Когда играют все

Фенелла пожала плечами. Она лично для себя решила, что Боэланд бы, конечно, со временем попытался бы убрать Кальвера по-хитрому. Но и полученный подарок судьбы он сумел использовать. Однако не говорить же это прогрессору?

— Кальвера, будто бы отравила местная красавица, которую он взял силой. Наши не могут придраться к этой версии. Кальвер реально западал на женщин, а местных презирал. Все отпечатки пальцев и прочие улики сходятся. Не могли же ваши варвары, расколотившие видеотехнику под Ведаром, учесть такие детали, как отпечатки пальцев? Видеокамеры с учетом…э-э… особенностей момента вполне мог отключить и сам Кальвер. Все вроде сходится. Но! Уж больно удачно для Остарии его отравили. Известно, что отравительница любила некоего знатного остарийца, дона Гайверелла. И во-первых, после смерти Кальвера этот самый остариец становится наместником Альнарда, убирает из того приграничного города гарнизон Борифата, чего бы Кальвер, конечно же, не допустил бы, потому что имел дивиденды с торговли Борифата. Поэтому-то и захватил практически Альнард, чтобы пошлины снизить… А во-вторых, в это же время остарийский король захватывает Ведар, полностью возвращая независимость своей стране. И мы должны поверить, что за несчастной женщиной, отравившей Кальвера, не стоял ее любовник остариец, дон Гайверелл?

— Дон Гайверелл не мог такое приказать женщине.

— Почему?

— Вот представьте себе, что я влюблена в дона де Карседу.

— Ну?

— Как вы думаете, он мог бы потребовать от меня, чтобы я отравила вас, к примеру, а потом бы отравилась сама?

Прогрессор задумался.

— Человеческий фактор, однако. Вы тут реально странные. Если бы речь шла о доне Альвесе, я бы тоже решил, что он не мог отдать приказ такого рода. Но откуда же тогда ваш король знал, за полгода уже знал, что Кальвер не сможет оспорить распоряжение Жанны, убрать наших наблюдателей из-под Ведара?

— Он мог не знать наверняка, как это произойдет, — осторожно сказала Фенелла, — но надеялся на удачу. На милость Божию, на Его помощь в правом деле. Мы тут все на нечто подобное надеемся. И я точно так же надеюсь, что дон Альвес жив.

Прогрессор резко помрачнел.

— Если он еще и жив с такой раной, все же крепкий мужик, то через недельку все равно умрет от воспаления. С вашей-то грязью и нестерильностью… Впрочем, возможно, это мой шанс на вашу местную удачу, — продолжил он неожиданно задумчиво и даже мечтательно. — Мне всегда хотелось стать другом такому человеку, как дон Альвес. Все-таки при всей вашей антисанитарии, встречаются у вас люди, с которыми мечтаешь дружить. Надежные, верные люди.

— Дон Альвес ненавидит прогрессоров.

— Я заметил, — Айвен хмыкнул. — Трудно было не заметить, просматривая записи его общения с милой нашей Жанной. Но он реально необыкновенный человек. Надеюсь, он сможет стать другом тому, кто поможет ему выжить. Даже если этот человек — ненавистный ему прогрессор. Попробовать явно стоит. В любом случае, плюс, что я уеду из Вальямареса, пока тут разборки между нашими… Вот что, донья Нелика, мне нужно разрешение вашего короля, чтобы проехать по Остарии на машине. Ну что вы на меня так смотрите? Да мы ездим иногда по вашей стране, по ночам, под иллюзией с видеопроектора и получив разрешение короля. На коня я не смогу погрузить аппаратуру. А она не моя — арендная. Сломается что-нибудь — до конца жизни не расплачусь. Вы, конечно, не оцените, на что я сейчас решился, в вашем мире совсем другие реалии. Но жизнь дона Альвеса того стоит. Жизнь и, может быть, даже дружба.

И Айвен Рудич внимательно посмотрел в глаза своей молчаливой слушательнице.

— Что? — дернулась Фенелла.

— Я скажу его величеству, что небезызвестная ему донья Нелика клятвенно заверила меня, что дон Альвес жив.

Фенелла отвела глаза, избегая пристального взгляда прогрессора.

«Ну да, король странным образом доверяет моей интуиции, не так ли, Айвен? — подумала, — И вообще, люди в диких мирах похожи на диких животных с их загадочным чутьем, точно?»

— И искать дона Альвеса нужно, начиная с замка Карседа, — сказала она вслух, вздохнув, предчувствуя реакцию короля на всю эту историю. Но жизнь дона Альвеса стоила того, тут Айвен Рудич был прав.

— Завтра утром уже там буду, — решительно сказал прогрессор, вставая из-за столика.

За время их беседы народ по большей части разошелся, в харчевне стало гораздо тише, под сводчатым потолком зажглись неяркие светильники. Фенелла немного посидела, разглядывая странные, в ярком колорите написанные картины на ближайшей стене, но так и не поняла, что там было изображено. Она вышла на вечернюю улицу, снова подумав о Сиде Оканнере. В кой-то раз он совершил необдуманный поступок, предложил ей кольцо. Ведь не хотел, всегда помнил о короле, но все же увлекся и предложил помолвку. А его так грубо поставили на место.

И девушка, не в силах больше оставаться вдали от Сида, переместилась к нему в загородный дом.

Сид ковал очередной меч. И он был не один. Мастеру помогал знакомый Фенелле подмастерье-подросток, поддувал мехами воздух в горн. И с самодовольным видом, свысока, наблюдал за странным кузнецом, который зачем-то свернул несколько железных полосок в спиральные жгуты, сложил их стопкой и теперь снова плющил жгуты в плоскую полоску. Парень был высокого роста, уже умел ковать подковы, считал себя опытным кузнецом. Щегольская наголовная повязка с медными бляшками красовалась на его лбу. Сид, мрачный и сосредоточенный, освещенный пламенем горна с неожиданной силой яростно бил молотом по заготовке.

Фенелла так и не решилась привлечь к себе внимание, только молча пнула с досады мешок с углем у порога, так что он упал. Легче ей не стало. Тогда девушка переместилась к могиле матери. Надо было где-то выплакаться. Выплакаться и осознать окончательно то, что в суете прошедших дней почти ушло из памяти. Почти. Ее отцом был граф де Маралейд, колдун и насильник. А она, рожденная от насилия, наверное, проклята. И окончательно измучившись от этой мысли, не находя себе места, Фенелла снова переместилась к кузнице Сида. Он был единственным, с кем девушка могла все искренне обсудить.

Стояла ночь, августовская ночь, наполненная сиянием близких звезд и яркой луны. Сид сидел на крылечке возле кузницы. Подмастерья-помощника уже не было.

— Это ты перевернула мешок с углем? — тихо спросил он, когда Фенелла села рядом с ним.

— Ну я.

— Сильная, как вепрь. А плачешь, как ребенок.

— Я думаю, что я еще и проклятый ребенок, зачатый от насилия. Я принесу несчастье тебе.

— Тебе рассказали… — Сид обнял ее за плечи и прижал к себе. — Я точно знаю, что граф де Маралейд предлагал твоей матери стать его женой в качестве платы за картину. Я точно знаю, что он не был насильником. Не он нанес твоей матери те раны на лице, я точно это знаю, потому что видел Меланару сразу после того ранения. Не думай так о собственном отце. Ты — утешение, песня, помогающая путнику на опасной дороге, а не проклятие, — сказал он еле слышно. Фенелла прижалась к его груди, слушая тихую взволнованную речь, и медленно успокаивалась. — Мы могли бы укрыться в других странах от Боэланда…

— Я слышала насчет гильдий. Прогрессор Айвен дал мне прослушать твой разговор… ну там, в харчевне. Я не хочу, чтобы из-за меня ты перестал быть мастером.

Сид вытер ей мокрое от слез лицо неизвестно откуда вытащенным платком и снова прижал к себе. Заговорил все так же еле слышно.

— Нет, дело не в гильдиях, милая. Послушай меня. Мы могли бы найти выход. Пристроиться, например, ко двору какого-нибудь вельможи в обход гильдий. Мы могли бы… Могли бы попробовать, Фенелла, если бы я не был оруженосцем дона Гайверелла. Об этом пока знает только дон де Грамейра с твоих слов. Он никому этого не сказал. Но я-то сам знаю, что мой сюзерен жив. Я был свободен от вассальной клятвы только до тех пор, пока считал его мертвым. Теперь же мой долг отправиться к нему в Альнард и разделить его судьбу, какой бы она ни была.

— Сид, тебе до сих пор снятся кошмары о твоей жизни в Борифате, — возмутилась девушка, забывая о своих страданиях, отстраняясь от его груди, чтобы заглянуть в глаза. — И ты снова туда собираешься.