Страница 17 из 19
Для метафорической характеристики этой ситуации и нового героя мы обратимся к фильму Андрея Звягинцева «Возвращение» (2003). Сразу скажу, что для меня первоначально имя режиссера было совсем новым, тем более что это была его дебютная картина. И, выбирая ее для обсуждения, я еще не знал, что Звягинцев станет главным (и чуть ли не единственно успешным) мэтром международного фестивального кино от России.
На первый взгляд «Возвращение» выглядело как самый обычный фильм. И вдруг картина получает массу призов, включая главный приз Венецианского кинофестиваля «Золотой лев» и премию Европейской киноакадемии, а в родном Отечестве – «Золотого орла» и «Нику» в качестве лучшего фильма. Сборы от проката более чем в 12 раз превысили бюджет картины. При этом сборы от проката в мире в восемь раз превысили российские. Очень неплохо для дебюта.
С эстетической точки зрения картина отсылает нас к фильмам Андрея Тарковского. В ней используются минимальные художественные средства, фильм почти черно-белый, точнее, выполнен в приглушенных синих тонах. Только машина «Волга», на которой путешествуют герои фильма, проступает контрастным красным пятном. И в кадре господствует своего рода пантеизм – в качестве основного фона и соучастника событий выступает Природа (основные съемки проходили на Ладожском озере).
Содержательно «Возвращение» было воспринято многими вне России в качестве политического месседжа – как отражение тоски по твердой руке, по Отцу, по Сталину, как попытка расшифровки недавно пришедшего Путина, про которого тогда еще многое не было понятно. Это вызвало немалое удивление и среди отечественных критиков, и у самого режиссера, явно более настроенного на решение вековечных проблем, нежели на текущую политическую конъюнктуру.
Если же убрать эти политические аллюзии, перед нами оказывается хороший и даже весьма трогательный фильм. В нем разворачивается следующая житейская история: отец (Константин Лавроненко) вернулся в семью после двенадцати лет отсутствия неизвестно где, тут же собрался в какую-то непонятную поездку и взял с собой двух сыновей (Иван Добронравов и Владимир Гарин). Фокусом картины становится то, как складываются отношения отца с детьми-подростками, которых он почти не видел. Отметим попутно, что в какой-то мере это может высвечивать часть личной истории режиссера, отец которого ушел из семьи, когда тому было пять лет.
Возможно, российских экспертов и зрителей привлекла простая человечность показанной истории, без всякой чернухи, от которой уже успели подустать в 1990-е годы. Фильм также трактовался более сложным образом – с помощью евангельских мотивов, как второе пришествие. Но мы к этим сюжетам обращаться не будем.
На первый взгляд главные герои фильма – дети-подростки, младший Иван (в третий раз Иван!) и старший Андрей. Но, хотя события постоянно вращаются вокруг подростков, все же не они находятся в центре нашего внимания. Дети рассматриваются, скорее, как проекция устремлений и действий своего отца. Именно отец является главным субъектом и логическим продолжением нашей истории, протянувшейся из 1980-х и 1990-х годов. И для нас именно он – герой наступившего нового десятилетия.
Здесь следует сказать, что даже по завершении фильма о нашем главном герое мы, по сути, ничего не знаем. Нам неизвестно даже его имя. Мы понятия не имеем, откуда он появился, что он делал все прошедшие 12 лет, в те самые девяностые (срок немалый). Сам он об этом ничего не рассказывает, а спрашивать никто не решается. Мать все время дежурно врала детям, что он «летчик». «Откуда он взялся? Приехал» – и все. Возникают лишь отдельные догадки по обрывкам брошенных фраз: «когда-то объелся рыбы» – где, на Севере? Почему его так долго не было? Может, он провел это время в «местах, не столь отдаленных»? В любом случае за ним тянется какое-то тайное прошлое из темных 1990-х годов, о котором лучше не вспоминать. И, видимо, у него немало скелетов в шкафу или, точнее, в небольшом сундучке, который разыскивается на затерянном острове и который он так и не открывает. Тайной остаются его разговоры по телефону и возникающие неотложные дела. В целом его фигура глубоко мифологична. Этот герой приходит из ниоткуда и уходит в никуда, буквально растворяясь в природе.
Новый герой предстает перед нами в виде эдакого мачо. Он здоров физически, крутого нрава, не проявляет никаких лишних сантиментов. Он ведет себя естественно, без малейшего страха и стеснения. Постоянно демонстрирует свою маскулинность всей своей внешностью и повадками. Этот маскулинный образ подкрепляется материально – солидными деньгами в бумажнике, машиной «Волга». Отец сразу по приезде начинает вести себя как хозяин в чужом доме, преломляя (буквально) и раздавая чужую еду. Начинает устанавливать свои правила – например, предлагая выпить вина несовершеннолетним детям, а затем забирая их с собой на неделю вместо обещанного одного дня. И при всем этом не произносит никаких лишних слов, роняя только скупые односложные фразы.
Наш герой моментально устанавливает в микромире вновь обретенной семьи свою абсолютную власть. Здесь нет и не может быть других источников силы, кроме него. Подобное поведение проецируется и во внешний контур. Для него, похоже, не существует никакого государства и иной внешней власти – позиция, вынесенная из 90-х годов. Он не склонен соблюдать формальные правила и прочие условности, например, выпивает за рулем, и в этом не чувствуется никакого эпатажа или вызова, скорее, для него это привычная ситуация. В его жизни и в отношениях с другими людьми работают только его собственные правила. Он вершит собственный суд над пацаном, утащившим его бумажник, решая казнить или миловать. И неизбежно возникают вопросы: в какой степени эта власть легитимна? с какой целью она устанавливается? и главное – зачем он, собственно, приехал?
В чем суть возвращения
Главный вопрос фильма задает младший сын Иван: зачем ты приехал, зачем взял нас с собой, зачем мы тебе нужны? И в самом деле, ведь отец приехал не к жене (Наталья Вдовина), хотя она еще молода и красива. У него есть какое-то «дело», и для этого дела дети ему не нужны, скорее, они только мешают. Он даже хочет их отправить назад, но затем передумывает и все-таки берет с собой. Зачем?
Не будем отрицать, эта история могла случиться буквально в любую эпоху и в любом месте. Но мы используем ее для объяснения некоторых процессов, которые ознаменовали наступление 2000-х годов. И наше истолкование выглядит так. Прошли бурные 1990-е годы, время, как казалось вначале, безграничных возможностей и ярких надежд. К исходу десятилетия его герои натолкнулись на своего рода стену. Мы помним, что даже у весьма успешного и удачливого Ивана Ворошилова в фильме «Лимита» в настоящем ничего не осталось. Он все больше живет картинками из утраченного прошлого. А настоящее начинает приносить ему одни только разочарования и неоправдавшиеся надежды. Будущее же в этом мире вообще отсутствует. Но это будущее все же наступило. В 2000-е годы началась эпоха своеобразного возвращения, выстраивания нового порядка. И пришла пора искать себе в этой новой жизни какое-то место.
Приведем подходящую цитату из нашумевшего в тот период романа Сергея Минаева «Духless»: «Прошло пятнадцать лет, и настало время, когда природа человеческой особи заставляет ее встать и спокойно оглядеться по сторонам. Оценить все то, что сделано для себя, и все то, что останется твоим потомкам. Интересно, что нам практически нечего оценивать. Пока мы двигались от пепелища к пепелищу, страна успела измениться. Да-да, за время наших метаний у страны появились новые хозяева, которые написали новые законы. Как-то странно и немного обидно, что в нарисованной ими схеме государственного устройства и распределения благ для нас не оказалось места»[26].
Итак, бешеный ритм жизни 1990-х годов притормаживает, появляется возможность оглядеться, и приходит, наконец, время прикинуть собственное будущее, «подумать о душе». Начинает поддавливать и возраст – ведь тебе уже не 17 лет, как курьеру в 80-х, и не 33 года, как хакеру в 90-х. И хочется вернуться домой, где бы этот дом ни был. Это чувство приходит со временем, оно формируется вне всякой инструментальной рациональности. Просто наступает момент, когда начинает «тянуть к земле», к своим истокам, к поиску близких людей, когда нужно отдавать накопленные долги. Человек ведь не может вечно быть волком-одиночкой или, как homo economicus, полагаться лишь на самого себя и поддерживать только деловые безличные связи.
26
Минаев C. Духless: Повесть о ненастоящем человеке. М.: АСТ, 2006. С. 51.