Страница 2 из 3
– А, ерунда, подпорку можно поставить, – махнул рукой Иван. – Мы постоянно так делаем, когда роботрясы груз в ракетах неправильно складывают.
И кивнул пареньку:
– Дальше то что?
– А дальше вот что. Пузырь начал крениться. Кренился он не в сторону болота, а в сторону реки, прямо нависает с крутого кисельного берега. Деревенские заволновались, что если он над рекой лопнет, то река из берегов выйдет, и деревню затопит. И молоко в реке, да и вообще – всю экологию нашу селянскую попортит. Кто чего в него наболтал за века! В пузыре-то не ясно, что бурчит. И болезни всякие, и несчастья. Другие деревни по реке подключились. Написали в Столицу, чтобы пузырь в установленном порядке откачали. Комиссия приехала. Вий – главный. Черномор при нем локтями с другим помощником, долговязым таким, терся.
– Петенька наш, – усмехнулась Марья Моревна, – глубоко нырнул. В комиссиях трется!
– Да, взлетел Петька! – покачал головой Иван. – А ведь по виду не скажешь.
– Взлетел, нырнул. Упал, поднялся, – глубокомысленно изрек старичок Прохор, – перпетум мобиле ваш Петька, волчок!
– Как в ленте мебиуса, – пояснила Василиса. – Я знаю, мы проходили. С одной стороны полоса – черная, с другой – белая.
Помолчали, вспомнили Петьку. А паренек продолжил:
– Ну, я своих коросилов выгуливаю, на бидоны с молоком задумчиво гляжу, охлаждаю. Вдруг приходят из деревни, просят, чтобы я, если увижу, что пузырь падать в реку начнет, или протекать, то сразу бы в деревню бежал и предупреждал. Дали мне три шарика воздушных, чтобы я утром, днем и вечером сигнал подавал. Если все хорошо – шарик запускаю. Если опасность – бегу и предупреждаю.
А после деревенских Черномор подлетел. Сказал, что, если пузырь в речку клониться начнет, чтобы я ему первому сказал. И ботинки посулил, каких ни у кого в деревне нет.
Ну, я пасу, охлаждаю. К пузырю иногда подхожу, поглядываю. Очередь двигается. Замечаю, трещинка по стороне, что над рекой, побежала.
Я одного коросила к Черномору послал с запиской насчет трещинки. Он ответ прислал, чтобы я в деревню сигнализировал, что ничего страшного. Я один шарик запустил.
Во второй раз в обед смотрю – трещинка растет. И в длину, и в ширину как бы корешки расходятся. И вроде как подкапывает.
Я второго коросила к Черномору отправил с запиской. Он снова ответ прислал, что все в норме, мол, покапает и само зарастет. И чтобы я второй шарик запустил.
А после обеда в пузыре что-то уж очень сильно загудело. Он так задрожал, и будто в нем что-то ходуном заходило. Бока так и колыхались.
Я третьего коросила к Черномору снарядил. Тут уж он сам подлетел, пузырь ощупал. Людям, что в очереди стояли, разрешил по одному билету вдвоем проходить. Мне сказал деревенских зря не волновать, третий шар запускать. Коробку с ботинками из-за бороды показал, и на доклад к Вию улетел. Я шарик запустил, а потом смотрю, коросилы мои электронные, хоть и твари бездушные, а на пузырь косятся и к нему близко не подходят, хотя возле него осока и лопухи особенно сочные.
И вечерело уже, с болота звуки всякие разные, страшно. Я коросилов собрал, бидонами загрузил, в деревню отвел. Рассказал все деревенским, а они меня на смех подняли, мол, целый день все хорошо было, и вдруг закапало. Потом смеяться перестали, меня отправили в четвертый раз посмотреть.
Я сбегал, смотрю, уже струйка в реку из пузыря сочится. А народ как прет по два на один билет, так и не останавливается. Некоторые по второму разу в очередь становились, объясняли, что не все горести вспомнили. И Вий рядом со струйкой стоит, пальцы намочил, растирает и нюхает. Рядом Черномор и долговязый тот. Меня увидели, говорят, чтобы в деревню возвращался, но, чтобы сказал, что все в порядке, все под контролем, мол, сам Вий наблюдает и гарантирует.
Я засомневался, но Вий на Черномора посмотрел, Черномор коробку открыл, мне ботинки отдал. «Беги, – говорит, успокой деревенских». Я новые ботинки обул и побежал.
Прибегаю обратно в деревню, там люди на площади толпятся – Илья Муромец мед с пасеки привез. Так, между делом, спросили, как да чего. Я все и сказал, что велено не беспокоиться, Вий гарантирует, а очередь не убавляется. Только Илья на мои ботинки новые покосился, спросил, откуда такие клевые. Сказал, что тоже такие хотел, но размер не нашел. Хорошие ботинки, сами себя язычками чистят, как кошки.
А потом вдруг с реки пацаны прибежали. Удочки побросали, кричат, что осетры брюхом кверху плавают. Тут и ветерок подул с реки, чем-то смрадным запахло. Народ вокруг меня снова столпился, про мед забыли, стали снова допытываться. Я только про струйку стал рассказывать, как Черномор сверху свалился. Важный такой, встал в центре, бороду кольцами разложил, бумажку вытащил. Объявил, что постановление комиссии по осмотру Пузыря читать будет. Я через плечо заглянул, пузырь действительно с большой буквы написано. И внизу подпись Вия обугленная. Вот по этой бумажке Черномор и прочитал, что все под контролем, просто форс… фарс… морж этот случился, но с кем не бывает, все проходит, а что не случается, все к лучшему. Народ Черномора выслушал, а потом как один к Илье Муромцу все повернулись. «Доколе, – спрашивают, – нам под этим пузырем жить. И так уже солнце из-за него позже встает, и приезжие пакетами от пикников все леса завалили». Илья меня за воротник поднял, спросил, как все было. Я и рассказал. Про трещинку, про капельки, про струйку, про двух человек по одному билету. Илья добрый, всего-то легонько пнул меня в назидание, вот я к вам и долетел. Только и увидел напоследок, как Илья себя по бокам хлопает, меч ищет. А меча-то и не было: он же не на битву пришел – медом торговать. Так он меча не нашел, из изгороди кол выдернул. А больше я ничего не успел увидеть – к вам в яблоню приземлился. Извините, что поломал маленько.
– А чего же всех так замочило? – спросила Марья Моревна.
– Не знаю, – виновато ответил пастушок, – я быстро летел, не заметил.
– Это я вам расскажу, – раздался из кустов сердитый голос кота Василия.
Василий вышел на дорожку, отряхнулся и уселся, начав усердно вылизываться. Но вскоре поднял голову и начал рассказывать.
– Пошел я на болото за осокой: русалка попросила – жестко ей на ветке на голой коре лежать. А где самая лучшая осока? Ясное дело – под пузырем.
Василий поперхнулся, прокашлялся и замолчал, снова принявшись вылизывать правую заднюю лапу.
– Не томи, Васенька, – попросила Василиса.
– Не тормози, – подержал жену Иван.
– Все-таки я интересуюсь, чем все закончилось? – подал голос старичок Прохор.
– Молока тебе, что ли, принести, горло прочистить? – спросила Марья Моревна и поднялась, чтобы идти в дом.
– М-р-р… лучше сливок, – ответил Василий и облизался. – Мне продолжать, или хозяйку подождем?
Он проводил глазами ушедшую Марью Моревну.
– Я дверь открытой оставлю, услышу. Чай, не глухая, – сказала Марья Моревна с крыльца.
Кот продолжил:
– И вот я осоку стригу – зубами под самый корешок. Зубы у меня ого какие острые! Но нужно аккуратно – стебелек к стебельку, длина, толщина… Русалка она хоть и рыба наполовину, а характер чисто женский – капризный.
И вот я весь в осоке, делом занимаюсь, параллельно с лягушками, стрекозами и всякой прочей живностью новостями обмениваюсь, болотную жизнь фиксирую для пополнения репертуара. Вдруг чую – дрожит вода болотная, кочки закачались. Слышу: топот, гомон, крики. На лапки приподнялся, вижу: несется на меня толпа деревенских. Впереди Илья с колом. Прямо как иго татарское, только глаза у всех не раскосые, а круглые, в основном василькового цвета, хотя попадаются и карие. Я в боевой комочек сжался, присел. А толпа, оказывается, к пузырю торопилась. Илья первым подскочил и как вдарил колом по тугому боку. В нем враз бурчать перестало, тугая струя как протуберанец, только черный, хлынула в болото. Народ сверху с лесенки посыпался, забарахтался. Там и вымокли все, о чем в maternet-е и пишут. Ну и сороки тоже о том же болтают. Читать не умеют, а видеть – видели, поскольку летают где попало.