Белые паруса

Дойл сидел за столом. Он переоделся и привёл себя в порядок, так что от его ужасающего вида не осталось и следа. Перед Айрис был вполне опрятный, с лёгкой претензией на этакий тропический шик, мужчина.

Пираты часто носили яркие цветные рубашки из шёлка – алые, жёлтые, синие. Но Дойл предпочитал естественные оттенки.

«Так проще прятаться», – говорил он.

Волосы, частично забранные в пучок на затылке, частично свободно спадающие вдоль запавших щёк придавали ему дикий и в то же время привлекательный вид.

При появлении Айрис он поднял голову, смерив её долгим, оценивающим взглядом исподлобья – его коронный взгляд.

Если случится так, что они больше не увидятся, Айрис будет вспоминать его именно таким – колючим, как ёж, настороженным, словно волк в засаде. Диким, непокорным.

– Кажется, твой отец нашёл мне работу?

Улыбка у Дойла вышла кислой и кривой.

– Мой отец согласился с моими доводами, Дойл. Нам повезло! Когда вернёмся на Ранерлик, сможем собрать жителей, чтобы сообщить им счастливую новость: после десятилетий борьбы им, наконец, разрешено продавать сахарный тростник на честных рынках. Большинство из них и не думали дожить до этого и тут – такой подарок!

Дойл молчал. Новость то ли не радовала его, то ли не впечатляла его. А может быть после испытаний последний дней он, как и Айрис, чувствовал себя слишком уставшим?

Обойдя стол, разделявший их, она положила руки мужчине на плечи.

Сердце Айрис постепенно полнилось ликованием.

Несколько часов назад она думала, что потеряет Дойла навсегда. А теперь – он жив. Рядом. А всё остальное так несущественно – мелочи!

– Разве ты не чувствуешь себя счастливым, любовь моя? – обратилась она к нему. – Мы живы, мы вместе. Отец обещал не противиться нашему союзу. Всё-всё-всё налаживается! Я словно очнулась от кошмара и оказалась в раю.

Рука Дойла легла поверх её ладони, сжимая.

Он не отталкивал. То был жест принятия, дружеского участия и поддержки.

Словно молчаливое: «Я рад, что ты здесь, со мной».

Грубые, покрытые невидимыми трещинками и мозолями ладони Дойла нежно коснулись тонкой кожи на веках в уголке глаз Айрис.

– Ты говорила с отцом? Что он сказал?

– Отец хочет, чтобы Ранерлик принадлежал нам.

– Хочешь сказать – тебе?

– Какая разница, если я намерена позволить тебе распоряжаться им по своему усмотрению? Мне кажется, ноша будет тебе по плечу. Чтобы эта минута настала, я много уничтожила – всё, что могло нам помешать.

– Ты станешь поддерживать мои интересы? А как же твоя семья?

– Моя семья теперь – это ты.

Дойл смотрел на неё серьёзно.

Черты его лица были словно высечены из камня. Ничего-то по ним не прочесть.

– Дела шли (и идут) лучше у нас обоих, когда мы вместе, – наконец сказал он, заключая её в объятия.

– Когда мы заодно, весь мир словно светится, – засмеялась Айрис.

Руки у Дойла были горячими и требовательными.

Айрис так соскучилась по его ласкам, поцелуям – по нему самому. Ей казалось, что она сходит с ума от счастья, сгорает от каждого касания, каждого поцелуя – сгорает, чтобы возродиться вновь.

Они целовались как сумасшедшие. Айрис задыхалась от наслаждения.

В стремительном потоке крови вновь ощущала пробуждающееся желание. Страсть, подобно огромной волне опрокинулась на них, закручивая в бешенном водовороте. И чем сильнее волновалось тело, те спокойнее становилось на душе.

В ней воцарились тишина и спокойствие.

Айрис обеими руками обхватывала плечи Дойла, почти повисая на нём. Она словно пила жизнь с его губ, вновь становясь самой собой.

Дойл бросил её на стол, с привычной уверенностью освобождая от той части одежды, что могла им помешать.

Они были уже на пороге любви. Необъятной и восхитительной.

От мужчины к женщине протягивались невидимые связующие нити.

Эти нити сплетали тела и связывали души. Наполняли сердца нежностью.

Айрис раскрылась навстречу Дойлу подобно цветку. Они слились в едином порыве, переживая восторженное счастье любви.

Весь мир исчез. Обиды, сомнения, боль – всё растворялось в страстных поцелуях.

Мужчина, созданный для неё, соединился с ней. И это было естественно, просто и прекрасно – принадлежать тому, кому любишь.

Верить тому, кого любишь.

Быть с тем, кого любишь, кто тебе предназначен – ослепляющее счастье.

И счастлив всякий, кого незримые белые паруса судьбы всё-таки смогли домчать до обетованных берегов.