Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 25



В конце колонны военнопленных шли поливальные машины – смывали всяческую нечисть с московских улиц. Лучшие сегодняшние пиарщики не смогли бы придумать такого хода!

А вот из окончания войны я запомнил только один эпизод. Мама в честь праздника дала мне деньги в подарок. Я пошел в магазин и купил на них в коммерческом отделе (без карточек!) слойку. Есть не стал, а принес ее домой, чтобы всех угостить. Мама такие же сладкие булочки дома пекла – и с досады бросила она мою слойку в меня. До сих пор обидно.

Кончилась война, и отец вызвал нас в Феодосию, где он был назначен заместителем военного коменданта. В военное детство я включаю и время жизни в этом городе. Включаю потому, что было оно для меня, пожалуй, самым опасным в жизни. Крым сразу же после войны: разрушенные дома, запустение, но главное – огромное количество самых разнообразных военных боеприпасов, укрытых в развалинах, спрятанных в ямах, в каменных расщелинах. Я быстро вошел в компанию, мягко скажем, местной шантрапы, любимым делом которой были поиски этих боеприпасов. Находили артиллерийские снаряды, на конце с такими кнопками-пипочками на маленьких «столбиках» – взрыватели, шли к обрыву и бросали вниз, стараясь, чтобы пипочка о камень стукнулась. Раздавался взрыв, мы радостно разбегались. Однажды, гуляя по заброшенной набережной, случайно отодвинули на ее парапете камень и увидели под ним глубокую нишу, забитую рассыпным порохом. Кто и почему туда порох ссыпал – не знаю. У нас хватило ума не взрывать весь порох, мы бы, наверное, тогда половину набережной разворотили. Просто стали отсыпать порох в карманы и потом поджигали его кучками, дорожками. Несколько раз нас милиция ловила за «взрывными» занятиями, в камеру сажали. Тогда обязательно кто-нибудь из пацанов говорил, показывая на меня: «Его отец – Соколов». Фамилия в городе известная была, милиция после проверки меня домой отвозила. Дома бить не били, но очень ругали. Вообще-то за дело: из нашей компании в шесть-восемь ребят двое насмерть подорвались, один без рук остался. Меня Бог миловал. Погибнуть в Феодосии я мог не только от взрывных забав, но и от штормовой волны.

Местные ребята научили меня купаться в шторм. Это, конечно, не купание, а весьма опасный трюк, и надо уметь выполнять его. Прежде всего надо дождаться, когда море на 15–20 метров отступит от берега, собирая силы и дождавшись этого, надо как можно быстрее бежать по обнаженному дну навстречу поднимающейся волне. Волна может быть огромной, больше четырех метров высотой, и здесь, вдали от берега, надо нырнуть под самый ее «корень». Она понесет тебя назад к земле, и тут ты выныриваешь и что есть силы стараешься остаться на месте, сопротивляясь тому, чтобы волной быть выброшенным прибоем. Затем, дождавшись, когда волна начнет откатываться обратно, опять же изо всех сил грести к берегу. Вода сопротивляется, она стремится уйти подальше в море, тащит тебя туда, а ты борись, плыви и, выскочив на дно, стремглав беги к берегу, чтобы не накрыл тебя новый зловеще громыхающий вал. Рискованно, но увлекательно. Долгое время уже во взрослом возрасте я, красуясь перед девушками, демонстрировал это свое умение. Вот, пожалуй, и все, что я помню из жизни в Феодосии. Даже не скажу, сколько мы там прожили: год, полтора?

Демобилизовали отца из армии, и мы вернулись в Москву, домой на свою улицу К. Маркса, дом 22. Как хорошо жить на своей улице, где тебе каждый дом знаком, где все выбоины знаешь, все закоулочки! Отвлечемся немного: что же значит, и зачем это «…где тебе каждый дом знаком»?

Я считаю любопытство (ну по-научному точнее сказать – «любознательность») одним из важнейших свойств ума. Причем любознательность является и одним из критериев его развитости и непременным условием его развития. Как сказал Сократ, «если ты будешь любознательным, то будешь многознающим». Недаром великий А. Эйнштейн призывал: «Не утрачивайте с годами святой любознательности». Святой! Если уж дошло дело до цитат, то скажу, что любимым моим афоризмом (чаще всего приписываемым К. Тимирязеву) является: «Надо знать обо всем немного и все о немногом». И это не просто красивый оборот речи, это прямой путь интеллектуального развития. Академик Н. Бехтерева, долгие годы бывшая научным руководителем Института мозга РАН, утверждала, что нет ненужной, бесполезной информации, что чем больше в мыслительном процессе участвуют самые разнообразные нейронные информационные цепочки, тем больше вероятности сделать выдающееся открытие, да и вообще тем умнее и глубже человек.

Не только в силу подобных знаний, а и по причине особенности моего характера и сознания я не понимаю людей нелюбознательных, которых мало что интересует. Скажу честно, не только не понимаю, но такие люди меня раздражают, я считаю их недалекими, ограниченными, неинтересными для общения. Особенно это касается человека молодого. Идет такой рядом со мной, я ему показываю гостиницу «Метрополь», уникальное мозаичное панно Врубеля «Принцесса Греза» на ее фасаде, говорю о русском модерне, а ему это все до лампочки: «Да неинтересно мне это и не нужно!» Единственная надежда, что многие из подобной молодежи поумнеют с возрастом, пробудится в них тяга к расширению своего кругозора. Иначе беда – получим мы «общество людей ограниченных возможностей».



Так вот, можно просто пройтись к себе домой от Земляного Вала по улице К. Маркса (напомню, теперь ей вернули прежнее название – Старая Басманная), а можно идти, зная ее интересные места, зная историю домов, которые на ней стоят. Совершенно разные прогулки будут!

Вот Сад имени Баумана (мы его называли одним словом «садбауман»). Здесь стоял когда-то флигелек, в котором почти двадцать лет жил удивительный человек, писатель и философ, патриот и западник, которого так уважал Пушкин, – П. Чаадаев. Сюда к опальному философу, официально объявленному сумасшедшим и жившим под домашним арестом, заглядывали кроме Пушкина и Гоголь, и Тургенев, и Герцен… Вот тебе и садбауман! У меня же связано с этим садом и одно «нюхательное» воспоминание.

Когда после войны вернулся на родину знаменитый наш шансонье А. Вертинский, то один из концертов он давал в скромном деревянном театре Сада Баумана. Мама повела меня на этот концерт. Вошли мы с ней в зал и зажали носы – в зале сильнейший запах нафталина! Дело было летом, жарко, но многие дамы пришли в меховых накидках, горжетках, чаще всего из лисы. Долгие годы ожидания быть надетыми в подходящем случае, лежали они в сундуках и на антресолях, щедро пересыпанные нафталином.

Пойдем дальше по улице. Где-то посреди нее прямо на проезжую часть гордо выходит красивый дворцовый фасад (дом № 21). Удивительно интересна его история. Первоначально построил этот дворец князь А. Куракин. Потом его длительное время арендовал французский посол-маршал Мармон. Так вот, в сентябре 1826 года в один и тот же день, в одни и те же часы на «моей» улице находились одновременно два человека: император Николай I на балу у французского посланника и А. Пушкин в гостях у своего дяди Василия Львовича (дом № 36). Не слабо!

С куракинским дворцом связано еще одно историческое событие, и тоже с императором, но уже с Николаем II. Кровавая ходынская трагедия 1896 года. По официальным данным, погибло тысяча четыреста человек, по другим данным – около двух тысяч! На следующий день после их гибели французский посланник давал бал в том же дворце на Старой Басманной в честь коронации Николая II. Некоторые отговаривали императора ехать на бал, советовали траур объявить. Он же поехал и открыл его танцем с женой посла. В 1906 году, после поражения в Русско-японской войне, поэт Константин Бальмонт написал стихотворение «Наш царь», в котором есть пророческие строчки: «Кто начал царствовать – Ходынкой, // Тот кончит – встав на эшафот». Мы еще вернемся кратко в своей книге к царю, возведенному церковью в наши дни в святые страстотерпцы, сейчас же продолжим путь домой по Старой Басманной.

На углу Старой Басманной и Бабушкина переулка – старинный красивый классический особняк – родовое гнездо Муравьевых-Апостолов, семьи, давшей российской истории сразу трех декабристов. Неслучайно поэтому сейчас в нем располагается Музей декабристов. Особняк этот запечатлен в прекрасном фильме «Анна на шее», когда князь (А. Вертинский) подъезжает навестить Анну (актриса А. Ларионова).