Страница 5 из 24
А.А. Темяшев как раз и действовал против существующего порядка, когда пытался наделить частью своего имущества своих незаконнорождённых детей, которые, к большому его сожалению, в соответствии с тем же законом «хотя бы они и были воспитаны тем, кого именуют отцом их, не имеют права на фамилии его и законное после него наследства» (ст. 136). Очевидно, что это положение имело целью доказать, что и в том случае, когда несомненно происхождение вне брака рождённого от данного лица, как отца его (а такое сомнение, как правило, существенно затрудняло законодательное наделение внебрачных детей правами по отношению к их биологическим родителям), первый вообще остаётся юридически чуждым последнему: он не носит его имени и не может ему наследовать как его сын. Постановление ссылалось на именной Указ от 16 февраля 1788 года по делу Апухтина (II. С. 3 1800 г. марта 6. № 19310) «О допущении детей, прижитых во втором браке при жизни первой жены, к наследству, наравне с прочими детьми от первого брака» (ПСЗРИ Т. 22. № 16627), в котором говорилось о том, что «Апухтины, Павел и Николай, были прижиты отцом их от второй жены при жизни первой, законно не разведённой, и не могли бы посему пользоваться на основании общих узаконений, находящихся в Уложении, в Воинском Артикуле и правилах церковных, никакими преимуществами отца их». Таким образом, законодатель стремился устранить внебрачных детей от всяких гражданских прав по отношению к их отцу, то есть по факту лишить их имени, наследства и права на содержание; «последнее есть результат власти родительской, здесь не существующей». (Загоровский А. Очерк постановлений о внебрачных детях со времён Петра Великого. www.conselex.ru).
Давая общую характеристику юридической регламентации законного наследования в Своде, профессор Московского университета Г.Ф. Шершеневич справедливо указывал: «Если вообще наследственное право отдалённых родственников, с которыми в огромном большинстве случаев наследодателя не связывает чувство привязанности, представляется с современной точки зрения довольно трудно объяснимым, то оно является, безусловно, несправедливым, когда влечёт за собою устранение из-за этих неизвестных наследодателю лиц других, наиболее ему близких – супруга, родителей, внебрачных детей, усыновлённых. Такое именно явление представляет действующее русское законодательство». При этом закон лишал незаконнорождённых детей наследственных прав и друг после друга. Этот вопрос был предметом специального рассмотрения Государственного совета, после чего Высочайше утверждённым мнением от 28 марта 1865 года было постановлено, что по действующим узаконениям право на наследство в имуществе после лица, умершего без завещания, имеют только родственники его, то есть такие лица, которые соединены с ним кровным родством (ст. 1104, 1105, 1111 ПСЗРИ Т.Х ч. 1.), а к роду или родству причисляются те только члены его, которые рождены в законном браке (ст. 1112, 1113 ПСЗРИ Т.Х). Следовательно, для того чтобы иметь право наследования в имуществе, оставшемся без распоряжения умершего владельца, специальный закон непременным правилом устанавливает не одну естественную принадлежность лица к роду владельца посредством рождения, но и рождение его от членов того же рода в законном браке. Таким образом, заключая такую сделку, друзья-гвардейцы вполне осознанно пытались обойти существующие ограничения, установленные гражданским законодательством.
В Своде законов был приведён примерный перечень запрещённых законодательством целей, которые, по существу, являлись подвидами недействительности сделки, нарушающей требования закона, в частности когда договор «клонится» (то есть имеет своей целью):
1) к расторжению законного супружества. Например, соглашение супругов о том, чтобы не жить вместе и никогда не требовать сожительства;
2) к «подложному переукреплению» имущества во избежание платежа долгов, то есть отчуждение должником своего имущества с целью избежать оплаты долга. Например, фиктивная распродажа имущества перед объявлением должника банкротом (сегодня это популярный метод вывода ликвидных активов);
3) к «лихоимственным изворотам», под которыми понимались сделки, совершённые в обход законодательного запрета на ростовщичество;
4) к присвоению частному лицу такого права, которого оно по состоянию своему иметь не может;
5) к вреду государственной казне.
Как видим, Свод не выделял видов недействительности, кроме как недействительности сделки, нарушающей требования закона, из чего мы вправе сделать вывод о том, что в этом случае гражданское законодательство отождествляло понятие «недействительность» с понятием «ничтожность» сделки.
В свою очередь, исследуя этот вопрос, Г.Ф. Шершеневич выделял два основных вида таких соглашений:
1. Абсолютно недействительные или ничтожные (сделка должна признаваться ничтожной, когда она по закону не производит предположенных юридических последствий, как будто стороны не совершали никакого юридического акта. Если сделка признаётся ничтожной, то нет необходимости опровергать незаконную сделку).
2. Относительно недействительные или опровержимые (опровержимость не лишает сделку саму по себе юридических последствий, а приводит к этому результату только по иску или возражению заинтересованного лица).
Если при ничтожности предположенные юридические последствия не наступают силою закона, то при опровержимости наступившие уже юридические последствия отпадают силою судебного решения. Сделка как при ничтожности, так и при опровержимости недействительна, но во втором случае она считается действительною, пока не будет опровергнута, так что при молчании заинтересованного лица она может сохранить полную свою силу. Такой качественно новый для российского правопорядка подход был продемонстрирован при подготовке проекта Гражданского уложения, который также предусматривал деление сделок на оспоримые и ничтожные. Однако в отношении видов оспоримых сделок проект приравнивал их к такому виду недействительных, как, например, совершённых под влиянием принуждения, существенной ошибки или обмана (ст. ст. 60–64).
Что же касается самих ничтожных сделок, то этот проект предусматривал, в отличие от Свода законов, две их разновидности (ст. ст. 93, 94):
1. Сделки, совершённые в состоянии, в котором лицо не могло понимать значения своих действий и руководить ими. То есть, как в нашем случае, когда А.А. Темяшев, по показаниям его сестры, был ограниченно дееспособен в результате разбившего его паралича и последовавшей за ним потерей речи.
2. Сделки, противные закону, добрым нравам или общественному порядку.
Один из свидетелей разыгравшейся сельской драмы Михаил Петрович Глебов писал в Ясную Поляну Николаю Ивановичу, который, страдая от клеветы и наговоров, уже был готов капитулировать: «Вы и я были самые близкие люди к Александру Алексеевичу, на нас он возложил надежду свою в исполнении священной его обязанности. От нас зависит благосостояние и вся будущность его сирот – следовательно, мы должны, во всяком случае, употребить все средства к достижению этой цели и отстоять смело противу угрожающей бури нам, тем более что Ваши добродетели и ничем не запятнанная репутация делают Вас совершенно неприкосновенным клеветам». Далее следовали шекспировские страсти, о которых мы благоразумно умолчим… Но! Николай Ильич Толстой, хоть и ценой больших усилий и личных потерь, сумел полностью выполнить поручение своего друга. После скоропостижной кончины (отцу Льва Николаевича было всего 43 года) в бумагах покойного был обнаружен вексель на 15 000 рублей, оформленный на имя Марфы Бобровой, который был полностью оплачен Дворянской опекой, там же находились три заёмных обязательства: два по 50 000 рублей на имя М.П. Глебова и А.М. Исленьева и одно на 74 000 рублей – С.И. Языкову, подписанные А.А. Темяшевым. Деньги по этим документам также были переданы его дочерям Исленьевым и Глебовым, Языков, в отличие от своих товарищей, бóльшую часть полученных денежных средств присвоил (Дробат Л. Крапивенские помещики Темяшевы, владельцы Пирогово. Тульский краеведческий альманах).