас тоже прошу, – отвечает папа.
– Нет уж, вы позвольте…
Папа смеется.
Мама моя говорит:
– Он странный. Вы не обращайте внимания.
– Я-то вижу, – вздыхает Олимпиада Васильевна. Она почему-то все время вздыхала.
За ней приходил ее муж – дядя Гоша.
Миша тотчас же вскакивал и во всю глотку вопил: «Конец!»
Он хотел скорее домой.
Дядя Гоша ходил по комнате.
– Где сейчас моряки? – орал он. – Нет сейчас моряков! Это точно. Это ведь факт!
– Что факт? – спрашивал папа.
– Слушайте дальше. Не перебивайте. Вы знаете голубку «Куин Мери»?
– Не знаю, – говорит папа.
– Так вот я плавал на этой голубке, на этой старой посудине. Под парусами, нет, на всех парах! Мы неслись, я вам скажу, как черти! Сто восемьдесят миль в час! Как вам это кажется? Как это поется: «Пятнадцать человек на сундук мертвеца, го-го-го!» – так, кажется? Чудесная песня! М-да… так вот было зрелище!
– Как интересно! – говорит мама.
– Я был в Африке, крокодилы так, можно сказать, и лезут, но наш брат, ему карты в руки… ребята с нашей калоши…
– Чего? – спрашивал я.
– Ты помолчи, – говорил он мне. – Так вот, значит, о чем это я? Да! Наш корабль возил опоссумов. Для разных зоопарков. Вы видели опоссумов? Они вылезали из ящиков, гуляли по палубе, как матросы. Мы кормили их. Вместе с ними резвились… Это милейшие звери!
– Как они выглядят?
– Очень мило, чертовски мило, носик кнопкой, хвостишко, – чудесные! А когда я был в Марселе…
– Вы были и там? – удивлялась мама.
– Я был везде! – отвечал дядя Гоша.
– Интересный вы человек! – говорила мама.
Он продолжал задумчиво:
– Я был в Лондоне и Амстердаме… Забыл, кстати, про опоссумов! Они, черти, жрут шоколад, ха-ха-ха!
Смеялся он долго, вдруг прекращал внезапно. И начинал говорить очень быстро:
– Каир, Стамбул, языки мне даются легко, всем обязан морю, поездки, лианы, магнолии, кактусы… сербский, немецкий, французский…
– Хватит, – просил папа, – дальше не надо.
– Нет, почему же, я не устал.
– Я понял все, – говорил папа.
– Ну хорошо, – соглашался он. – Дети ваши всегда пусть заходят. Прошу! Им нужны сласти. Конфеты и прочее.
– Спасибо, – говорил папа.
– Счет, как в банке!
– Спасибо, – говорил папа.
Олимпиада Васильевна не слушала. Она ушла на балкон. Она не слушала дядю Гошу. Ей было неинтересно.
Я смотрю, а папа усталый! У него глаза закрываются. Он хочет спать.
Дядя Гоша все ходит по комнате. Он бьет по шкафу ладонью:
– Как вы так живете!
Папа. Как?
Дядя Гоша. Ну у вас, например, нет шкафа.
Папа. Как нет, а это что?
Дядя Гоша. Вот этот старый ящик?
Папа. А что?
Дядя Гоша. Нет, я вас не пойму, как так можно жить!
Папа. Как?
Дядя Гоша. Вот так.
Мама. Да, да, да… Я ему говорила…
Дядя Гоша. Правда, тут роль играет хозяйка.
Мама. Я виновата?
Дядя Гоша. Я уж не знаю…
Мама. С моим больным сердцем…
Папа. Я вас прошу, прекратите!
Дядя Гоша. Ведь вам карты в руки… Новейший шкаф… я в одном доме видел… Я вам добра желаю. Я от души, так сказать. Мне-то ведь все равно. Но на вашем бы месте…
Папа. Что на нашем месте?
Дядя Гоша. Я купил бы отличный шкаф.
Папа. Еще что?
Дядя Гоша. Купил бы отличную люстру. Ведь вам карты в руки!
Папа. Скажи, пожалуйста, почему мне карты в руки? Я совершенно не понял.
Дядя Гоша. Ведь ты музыкант. Так сказать, эстетически-музыкальное движение души. Правильно я говорю? Я, брат, все понимаю. Я вашего брата знаю. Культурный ты человек или нет? Ведь у тебя есть деньги. Ты тратишь их не туда. Понимаешь? Они не туда идут, не туда! Ты подумай, ведь я для тебя, для твоей же пользы, ведь я тебе только добра желаю!
А папа спит. Он ничего не слышит. Так и не узнает он этого! Будет он тратить их не туда. Не купит шкафа мой папа. И люстру не купит. Он спит. И ничего не слышит. А то, что слышал, – забыл. Что же делать. Такой человек мой папа!
Наши гости уходят. Вздыхает Олимпиада Васильевна. А папа спит.
Я иду закрывать за ними дверь. Даю на прощание щелчок Мише. Он кидается дать мне ответный щелчок. Но поздно. Я быстро захлопнул дверь.
– Красивая женщина, – говорит мама. – А Гоша такой романтичный!
А папа спит.
9. Старик Ливерпуль и папа
Папа курил трубку. Дым из трубки шел вверх, к потолку. Старик Ливерпуль дул на чай и грыз сахар. У него все зубы целые. Мама спрашивает всякий раз: «И как вы сохранили зубы?»
Он постукивает по зубам ногтями и говорит, что ел крабов, омаров и желуди.
Папа мой говорит, что он тоже ел желуди.
Мама машет рукой и смеется. Не верит она в то, что папа ел желуди.
– Дорогой Ливерпуль, – говорит мама, – что за чушь?
Они думали, я сплю, но я не спал, а приоткрыл даже чуточку дверь, чтобы видеть их лица.
Старик Ливерпуль любит папу. Когда папа мой плавал юнгой (совсем давно), он был в краях Ливерпуля. И хотя это было давно, папа помнит, какие там деревья, дома, даже небо…
Старик Ливерпуль. Да, да, да, точно такое небо!
Папа. Я же помню.
Мама. Гоша там тоже был.
Папа. Этот Гоша просто болтун.
Мама. Ничего подобного!
Старик Ливерпуль. Где был Гоша?
Мама. Там, где и вы.
Папа. Никогда он там не был.
Мама. Как можно…
Папа. Я совсем забыл. Он там действительно был, успокойся.
Старик Ливерпуль. Был, и слава богу!
Мама. А я что говорю?
Папа. То же самое.
Мама. Ну так вот!
Все молча пьют чай. Только слышен хруст сахара.
Ливерпуль. В мире сейчас тревожно. А когда Гесс перелетел в Англию…
Папа. Это было давно. А вот Гитлер – уже не Гесс…
Мама. У нас мир с фашистами.
Папа. Какой может быть мир с фашистами! В этот мир я мало верю.
Мама. Как ты не веришь? Мир есть мир.
Папа. Что верно, то верно…
Почему в мире тревожно? Кто такой Гесс? И Гитлер… Все было интересно! Но понять я не мог ничего.
Ворочается мой брат Боба. Он лежит рядом со мной в этой же комнате. Он встает вдруг с кровати, идет к дверям. Приоткрыв дверь, говорит Ливерпулю:
– А вы можете съесть песок?
Все смеются. Боба бежит обратно.
Мама плотно закрыла двери. Теперь я ничего не вижу. Только кое-что слышу:
– «Мария» утонула в тысяча девятьсот семнадцатом…
– Если Гесс перелетел в Англию, значит…
– Черт его знает, что значит, но факт, он туда перелетел…
Я слышу хруст сахара, вижу омаров в больших красных шапках, шхуну «Мария», Гесс летит в Англию, сыплет сверху песок на шхуну, и шхуна «Мария» тонет…
10. На дачу!
Мы все-таки едем на дачу!
– В Москву бы поехать, – говорит папа.
– В какую Москву? – Мама не понимает.
– Мы сошли бы в Москве на Казанском вокзале… Разве было бы плохо?
– К чему это все? – Мама не понимает.
Мой папа в Москве родился. Он хочет в Москву. Он давно там не был. Он каждый год в Москву хочет. А мама не хочет. Она здесь родилась. Она любит дачу. И я люблю дачу. Кто дачу не любит! Я люблю и Москву. Кто Москву не любит! Но что же делать! На дачу мне хочется.
Мы стоим возле машины на улице. Наши вещи в кузове. Мама с Бобой сели в кабину. Папа говорит про Москву. Это с ним бывает.
– Я спешу, – говорит шофер.
Мама вдруг говорит:
– Где подушка и чайник?
Я бегу за подушкой и чайником.
– Не забудь закрыть дверь! – кричит мама.