Спасительница рода

– Но как это сделать?

– Взглянуть на факты. Вот смотри: ты в одиночку привела в порядок замок, подружилась с растениями, и они позволили тебе взять древесину для мебели и створок. Но кроме того, ты живешь здесь уже несколько дней. И не сбежала обратно к родным, а стараешься понять себя. Если посмотреть отстраненно: это проявления силы или слабости?

– Наверно, силы.

– Верно, – Анна улыбнулась. – В следующий раз, когда тебе покажется, что ты ни на что не способна – а так будет, знаю по опыту, – вспомни это время, вспомни, что ты делала. Все, до мелочей. Одна песчинка способна сместить чашу весов. Одного дуновения достаточно, чтобы поднялся ветер. Жизнь будет испытывать тебя, другие люди захотят проверить, насколько ты свободна, есть ли гармония в душе, умеешь ли сохранять равновесие. Когда это случится, оглянись назад и вспомни, чего уже смогла достичь. Слабые люди опускают руки и ничего не делают. Ты не такая. Я это знаю. Потому что ты – это я, а я – это ты.

Вероника улыбнулась и вытерла слезы.

– А теперь раздерни-ка занавески. Начинается новый день.

Девушка подошла к окну и распахнула его. Внутрь ворвались солнечные лучи, ласковый ветерок коснулся щеки. Вероника вдохнула утренний воздух полной грудью и поняла, что готова двигаться дальше.

Анна наблюдала за воспитанницей и радовалась, что не ошиблась в ней.

Начало освобождения

– Теперь, когда ты поняла, что намного сильнее и способнее, чем думала раньше, взгляни на себя, – обратилась женщина с портрета к правнучке.

Вероника посмотрела на потрепанное платье, бахрому на поясе, превратившуюся в лохмотья, приподняла подол, обнажив башмаки, которые отец давно бы потребовал выбросить, и вздохнула.

– Ты снова ошиблась с направлением, – покачала головой Анна, – взгляни на руки.

Девушка отдернула рукав и наконец заметила, что кожа пошла трещинами, как известка на стене, если ее намочить, или разбитая плитка на полу.

– Что со мной? – вскрикнула Вероника и схватилась ладонями за лицо, только сейчас ощутив глубокие борозды от слез. – Неужели я старею? Разрушаюсь, как древняя статуя?

– Нет, милая, – рассмеялась Анна. – Ты сбрасываешь старый образ, обнажаешь свою суть. Без этого не обойтись, если ты хочешь стать той, что рождена. Той, что тебе предназначено стать.

– Но я никогда не видела таких преображений у родных, когда дар проявлял себя.

– Никому не приходилось сбрасывать с себя столько лишних слоев: неуверенность, ожидания общества, груз, нависший над родом. Не надо отковыривать куски, – остановила прапра свою воспитанницу, заметив, что та пытается подцепить ногтем и отодрать треснувшую кожу, – они отвалятся сами, когда ты завершишь преображение.

– А до того времени мне придется ходить такой… страшной, – последнее слово Вероника произнесла еле слышно.

– Запомни, милая, ты прекрасна потому, что умеешь чувствовать, а не из-за выраженной линии губ и больших глаз. Пока ты веришь во внешние проявления, они довлеют над тобой.

– Что значит, верю? Так оно и есть.

– Нет. Еще одна ошибка вашего мира. Правильно – не то, что ты увидела или кто-то сказал. Живо лишь то, во что ты веришь. Когда ты сможешь поверить в себя настолько, что мнение общества станет неважным, тогда ты избавишься от старой кожи.

– Как змея?

– Почему змея?

– Только они сбрасывают кожу.

– Ты не права. Видела когда-нибудь кошек?

– Конечно, к нам домой часто приходил рыжий кот. Но родители не разрешали ему оставаться.

– Жаль, конечно, но сейчас не об этом. Кошки регулярно вылизываются, трутся о разные поверхности, чтобы избавиться от старой шерсти. Они так сбрасывают негативные эмоции, которые были вокруг них, освобождая место для нового, яркого, радостного. Если бы ты не позволяла другим так долго взваливать на тебя нереальные ожидания, не пришлось бы сейчас все это проходить.

– Значит, это моя вина…

– Не вина, а беда. И мы с ней справимся. Я тебе помогу. А пока тебе нужно сосредоточиться на том, что ты чувствуешь: впитать атмосферу утра, ощутить настроение замка, проникнуться энергией растений. Закрой глаза и сосредоточься.

Вероника зажмурилась. Сначала она ничего не почувствовала. Но потом ее тело начали пронизывать теплые лучи и струны.

– Я чувствую себя арфой, – не открывая глаз, сказала девушка.

– Тогда играй. Раз ты ощущаешь себя этим инструментом, значит, музыка – это твой проводник. Она поможет тогда, когда будешь сомневаться. Играй. Найди свою мелодию.

Девушка неуверенно коснулась струн. Дернула за одну, потом за другую. У каждой был свой, глубокий, неповторимый звук. Вот это замок, а это дуб на поляне, а вот береза у болота, а эта, самая мощная, струна принадлежит земле. Не удержавшись, Вероника начала танцевать. Она кружилась, парила, взмывала. Земное притяжение не могло удержать ту, что стала свободной.

Анна смотрела на девушку с портрета и улыбалась. Она видела, что трещины на коже становятся глубже, но до истинного освобождения было очень далеко. Прародительница рода надеялась, что времени хватит. И для семьи еще не поздно. А Вероника продолжала кружиться в танце и не замечала тревог своей прапра…прабабушки.

История портрета

– Анна, скажите, а в жизни вы выглядели так же, как на этом портрете? – спросила Вероника после очередного разговора о важности раскрытия своего дара.

– Почему ты спрашиваешь?

– Как-то к нам приходил художник, чтобы запечатлеть семью. Мы все получились не совсем похожими. Помню, моя сестра очень расстроилась, что не настолько красива на портрете, как в жизни.

– А что подумала ты сама?

– Ну, я посчитала, что таково видение художника. Он сделал то, что и как смог. Но портрет мой мне не нравился. А ваш вам?

– Портрет – это нечто большее, чем просто изображение человека. Если, конечно, он нарисован мастером.

– Что вы имеете ввиду?

– Ты была права, сказав, что таково видение художника. Мы смотрим на людей по-разному. Один увидит миловидное личико, другой – внутреннее смятение, третий – хорошую рукодельницу. И все это попадает на портрет. Если мы не согласны с мнением художника и хотим скрыть то, что он увидел, будем говорить, что картина – плохая.

– А кто рисовал ваш портрет?

– Я.

Вероника открывала и закрывала рот, словно ей не хватало воздуха. Потом прижала руку к губам и покачала головой.

– Да, ты все правильно поняла, – кивнула Анна. – Я могу говорить с тобой именно потому, что свой портрет я написала сама и вложила в него свою душу.

– Но это значит…

– Да, тогда я уже знала, что умру. Но чувствовала, что долг не отдан. Помнишь, я говорила о мудреце? Он ждал, что я верну долг, спасу, обучу. Но я не могла жить вечно. И переселилась в этот портрет.

– А вам, – Вероника сглотнула, – вам не было страшно?

– Покидать тело и переходить в портрет?

Девушка кивнула.

– Нет. Тело – это лишь тело. Важна душа. Не имеет значения, кто ты – мужчина или женщина, взрослый или ребенок, человек или портрет, – необходимо выполнять свое предназначение. Этим путем готовы идти не все, поэтому не жди таких поступков от других. Не совершай моей ошибки.

– Вы ошибались? – глаза Вероники расширились, став похожими на две кружки с чаем. Казалось даже, что от них вот-вот начнет подниматься пар.

– Милая, я тоже живой человек. Точнее, была им, – Анна усмехнулась собственной шутке. – Я тоже иногда уставала, впадала в отчаяние и боялась не справиться, оступалась и падала, отступала и проигрывала. Но знаешь что? Я всегда возвращалась на свой путь. Ошибаются все, но слабые отказываются от борьбы, а сильные идут вперед, несмотря ни на что. Я прошла свой путь так, как я это сделала. Теперь твой черед. Но я буду рядом – смотреть с портрета, который сохранил мою душу до встречи с тобой. А когда моя помощь больше не понадобится, стану безмолвной картиной.