Потерянное наследство тамплиера

– Нет, не Янтарную комнату, – вздохнула Мира, пропуская колкость в его голосе, – хотя я уверена, что она до сих пор хранится в бункере под развалами Кёнигсбергского замка, там же, кстати, и документы программы «Кёнигсберг 13».

– Стоп, стоп, стоп, – засмеялся Дэн, и Мира в очередной раз удивилась, как из толстого хомяка в очках смог вырасти такой красивый мужчина. Даже она, подруга детства, иногда смотрела на него и любовалась, забывая, что это всего лишь Дениска Кузнецов. – Если ты в срочном порядке настаивала на нашей встрече для того, чтоб, как в детстве, искать сокровища, то я, пожалуй, пойду. Между прочим, по телефону ты сказала, что у тебя вопрос жизни и смерти.

– Но это действительно так, – уже шёпотом сказала Мира, аккуратно оглянувшись вокруг, – на меня вчера на улице чуть кирпич не упал.

– «Чуть» не считается, и, вообще, город у нас старенький, фонд трухлявый. Это я тебе как чиновник могу сказать со всей ответственностью, правда, по секрету, никому больше не рассказывай, – продолжал шутить Денис.

– Да ты не понимаешь, мне позвонили и назначили встречу на конкретном месте. Я пришла, стою, подходит ко мне старушка, просит купить через дорогу в лавке батон. Я побежала, а когда вернулась, бабушка уже лежала на земле без чувств. Кирпич приземлился ей на макушку, – когда Мира вспомнила этот ужас, то от пережитого страха свело горло.

– Повторяться про фонд не буду, – уже серьёзно сказал Дэн. – Но неужели ты думаешь, что киллер, скучающий с кирпичом на крыше, перепутал тебя, молодую и красивую, с бабулей? – скептически озвучил свою версию он.

– За молодую спасибо, – немного успокоившись, сказала Мира, – за красивую тоже, но ответ – да, мог.

На этих словах Мира достала из сумки голубой берет и положила на стол.

– Красивая вещь, – как интеллигентный человек, он на всякий случай похвалил её. – Продаёшь? – зачем-то поинтересовался Денис, видимо, не зная, что говорить.

– Нет, – серьёзно ответила Мира, – эта улика. У бабушки был такой же берет, один в один.

– Да-а, – вздохнул Дэн огорчённо.

– Вот именно, – воодушевилась Мира, на минуту решив, что убедила оппонента.

– Да-а, Берёзовая Мира Михайловна, дела действительно плохи, – опять вздохнул он.

– А я тебе что говорю, – поддакнула Мира и совсем сникла.

– Если ты, – продолжил Дэн, – в свои тридцать лет носишь берет, как у бабули, то здесь пора уже бить в набат, – закончил грустно он и тут же рассмеялся.

Мира не ожидала такой реакции и надулась, да что там, она уже решила, что скажет сейчас Дэну всё, что думает про него, и уйдёт, прикидывая мысленно самые обидные для него детские воспоминания. Но от скорой смерти друга детства спасла девушка-официантка. Она принесла огромный серебряный поднос, полный яств. На нём лежали лепёшки разных размеров, соусы и приправы. Выставляла она всё очень красиво, и Мира, словно под гипнозом, залюбовалась. Но магию прервало неловкое движение чудесницы. Зацепив шифоновым шарфом, который был на самом деле частью костюма, вазочку с соусом, она опрокинула его на красивую голубую юбку Миры.

– Ой, извините, – защебетала официантка, – простите, я всё исправлю, – на её глазах появились слёзы, – я первый день работаю, всё, меня теперь уволят.

– Где у вас туалет? – спросила Мира, стараясь не расплакаться вместе с официанткой.

– Давайте я вас провожу, – быстро ответила она, – в нашем зале он занят, там сейчас засел какой-то человек и уже полчаса оттуда не выходит. Мы даже думали вызывать охрану, пусть разбирается. Вы сходите в соседний, китайский зал, там сегодня небольшое торжество, но гости выкупили его полностью. Думаю, в нём вы легко попадёте в туалет без всякой очереди.

Вздыхая, Мира вышла в круглый холл ярко-оранжевого цвета, обозначающий серединку цветка. От расстройства из головы совершенно вылетело, куда сказала заходить официантка. Вдруг из двери, за которой, видимо, была кухня, вышла кошка, ну как вышла – одарила своим появлением, как королева. Красивая трёхцветная, так же торжественно эта высокомерная красавица подошла к Мире и потёрлась о её ногу.

– Что, почуяла еду на моей юбке? – упрекнула животное в корысти Мира. – Прости, облизать не дам.

Она не любила кошек, считая их слишком своенравными домашними животными. Куда лучше собаки – преданные, весёлые, всегда рядом с хозяином, а не только тогда, когда питомцу хочется есть. Решив, что юбка не ждёт и её ещё можно спасти, Мира осторожно зашла в соседний зал. В нос ударил резкий запах смеси корицы, имбиря и чего-то ещё, возможно, аниса.

«Может, индийская кухня ещё и ничего, – промелькнуло в голове у девушки, – если китайская так резко пахнет, то есть её, скорее всего, вообще невозможно».

Но что-то ещё неестественное было там, что-то настораживающее. Оглядевшись, Мира увидела, что единственный столик в этом зале, который был занят, странно выглядит. Через секунду до неё дошло: все люди, сидящие за столом, лежат головами в своих тарелках. Решив, что пора громко кричать и звать на помощь, она открыла рот, но стала без чувств опускаться на пол, не имея ни грамма силы, чтоб издать даже писк. И, уже теряя сознание, девушка поняла, что неестественной в этом зале была тишина, звенящая тишина, не было слышно ничего, даже музыки.

Глава 1

«Первым делом, первым делом самолёты»

Только шасси самолёта мягко коснулось посадочной полосы аэропорта Шереметьево, телефон Зины начал бешено пикать, приветствуя сообщения мессенджеров. Но она не спешила их читать, хотелось ещё чуть-чуть продлить ощущение жалости к себе. Как только она села в кресло самолёта во Владивостоке, то решила, что будет страдать. Разрешит себе слабость и даже сочинила по привычке стихотворение в тему, как гимн её последующих страданий.

Для Зинки стихи были не творчеством, для неё это было сведение чувств в удобную форму для точного понимания ситуации. Так с детства учил её дед. Он сажал её за свой стол в кабинете, давал ручку, листок и говорил: «Вот сейчас попробуй написать, что ты чувствуешь, главное, в стихотворной форме, чтоб была рифма, пускай даже простая и парная. Во-первых, это поможет тебе несколько раз и с разных сторон обдумать ситуацию, а во-вторых, в стихи вмещается только самое основное, и вот что для тебя главное, ты и увидишь». Всё время, пока Зинка усердно пыхтела над листком, дед сидел рядом, смотрел на неё и улыбался одними глазами, так, как умел только он.

Это же стихотворение полностью отражало виденье ею мира сегодня. Зинка страдала, она устала быть сильной, устала всё решать. Молодой девчонке в 23 года было тяжело тащить на себе свалившуюся ответственность. Плюс ко всему, обманутые ожидания снова разбили ей сердце, снова предали девушку, так поверившую им.

Ей страшно захотелось почувствовать себя маленькой, чтоб дед сел рядом и сказал: «Знаешь, Зинка, я против грусти», – и улыбнулся одними глазами, как умел только он. Но его нет, уже больше года нет. Время не лечит, это неправда, Зинке по-прежнему больно от одной только мысли, что она не увидит его никогда, не уткнётся в его плечо, не почувствует себя под защитой. Поэтому она придумала историю, что дед уехал в очередную командировку, которых, надо сказать, было немало у него при жизни.