Страница 107 из 119
– Уже утро…, ‑ протянула супруга. И интонация ее голоса не позволила мне определить задала ли она вопрос или утверждала о наступившем факте.
– Да… Уже утро…, ‑ повторил ее слова я, ощущая странное оцепенение в теле и мыслях, которое бывает, когда вдруг оказываешься в одиночестве и в тишине после долгого нахождения среди шумной публики.
– Давай перекусим и спать…, ‑ зевнула супруга, оглядываясь по сторонам в поисках удобного места для ночлега. И ее серое, с огромными кругами под глазами лицо, говорило о ее состоянии лучше любых слов.
После того, как я переоделся в чистое белье, припасенное в рюкзаке, то за несколько минут создал нам условия для «ночевки». Из найденных листов картонных коробок я соорудил мягкий настил, расположив его в самом широком проходе между торговыми стеллажами, недалеко от секции с холодными напитками. Достал из рюкзака палатку и на удивление легко и быстро разложил ее поверх настила. А потом раскрутил четыре спальных мешка, превратившиеся в почти полноценные, мягкие и удобные ложа.
Детки, наблюдая за моими манипуляциями, как на их глазах сооружается настоящее походное жилье, восхищенно суетились под моими ногами, визжа от удивления и восторга, забравшись в «домик» как только все было мною устроено.
Отыскав полку с батарейками, я починил налобный фонарь супруги, который ранее вышел из строя, и под очередные восторженные возгласы детей подвесил его за крючок, соорудив в нашей палатке импровизированную люстру.
Девочки суетливо крутились, забираясь и выбираясь из своих спальных мешков, с интересом осматривая детали палатки с расширенными от удивления глазами, полные энергии, несмотря на бессонную ночь, как может быть только у детей.
После я взял корзину для покупок и деловито прошелся по рядам магазина, выбирая для семьи подходящую еду для перекуса. Пачку соленых крекеров, косичку сушеного сыра, пакет пастеризованного молока, кукурузные хлопья, четыре чудом уцелевших яблока, орехи, сухофрукты и бутылку импортной минеральной воды.
Стоило мне вернуться в палатку и выложить «добычу» на «стол», как супруга и дети накинулись на еду, будто дикари, и стали жадно и громко чавкая поедать ее, неаккуратно запивая молоком прямо из пакета. Я также присоединился к пиршеству, запихивая закуски в рот и проглатывая, почти не жуя, ощущая как сжавшийся в голодном спазме желудок постанывает от нетерпения и покалывает от объема внезапно поступившей в него пищи.
Наш «ужин» закончился за неполные минут пять, а после супруга и дети закутались в свои спальные мешки и в один момент уснули, оставив меня одного, дожевывать орехи и запивать их остатками Боржоми.
И тут я вспомнил о заветной полочке с красным вином. Чувствуя себя беспомощным бороться с искушением, я выбрался из палатки и добрался до стойки со спиртными напитками, успокаивая себя тем, что после всего, что мне пришлось пережить, я без сомнения заслужил небольшую и почти невинную награду.
Когда я сделал первый глоток терпкого и пахнущего засахаренными лесными ягодами напитка, из хлипкого шуршащего тонким пластиком стаканчика, который впрочем не помешал мне в полной мере прочувствовать аромат вина, то не сдержался и утробно замычал от удовольствия. Я устроился за стойкой в кресле кассира, задрав ноги на прилавок и уставившись в сторону окошка под потолком, стекло которого отражало уже в полную силу полыхающее в утреннем небе зарево восходящего солнца. И чувствовал, как с каждым сделанным глотком мое тело расслабляется, стянутые связки на руках и ногах смягчаются, а сжатые в спазме мышцы опадают.
После третьего стаканчика меня потянуло закурить. И я снова не удержался от очередного соблазна, проклиная свою слабость перед более года назад брошенной вредной привычкой. Как назло, стойка с сигаретами, выложенными рядами, повернутыми наружу нижними сторонами пачек, стояла прямо за моей спиной и стоило мне только протянуть руку, как плотная коробочка с двадцатью раковыми палочками уже удобно лежала в моей ладони. Рядом на стойке услужливо располагалась еще и стойка с плотно выставленными бок о бок к друг другу разноцветными зажигалками, не оставляя мне в итоге ни единого шанса избежать душных объятий своего старого «никотинового друга».
Забравшись ногами на стойку, я дотянулся до окошка и смог приоткрыть его, позволив дыханию летнего утра проникнуть в темное и непроветриваемое помещение. Сквозная тяга свежего воздуха потянулась в нужном направлении, так, чтобы сигаретный дым смог выходить из окошка, не нарушая покой спящих в палатке родных.
Так что я сдался своей слабости и закурил, сладко и глубоко вдыхая в легкие подзабытый за год воздержания вкус горького сигаретного дыма, который за считанные секунды добрался до моего мозга и взорвался там маленькой никотиновой бомбой, заставив мое сознание, с непривычки, поплыть и растечься, будто стаканчик вафельного мороженого в безоблачный полдень жаркого летнего дня, еще более расслабив мое истерзанное усталостью тело.
Я пил и пьянел. Курил и пускал вверх тугие струи сизого дыма в сторону окошка, позволяя сквозняку ловко его подхватывать и уносить прочь сквозь приоткрытую створку. И отстраненно наблюдал за собой, словно со стороны, за своим развалившимся усталым телом. И за мыслями, которые будто проплывали мимо меня, уносимые ленивыми водами некой реки, меня, сидящего на ее берегу, отстраненно наблюдающего за происходящим.
Мысли о прошлом….
О маме… Друзьях… Коллегах…
О нашей странной судьбе…
О побеге из полыхающей квартиры… и всех ужасах, которые встретились нам по пути к новому убежищу…
О монстре, который пытался контактировать со мной и дочерью…
О высокой и толстой «стене», которую мы держали вокруг сознания, чтобы не позволить зверю снова вторгнуться в наши головы…
О настоящем…, олицетворенном в виде небольшой палатки с четырьмя спальными мешками. И спящими в них красавицами…
А еще о смутном и неопределенном будущем… О том, что я и понятия не имею, что нам делать дальше… Куда идти..? Бежать..? Как дальше жить..? Куда стремиться и на что надеяться..?
Когда закончилась первая бутылка вина, то я, не раздумывая, открыл вторую, ощущая как дерзкие и пьяные чертики заплясали у меня перед глазами, окончательно заглушив тревогу и страх, создав иллюзию силы и безопасности, как часто бывает у пьяного человека.
Просидев еще около часа, покончив со второй бутылкой вина и выкурив еще пару сигарет, я, наконец, ощутил себя окончательно расслабленным, будто потерявшим опору в костях, и с трудом передвигая отекшие ноги, добрался до палатки, пролез в «норку» спального мешка и моментально отключился, утонув в пучине тяжелого пьяного сна…
Гость
В первые секунды после пробуждения я безуспешно пытался понять где находился. Синий брезент, туго натянутый над головой, едва пропускал свет, и пространство вокруг меня было окрашено в чернильно‑синий. Вдобавок к этому, застойный, с привкусом крашеной синтетики и несвежих алкогольных паров воздух казался мне настолько невыносимым, что каждый мой вдох давался с трудом, с трудом проходя сквозь носоглотку, и вызывая лишь чувство усиливающейся мути, угрожающей вылиться в полноценную тошноту, со всеми вытекающими последствиями.
Странно, но на долю секунды мне показалось, что я вернулся в детство. Будто мне снова лет одиннадцать и я долговязый нелепый подросток, который в очередной раз приехал погостить на лето к бабушке, в маленький неухоженный индустриальный городок на северном отшибе страны, заполненный унылыми лабиринтами серых, однотипных бетонных коробок‑домов в окружении гигантского промышленного комбината, ощерившегося, будто готический монстр, десятками чадящих ядовитым дымом труб.
От летней жары, при отсутствие роскоши кондиционера, я устраивал для себя лежанку на открытом балконе, прикрытую поверх натянутым слоем простыни, сооружая подобие шатра, чтобы спасаться от комаров, и при этом наслаждаясь ночной прохладой. Однако на утро, я просыпался от неизменной жары и духоты, и сплошь покрытый липким потом выбирался из «норы» на свежий воздух, будто червяк из высыхающего яблока, недоумевая о разительных переменах условий прохладной и приятной ночи и душного, излишне светлого утра.