Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 62

 

Моего двоюродного брата – Максима Иларионова замочили. Убили короче. Дело мутное, ну а какие дела могут быть в Розинске?

Убийцу пока не нашли, да и походу не найдут, но есть две версии – либо грохнул собутыльник, что не факт, либо сектант, что больше похоже на правду. Только я не помню, чтоб у нас в Розинске сектанты водились. Вот в соседнем городе были какие-то дебилы – рядились в черные одежды, хороводы водили на кладбище, песни пели свои дебильные, все дела. А у нас нет, епта. У нас таких конченных нет. А ментам лишь бы ситуацию понагнетать, а журналюгам сенсации одни подавай. Тьфу, мля.

Вот такие дела.

А еще маманя мне говорит, епта: – Жека, балбес ты юродивый. Тебе двадцать семь лет, а у тебя ни жены, ни дачи, ни работы, ни собачки. Все просрал и спустил козе в трещину. Иди хоть с дядь Сашей поживи, поухаживай за ним, бедолагой. Максима то убили. Он теперь без сына не выживет. Может хоть толк от тебя будет. Хотя бы раз в жизни поступи как нормальный человек.

А что, подумал я, у дядь Саши хоть пенсия есть, поживу с ним. Нормально, епт. На бухлишко всегда копеечка будет, хата свободная, води кого хочешь. Я уже знаю кого, хех. Дядь Саша, если ему что-то не понравится, помычит да заткнется. А не заткнется, так я его заткну. Овощ, мать его. Не жизнь, а малина. Ну, я и согласился. Переехал к нему. Надеюсь, не зря я это сделал.

Городок у нас, вообще-то, тихий. Нормальный. Ровный. Никаких отморозков, никаких залетных. Все по-пацански разруливается. Убийства бывают, конечно, иногда, но только так, по-пьянке, по-дурке, по-синьке. Ну а что? Все ж по синьке с головой не дружат, кукуху сносит под корень, а по трезвяни все мужики в движухе, с башкой на плечах, рукастые, кто работает, кто нет. Пофигу. А что, я вот не работаю, а пацан нормальный, ровный. За базар отвечаю. Шарю за житуху получше любого профессора в пенсне или что они там, на голове носят. Ну, а бухаю, это так. Временно. Я же не алкаш какой-нибудь. Есть у меня кое-какие наметки. Вот устроюсь на работу и брошу пить. Завяжу. Я прямо так мамане и сказал. Она, конечно, не поверила, набычилась, но как увидит, что я человеком стал и бабки зарабатываю, а самое главное трезвый, не в одном глазу, то сразу поверит. Эх, я уже представляю как куплю я с первой получки ей пальто серенькое, вот она обрадуется. Падикась еще и заплачет от гордости за меня. За сына такого – ровного. Я вообще пацан не жадный, скажу ей – «Вот мамань тебе обновки, а ты в сына не верила никогда, а я, смотри, поднялся». Ну и кинется она ко мне обниматься и запричитает: – «Прости, мол, сынок. Я была не права. Ты у меня не сын, а золото». Сейчас вот только с дядь Сашей поживу месяцок – другой, отойду от пьянок и работать пойду. Старикану тоже помочь надо. Хрен с ним.

В день убийства Максима, соседка в глазок видела какого-то мужика выходящего из квартиры и оставившего входную дверь открытой. Мужик тот был похож на «конченого алкаша и наркомана», ага, соседка прямо так его и описала. Больше особых примет не было. Потом эта соседка вышла в подъезд, да и заглянула к моим родственникам. Сто пудов стащить что-нибудь хотела. Посмотрела в зале, дядь Саша, как обычно, лежал на своем диване и плакал, видать знал, что Максимке трындец настал. Потом зашла на кухню и, перепугавшись, заорала, других соседей позвала, мусарам позвонила, короче шороху навела. Истеричка. Менты нашли ближайшую родственницу – мою маманю, и вызвали ее, потому что не знали, что делать со стариком, который успел уже наложить в штаны, вонял и постоянно мычал. Пришла моя маманя, офигела конкретно, и как она мне потом рассказывала – Розенские ментушки ходили из угла в угол, чесали «тыквы» и ни черта не понимали, что за фигня произошла. Кто-кто, а уж они то всегда не вкуривают ничего. Фоткали все, пока моя маманя, с тазиком и тряпкой, подмывала дядь Сашу, дерьмо вытряхала и переодевала его в чистое.

Вся ночь и пол дня прошли у мамани в хлопотах. В такие моменты мне ее даже жалко становится.





Потом трупешник Максона увезли в морг, а маманя позвонила мне и попросила подменить ее на пару часиков, она ужасно хотела спать. И пока ее не было я пошарил по окровавленной квартире изрисованной звездами в поисках спрятанных Максом бабок и не нашел ни копейки. Бомжары! Все это время дядь Саша смотрел на меня и мычал, а я со злости ляпнул, подойдя к нему:

– Дядь Саш, завали хлеборезку пока не начистил. Что хочу, то и делаю. Ты все равно не сможешь ни кому об этом рассказать. Понял?

Старый засранец заткнулся, но ненадолго.

– Если ты мурло свое не запечатаешь, – не на шутку разозлился я, – я тебя… да я тебя… знаешь, что я с тобой сделаю? Я тебя придушу твоей же подушкой. Или прирежу как Максона, а всем скажу, что сектанты повторно заскакивали и кончили свидетеля. Понял?

Я отвесил дядь Саше небольшую оплеуху и он, наверно, испугавшись моей силы, и убедившись в том, что я говорю серьезно, ведь я пацан ровный, заткнулся, епта.

Через час, после того как моя маманя ушла, снова-здорова, явились, не запылились полицейские и привели троих подозреваемых, типа, деду на опознание, епта. Поймали их типа по горячим следам. Ага, по следам. По следам кошачей дресни.

Двоих из трех я знал.

Первый Юрок, по кличке - ВДВшник, пацан нормальный, с понятиями, рубаха парень, хоть и судимый, дважды или трижды, уже не помню. Он с сестрой живет. Сестра его бикса ровная, симпотная, рыженькая – безстыжинькая, я бы такой накинул бы леденца на клыка. Ну, так вот, моему братухе Максону этот Юрок пару раз хлебальник разбивал за дело, но чтоб убить, это вряд ли. Юрок не из тех, кто за макруху шарит. Он рыло начистить может, а вот убивать не станет. Стопудняк!