Розы злы

Что остается после нашей смерти?

В век социальных сетей – наши странички, которые служат и надгробной плитой с информацией о нас и альбомом мультимедиа воспоминаний. Я стал чаще об этом задумываться, после того как убил Максима Иларионова. А что если убьют сегодня, например, меня? Что если моя жизнь должна закончиться именно сегодня? Что увидят люди «зашедшие» погрустить на мои странички? Аватарки, видеозаписи, сохраненные прямые трансляции, статусы, посты человека, который хотел казаться привлекательней, умней, интересней, чем он был на самом деле? Возможно, они узнают о моих предпочтениях в музыке, познакомятся с жанрами кино, которые мне нравились при жизни, увидят фотографии улыбающихся людей с корпоративов нашего рекламного агентства. Но, они не узнают о порно, добавленном в закрытые альбомы, о документальном фильме рассказывающем, о сектах и жертвоприношениях который я добавил себе пол года назад по совету друзей для «расширения кругозора». Люди не догадаются о моих личных переписках с моей девушкой Машей, в которых мы не скрываем наши сексуальные фантазии.

Если я умру сегодня, я, возможно, останусь для всех хорошим и под моими фото, друзья и знакомые, будут писать комментарии о том, каким я был замечательным, светлым и добродушным человеком. А кто-то добавит – «Лучшие уходят рано».

Хм. Размечтался.

Я где-то прочитал что Instagram и Facebook, после вашей смерти устанавливают памятный статус, и каждый видит, что этого человека уже нет в живых, а в «ВКонтакте» и «Одноклассниках» страницы остаются такими как на момент последнего посещения усопшим. По просьбе родственников страницу могут удалить, но, как правило, все остается как есть. Соцсети это хранилище «мертвых душ» и современные Чичиковы, возможно, уже умеют на этом зарабатывать.

Я впервые задумался – сколько будет работать мой номер телефона, после моей смерти. Оказывается, от трех месяцев, до полугода. И все это время мне могут названивать люди, которые еще не «обрадованы» известием о моем путешествии в Валгаллу.

А вот о Максиме Иларионове ничего не останется. Его не было в социальных сетях, он не тратил время зазря, залипая в виртуальном мире, его разлагал настоящий. У него не было жены и детей, да и близких родственников которые будут скорбеть об его утрате. Он, со временем, станет никем – пустотой.

Я очень испугался, когда кто-то повторил мое убийство и отправил кормить червей Юрку ВДВшника. Кто смог осмелится на это? Подражатель сделал все, чтобы быть похожим на меня, точнее на сектантов под которых я косил – рассыпал лепестки роз, разрисовал кровью стены и написал «Так будет с каждым грешником». Я видел надпись, когда приходил «простится» с покойником. Юрок, как живой, лежал в гробу, бабушка плакальщица читала молитву, пара человек из соседей покачивались со свечками, а сестра Юрка – Люда стояла на кухне, облокотившись о стену, и смотрела в пол.

– Привет, Люд, – сказал я, проходя на кухню. – Можно водички попить?

– Привет, Родя. Конечно, – ответила она чуть слышно, посмотрев мне в глаза, и я все понял. Это было как озарение. Вспышка. Это она убила брата. Это ей он испортил всю жизнь, это от него она страдала и мучалась. Это в ее глазах я всегда видел лишь страх, но не в этот раз. В этот момент она посмотрела на меня по-другому, словно сытая волчица, задрав зайца и наевшись его плоти, выпив его горячей, вязкой и пузырящейся крови. В ее глазах не было страха. В ее глазах была гордость за себя и свой поступок.

– А тебя не узнать, – сказала мне Люда и, поправив непослушный, рыжий локон волос заправила его под черный, траурный платок. – Ты стал каким-то другим. Моднее что ли, симпатичней. Не знаю. Столица преображает людей. Тебе повезло - ты изменился в лучшую сторону. Лимонад будешь? Байкал?

– Буду. Ты, кстати, тоже изменилась, – ответил я. – Похорошела. Расцвела. Да, чего скрывать, ты всегда была красавицей.

Она была и правда прекрасна. И мне ее захотелось. Прямо здесь, прямо сейчас. В голове уже начали складываться картины.

– Спасибо, – сказала она и еле заметно улыбнулась. И если улыбку можно было скрыть, то накативший румянец ее щек – нет.

– Когда похороны? – спросил я, и так зная ответ.

– Завтра. Ты придешь?

– Не знаю.

– Приходи. Мне будет приятно тебя увидеть.

– А может…

– Что?

– Что ты делаешь после завтра?

– Не знаю. Наверно буду отмывать всю эту кровавую хрень со стен, которую сектанты понаписали. Полиция разрешила, сфотографировали уже все. А что?

Я знал. Это она его убила. Я хотел об этом сказать прямо там, прямо в лоб, смотря в глаза и наблюдая, как ее лицо искажается от неожиданности, и она понимает, что я все знаю. Но в место этого я спросил:

– Не хочешь попить со мной кофе? Или чай?

– Хочу, – игриво ответила она. – Или кофе или чай.

И мы договорились о встрече.

Выйдя из подъезда, я закурил и пробубнил себе под нос:

– Она чертовски красива. Красива и опасна. И меня это заводит. Хм. Интересно, как там Маша?

Сентябрь постоянно подкидывал новые фокусы, например, почти зимние  заморозки, резко сменяющиеся дождями и новое убийство. Кто-то зарезал еще одного алкаша, фамилия, вроде… Нет. Не помню. Этот «кто-то» не подражал мне, а грубо пародировал. Он сделал все грязно, наспех, даже полицейский толстосум сказал так же с экрана телевизора. Так, мол, и так, на данный момент по Розинску разгуливает секта, убившая уже двух человек, и подражатель, убивший одного гражданина.