Охотники на Велеса

Гостомысл посмотрел на бабу Милу. Та широко распахнула выцветшие глаза цвета высохших листьев, морщинистые щеки покрылись румянцем.

— Людмила, разумею, ты сможешь что-нибудь рассказать Любаве, пока будет собираться отряд.

После этих слов старушка от потрясения соскочила со скамьи, попыталась взгромоздиться обратно, неловко и безуспешно подпрыгнула. Рагнар поднял ее и бережно усадил среди подушек. За это время баба Мила пришла в себя и со щемящей грустью и любовью поглядела на Любаву.

— Вот уж не думала, — еле слышно проговорила она, теребя руками край расшитой паневы.

— Баба Мила, — Любава удивленно смотрела на лучшую княгинину лекарку, — ты что-то ведаешь в колдовстве?

— Да я сама была ведьмой, — просто ответила та, — пока не раскаялась да ко Христу не обратилась. Вот уж не думала, что знания мои хоть когда-то пригодятся.

— Как раз пригодились, — жестко сказал Гостомысл. — Не сможет Любава все запомнить, пусть запишет и с собой возьмет. Не обязательно же весь наговор вслух читать. Скажешь пару знакомых всем слов, а дальше бормочи про себя: Кирие элейсон, Кирие элейсон… Никто ничего не сообразит. Но это в самом крайнем случае. А вообще всем говори, что ты не ведьма, а лекарка. Это уж дело Всеслава, чтобы тебе никто не поверил. Не смотри так на меня, Рагнар. Не стал бы я ее отправлять в логово змеиное, если бы не серьезность положения. Не хуже меня ведь разумеешь, что не нужны Ярославу заговоры волхвов за спиной, когда у него Мстислав перед глазами. А не узнавши, где у тех жрецов основное капище, мы с ними не расправимся. И еще, Любава, тебе нужно знать о Коснятине нашем, новгородском посаднике бывшем. Разумею, встретишь ты его там. Враг он нешуточный. Мужчина, запоминай, чуть меня постарше, русый с проседью, не особо внешне приметный, небольшой шрам на левом запястье. Это тебе не признаки, так себе приметы. Больше на речь внимание обращай. Очень он раньше любил вставлять о Волосне прибаутки разные. «Волосень тя задуши», «Волосень тебе руки обточи»… Так вот, еще раз повторяю, теперь в Залесье самый центр возмущения, Коснятин пропал, как в воду канул, а еще и от Болеслава посланец в Муромль едет. В Муромль, в который пока князю ходу нет. Жрецы Велесовы до сих пор воду мутят, а где у них основное капище, мы не знаем. Вот это тебе, Любава, выведать и придется. Это первое твое серьезное задание.

Глава третья

Противный осенний дождик прекращаться не собирался. А жаль. Придется, значит, наговор читать. С часик назад к Любаве, в их только что отстроенный Новгородский двор, пришли с мольбой от Муромского старосты, пресечь шутку местного божества. Оказывается, старостина дочка выходила замуж за сынка Суждальского купца. Свадьбу уже целую неделю играли в Муромле. Сегодня как раз должен состояться свадебный пир с завершением свадебного обряда, после чего молодые и гости должны бы укатить в Суждаль. И тут такая незадача. Дороги развозило медленно, но неуклонно. Дождик на свадьбе это, конечно, хорошо, это к богатству. Но все хорошо в меру. Вспрыснул немного во благое предзнаменование — и хватит. Зачем же лить как из ведра?

Про то, что в Муромле такое торжество, на Новгородском дворе и не слыхали. И без того дел хватало. Посмотрев на муромские домики, болезный дядька Тишата сказал, что он в такой коробочке зиму зимовать не собирается. Подрядил работников, и очень скоро весь славный город Муромль с удивлением наблюдал за возникновением на своей окраине трех северных пятистенок. Здесь было, на что посмотреть, потому как северные жилища — это избы, в которых первые венцы клались не на землю, как здесь было принято, а укреплялись на столбах. Это избы, в которых скотный двор был первым этажом в доме, в котором на втором этаже жили люди. А еще новгородцы и подпол вырыли. И вот только они в основном закончили со строительством, как к ним пришли муромцы с мольбой об остановке дождя. Они, дескать, уже все веники из окон повыбрасывали, но даже и такая крайняя мера не помогает. Только на Любаву вся надежда.

— А почему, люди добрые, вы решили, что я смогу? Ведь не ведьма я, а лекарка, — поинтересовалась Любава, которую посланники старосты застали возле конюшни вместе с дядькой Тишатой и двумя его спутниками. Дядька Тишата как раз успел сказать, что не надо ничего пока с сеном делать, ему его нутро подсказывает, что дождь вот-вот закончится. А дядькино нутро предсказывало погоду безупречно. В этом и Любава и ее спутники смогли много раз убедиться за время пути от Новгорода до Муромля. Сейчас же перед посланниками старосты дядька Тишата, как настоящий купец, сведения о скором прекращении дождя придержал.

— Конечно нет, не ведьма, — умильно ответил Любаве один из посланцев. — Любавушка, помоги, мы в долгу не останемся. Всеслав рассказал, как ты его брата исцелила. Он же ни в богов, ни в леших не верит, а тебя хвалил.

— Всеслав, наверное, без меня соскучился, — подумала Любава, — не иначе. Остренького ему не хватает.

Она бросила незаметный взгляд на Харальда.

Варяг Харальд здесь играл роль охранника дядьки Тишаты, но на самом деле был их Старшим. И был он страшным человеком. Несколько лет назад, во время стычки новгородцев Ярослава с воинами Брячислава, Любава видела Харальда в бою. Именно тогда она и поняла, что не женское это дело — битва. Сеча — это когда кругом хрипы и стоны, когда конь увязает в трупах, когда каждый удар меча убивает, когда ручейки воды становятся красными от крови. Харальд шел через вражеских воинов легко, как лось через мелкую поросль. На его пути не оставалось никого живого, от его меча не спасали ни мечи, ни щиты, ни кольчуги, ни шлемы. Это было жутко.

Но когда несколько недель назад Рагнар сказал, что старшим в их Муромском отряде будет Харальд, Любава искренне обрадовалась. За годы, проведенные в дружине княгини, она не встречала лучшего Старшого. Он никогда не щадил ее только потому, что она женщина, но и ни разу не дал непосильного задания. Он многое учитывал, еще больше понимал, и его воины слушались варяга беспрекословно.

— Не стоит обижать муромского старосту отказом, — глядя в сторону, ответил Харальд на вопросительный взгляд девушки. — Да и когда ты еще увидишь такую пышную свадьбу, общегородское празднество? И Дрозд пусть с тобой сбегает. Ему будет интересно.

Это был приказ пойти и познакомиться с самыми почетными жителями города. Харальд учел слова дядьки Тишаты и принял решение. И расторопного сыночка дядьки Тишаты послал с ней на всякий случай.

— Люди добрые, я сделаю, что смогу.

В ответ на это дядька Тишата весело хмыкнул, но встретив суровый взгляд Харальда, заохал и весьма натурально изобразил прострел в пояснице.

И вот теперь Любава стояла в мокром плаще на центральной площади Муромля. Из-под навеса на нее умоляюще смотрела круглыми темными глазками набеленная как тарелка сметаны дочка старосты с острым носиком. Ее русые волосы были еще распущены. Невеста. Во взоре Суждальского жениха отражалось явное недоверие Любавиным колдовским способностям. Толпа муромцев и суждальцев замерла, окружив ее плотным кольцом. В первом ряду зрителей она узрела невозмутимого Всеслава в плотном теплом плаще, в длинных сапогах.

— Хорошо ему в сапогах, — грустно подумала Любава, вытаскиваясь из кожаных поршеньков. Босые ноги сразу ощутили грязные и скользкие бревна, которыми была вымощена площадь.

На губах Всеслава возникла ехидная улыбочка. Ну, его можно было понять. Но больше она ничего с себя снимать не будет. Холодно все-таки. Достаточно и босых ног.

Ну что же, Господи, благослови благое дело!

Любава сделала шаг вперед, развела руки в стороны и быстро произнесла.

Она запнулась, нечаянно взглянув на ошеломленного Всеслава. Ну да, закличка детская. Но не изображать же ей полностью наговор по остановке дождя. Это в голом виде, между прочим, увешанной ветками и листьями. На такое непотребство пусть другую дуру ищут.