Страница 9 из 17
Я слышу, как меня окликают. Это полковник Тривульцио, высокий шестидесятилетний горец с испитым, но твёрдым лицом, оживлёнными смеющимися глазами и трубкой в зубах. Я оставил его пехотный полк по приказу штурмового подразделения. Среди сутолоки и криков чёрных фесок он рассказывает:
– В Меоло [46] была потеха. Битва неаполитанских клоунов и шутов. Настоящий бордель с пьяными драками. Но сколько крови и сколько убитых! Однако, было весело. Я никогда не видел такого переполоха. Подумай только, наш пулемёт тащил наверх австрийский пулемёт, тащивший наверх наш пулемёт! Один в заднице у другого! Все три в один ряд. Непонятно, где проходила линия фронта. Линия постоянно колебалась. Поваленные деревья, непредвиденные проволочные заграждения, все телефонные провода были повреждены. Вдруг я углубился с пулемётом в заросли и вышел на луг. Но, та-та-та-та… да, три австрийских пулемёта! Ай! ай! назад, назад! Их слишком много, а нас слишком мало!
Полковник Тривульцио сопровождает свой рассказ о нелепейшем отступлении комическими жестами.
– Мы попрятались за деревьями, в 50-ти метрах позади. Три секунды. Остальные чёрные фески сгрудились за спиной, как школяры на пирушке. Внезапно все вскочили и бросились на луг. Чёрт возьми! Чёрт возьми! Но мы были уверены в своих силах! Чувство победы было у нас в крови. Вперёд, назад, потерялись, отбились. Потерялись с самоуверенностью богачей на игровой доске. «Нужно взорвать эти три пушки?» – спрашивает меня капрал. Все отвечают: «нет, нет, нет, боже упаси! Мы заберём их, ничего не нужно взрывать. Теперь это наши пушки, и через полчаса мы вернёмся за ними». Мы были спокойны, как праведники! Тридцать парных упряжек наших лошадей попали к австрийцам и вернулись к нам через полчаса.
Я протискиваюсь сквозь толпу с Зазà на руках и выхожу наружу, в темноту Вероны.
Пара кабаков с полузакрытыми ставнями. Хмель ударил в головы и выгнал наружу разрозненные группы, горланящие дуэты, дерзкие кулаки и кинжалы, готовые к потасовкам и крайне раздражённые тем, что не видят перед собой коленопреклонённого города с коврами нежных женщин на булыжной мостовой, фонарями и гирляндами женщин на балконах. В чёрном проёме ворот драка между карабинерами и ардити. Я вмешиваюсь, потому что огромный карабинер обхватил и потащил подмышкой негодующего тощего ардито[47], беспомощно бьющего в воздухе ногами в ритме азбуки Морзе.
– Отставить, так не обращаются с солдатами победителями.
– Но, господин лейтенант, он дал мне кулаком в нос. Взгляните, сколько кровищи.
– Пусть себе идёт, он пьян. Нужно уважать опьянение героев.
– Если это приказ, господин лейтенант, то пусть идёт. Хвастливые бестии распоясалась в тёмном городе. Будут неприятности, но не имеет значения.
Всю ночь напролёт я шатался по городу вместе с ардити, подпевая им и подхватывая припевы их песен, пьяный не от вина, но от того преображающего алкоголя, который все философы мечтают растворить и уничтожить в своих педантичных холодных перегонных кубах, и который называется патриотизмом. В этом смысле я никогда не стану трезвенником.
На заре, в вагоне второго класса, везущем меня в Модену, я, наконец, встречаю заслуженную награду, преподнесённую мне Родиной.
Действительно, прекрасная итальянка. Темноволосая, изящная, нежная и гибкая. Тридцатилетняя, с великолепными глазами, волосами и зубами. Но не будем торопиться! Я опишу её вам мало-помалу. Постараюсь обуздать все свои порывы, в том числе мой дескриптивный лиризм. Я созерцаю её в восхищении. Гьяндуссо изумлённо уставился на неё. Зазà свернулась клубком у её ног. Я вступаю в разговор. Находчивый, напористый, интуитивный. Чувствую её заинтересованность в нашей победе. Рассказываю о битве. Прекрасная дама слушает, внимание в каждом движении. Её зовут Розина Миллари из Одерцо[48]. Богатая беженка, немного растерянная, поскольку ей не нравятся пригласившие её родственники. Ей придётся весь день бесцельно провести в Модене, чтобы тем же вечером отправиться на их загородную виллу. Я приглашаю красавицу на завтрак. Она в нерешительности. Но фортуна на моей стороне. Действительно, невозможно ни в чём отказать солдату победителю. На вокзале в Модене позавтракать негде. Скопление солдат и давка вынуждают нас выбраться оттуда как можно быстрее вместе с её и моим багажом, Гьяндуссо, Зазà, и через некоторое время вся импровизированная семья обосновывается в гостинице «Италия».
У меня душа итальянского солдата. Вы знаете, что значит быть 40-летним, гениальным, исполненным обаяния, могучим генератором новейших здоровых идей, отданных в дар миру, создателем мощных поэм и, тем не менее, не задумываясь пожертвовать всем этим ради своей земли и своего народа, находящихся в опасности?
Вы скажете, что одним лейтенантом на фронте больше, одним меньше, не имеет значения. Однако этот лейтенант носит прославленное имя; благодаря своему красноречию – он стал примером, маяком, живым знаменем, примером мужества и веры для всех тех, кто доверяет ему. Вот кто я такой. Аккумулятор патриотической энергии, эффективнейший и абсолютно бескорыстный. Таким образом, я мобилизовал самый непокорный из темпераментов, дисциплинировал и наступил на горло собственной гордости, всегда вытягиваясь по стойке смирно перед старшими по званию, не стоившими моего мизинца. Вот истинный героизм, заслуживающий, дорогие пассатисты и дорогие пассатистки, награды, схваченной грубыми руками и без церемоний!
В номер гостиницы «Италия» я вошёл, как входят в кондитерскую после длительного воздержания от сладкого. Я разглагольствовал о любви с красноречивым и трогательнейшим лиризмом, предлагая прекрасной даме для капитуляции все бархатные трамплины, но в действительности я покорил её, можно сказать, своим авторитетом.
Это не было тяжкой повинностью, возложенной на мою подружку, напротив, я выдал ей патент на бессрочное пользование побережьем великого моря сладострастия, после того, как галантно обучил её колеблющийся дух свободному плаванию в его глубинах.
Комнату освещали отблески тысячи знамён, пламеневших на фасадах домов. Переносные подвесные сады. Красный цвет казался поистине обновлённым. Презренный зелёный цвет Капоретто превратился в зелень Пьяве, в изумрудный цвет Адриатического моря, он станет победным зелёным цветом Изонцо. Раскалённое небо, казалось, кружилось в руках полураздетых берсальеров, свирепых, горланящих, с глотками, полными дикого итальянизма и гордости, любовь – вендетта – грабёж – героизм – мафия.
Я последовал за своей красавицей, решившей заняться распаковкой багажа. Нежный укус сзади в шею. Затем я раздел её. Я приступил к делу томно, со всеми ласками, которыми отличаются венецианские любовники, и с воркованием птицы, проклинающей свою клетку, молящей о свободе и не знающей иного неба, кроме отражающегося в чашке с водой. Я ошеломил её поцелуями и бесконечными ласками. Я овладевал ею снова и снова, пылко, порывисто, теряя рассудок. Потом я остановился. Я швырнул на диван душу, служившую мне до тех пор, и вытащил наружу другую из глубины своего существа.
Необходимо, подумал я, с научной точностью и со сладострастием гурмана оценить приз, приготовленный для меня судьбой.
Я мягко заставил замолчать Розину, стремившуюся рассказать мне о трусливой глупости своего мужа нотариуса, педантичного германофила, пораженца, уклонившегося от отправки на фронт, несмотря на свои 25 лет, отличное здоровье, и сказал ей:
– Дорогая Розина, ты слишком прекрасна, чтобы скрываться под сорочкой, сними её. Я хочу тщательно проанализировать твою красоту и сделать набросок.
Я вскочил с постели, схватил свою записную книжку, поудобнее уложил обнажённую Розину:
– Закрой глаза. Хорошо!.. теперь открой!
Удивительные глаза. Роговица слегка голубоватая, с мельчайшими кровеносными сосудами в уголках, утопающая в странной сладкой золотистой наливке. Чёрный зрачок, окружённый тёмным золотом…
46
Меоло (итал. Meolo) – коммуна в Италии, располагается в провинции Венеция области Венеция.
47
Ardito (ит.) – "отважный" (см. сноску на стр. 51).
48
Одерцо (итал. Oderzo) – коммуна в Италии, располагается в провинции Тревизо области Венеция.