Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 27

Для создания более справедливой экономики, в которой процветание станет доступным большему количеству людей, а следовательно, будет более устойчивым, необходимо придать новые силы серьезной дискуссии о природе и происхождении ценности. Мы должны пересмотреть рассказываемые нам сказки о том, кто является создателями ценности и что это говорит нам о том, каким образом мы определяем разные виды деятельности как экономически производительные и непроизводительные. Прогрессивную политику невозможно ограничивать налогообложением богатства – она требует нового понимания и обсуждения того, как создается ценность, в связи с чем такая политика вызывает более яростное и неприкрытое противодействие. Слова имеют значение – нам нужен именно новый словарь для политических действий. Политика – это не только «интервенции», предметом политики является формирование иного будущего: совместное создание рынков и ценности, а не просто «настройка» рынков или перераспределение стоимости. Речь идет о принятии рисков, а не их «устранение». Кроме того, политика не должна сводиться к пресловутому выравниванию правил игры – она должна подталкивать эти правила в направлении желательного для нас типа экономики.

Это представление о том, что мы можем задавать для рынков определенную форму, имеет важные последствия. Мы способны создавать более надежную экономику благодаря пониманию того, что рынки являются результатом решений, принимаемых бизнесом, государственными организациями и гражданским обществом. Восьмичасовой рабочий день сформировал различные рынки – и это был результат борьбы в рамках профсоюзов. Возможно, причина того отчаяния, которого сейчас так много во всем мире, – отчаяния, ныне ведущего к популистской политике, – заключается в том, что экономика представляется нам попросту «сконструированной» торговыми правилами, технократами и неолиберальными силами. Действительно, как будет показано в этой книге, теория «ценности» сама представляется некой разновидностью объективной силы, определяемой предложением и спросом, а не чем-то глубоко укорененным в определенных типах мировоззрения. Экономику действительно можно конструировать и форматировать – но делать это можно либо со страхом, либо с надеждой.

Особый вызов, который я формулирую в своей книге, заключается в том, чтобы в отношении экономики надежды, в которой мы сможем более уверенно оспаривать допущения экономической теории и то, как они преподносятся нам, а заодно и выбрать иной путь среди множества доступных, – выйти за рамки позиции циника в духе Оскара Уайльда, знающего цену всему, но ничего не умеющего ценить.

Глава 1. Краткая история ценности

Один вид труда увеличивает стоимость предмета, к которому он прилагается, другой вид труда не производит такого действия. Первый, поскольку он производит некоторую стоимость, может быть назван производительным трудом, второй – непроизводительным.

Сегодня мы воспринимаем рост достатка как нечто само собой разумеющееся, допуская, что следующее поколение в общем и целом будет более зажиточным, чем предыдущее. Но так было не всегда. На протяжении большей части человеческой истории у людей не было подобных ожиданий, так что лишь некоторые мыслители – отчасти потому, что уровень жизни повышался в лучшем случае очень медленно, – уделяли много внимания вопросу о том, почему одни экономики растут, а другие нет. Темпы изменений ускорились в период раннего Нового времени. Прежде статичные экономики стали динамичными. Движение распространялось буквально по воздуху. Подъем национальных государств в Европе, необходимость финансировать войны, колонизацию, технику, фабрики и добычу угля вкупе с ростом населения стимулировали новое мышление во многих сферах. Правительства и люди из всех социальных слоев хотели знать, что вызывает это беспрецедентное движение и как им можно управлять. Какие налоги можно взимать? Почему мои заработки так низки в сравнении с прибылями капиталистов? Насколько можно быть уверенным в будущем своих сегодняшних вложений? Что создает ценность?

Ключевым моментом для ответа на подобные вопросы является понимание природы производства. Как только те или иные виды деятельности определены как производственные, у экономической политики появляется возможность для направления экономики в нужное русло с помощью распределения более значительной доли капитала и усилий в пользу производительных видов деятельности, которые стимулируют и поддерживают экономический рост. Однако разграничение того, что является производительным, а что нет, варьировалось в зависимости от изменявшегося состояния экономических, общественных и политических сил. С того самого момента, когда экономисты примерно 300 лет назад стали изучать меняющиеся условия производства, они приложили немалые усилия для рационального обоснования классификации одних видов деятельности как производительных, а других – как непроизводительных. В конечном итоге экономисты, как и все остальные люди, являются продуктом своего времени, и если речь идет о понимании того, что такое ценность, важно отделять устойчивые критерии от преходящих – также, как мы увидим, важно, в каком направлении развивается идеология.

В этой главе будет рассмотрена эволюция теорий ценности примерно с середины XVII до середины XIX века. Мыслители XVII века сосредоточивались на способах расчета экономического роста в соответствии с запросами своего времени – ведением войн или повышением конкурентоспособности относительно какой-то другой страны (например, Англии по отношению к ее торговому и морскому сопернику – Голландии). Меркантилисты фокусировались на торговле и потребностях торговцев (на продаже товаров). Начиная с середины XVIII до конца XIX века экономисты рассматривали ценность как нечто возникающее из объема труда, затраченного в процессе производства, – сначала сельскохозяйственного труда (физиократы), а затем промышленного (классическая школа политической экономии). Поэтому, по их убеждению, данная ценность предопределяла цену продажи конечной продукции. Их теории ценности – теории создания богатства – были динамичными и отражали мир, пребывавший в состоянии трансформации, как экономической, так и общественно-политической. Эти экономисты концентрировались на объективных силах – воздействиях технологических изменений и разделения труда на способы организации производства и распределения. В дальнейшем, как мы увидим в следующей главе, на смену подобным представлениям пришла иная – неоклассическая – точка зрения, в рамках которой большее внимание уделялось субъективной природе «преференций» различных экономических субъектов, а не объективным производительным силам.

Меркантилисты: торговля и сокровища



С древних времен человечество делило свою экономическую деятельность на два типа: производительный и непроизводительный, благородный и низменный, усердный и праздный. Ключевым критерием данного разделения в общем случае выступало то, какой тип деятельности считался увеличивающим общее благо. В IV веке до н. э. Аристотель выделял ряд сравнительно благородных профессий в зависимости от принадлежности к тому или иному классу (граждан или рабов) населения древнегреческого полиса[37]. В Новом завете апостол Матфей приводил слова Иисуса о том, что «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное»[38]. В Средние века церковь поносила и даже осуждала ростовщиков и торговцев, которые «покупали задешево и продавали задорого»[39] – несмотря на то что они могли и не вести праздный образ жизни, их считали людьми непроизводительными и низменными.

До начала Нового времени определения того, какая работа была полезной и наоборот, никогда не были четкими. С началом колониальных захватов в XVI веке эти определения стали еще более размытыми. Завоевание колоний европейскими странами и защита торговых маршрутов с новоприобретенными землями обходились недешево. Государствам приходилось выискивать деньги на содержание армии, бюрократических аппаратов и приобретение экзотических товаров. Впрочем, казалось, что выход находится под рукой: в Америке были открыты громадные залежи золота и серебра, после чего в Европу хлынули несметные сокровища. Поскольку эти драгоценные металлы воплощали собой богатство и процветание, казалось, что всякий, кто приобретал их запасы и отчеканенные из них деньги, владел ими и контролировал их, тем самым участвовал в производительной деятельности.

37

См. его работы «Политика» и «Никомахова этика».

38

Мф., 19:24.

39

Reinert E.S. How Rich Countries Got Rich and Why Poor Countries Stay Poor. L.: Constable, 2008; Райнерт Э. Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными. М.: Изд. дом ВШЭ, 2011.