Капище

   - Что означает твое последнее замечание, братец? - спросил я.

   - Вчера вечером, еще не очень поздно, в своей квартире был убит муж Галины Андреевны, дядя Гриша.

   - Откуда у тебя такие сведения? - изумился я.

   - Оперативная группа пригласила понятых, одним из которых был садовник нашего парка, живущий в том же подъезде, что и дядя Гриша. Он, то есть, садовник, позвонил мне и все подробно рассказал.

   - А этот дядя Гриша - ты его тоже знал?

   - Еще бы! Дядя Гриша работал у нас реставратором много лет. Не уходил, несмотря на небольшую зарплату. Специалист от Бога!

   Так-так...

   - Какой смертью он погиб?

   - Его голова была отделена от тела. Точнее, словно оторвана какой-то чудовищной силой. По мнению садовника, голову дяде Грише попросту "откусили" украденным капканом.

   - Какой ужас! - вырвалось у Клары.

   Алексей поочередно обвел нас взглядом, начав с Клары:

   - Только учтите, дома я никому не говорил - ни маме, ни Лиле, ни дочке, ни, само собой, соседям. И вообще, эта страшная новость еще не облетела город. Но завтра, полагаю, о голове несчастного дяди Гриши будут судачить на каждом углу.

   Похоже, события только начинают раскручиваться.

   Кажется, мы с Кларой приехали очень вовремя.

   - Из музея что-нибудь пропало? - поинтересовался я.

   - Два экспоната из зала оборотня.

   - Что именно? - спросил я, уже предугадывая ответ.

   - Перстень Старого Хранителя и тот самый бронзовый капкан. А еще с лужайки за дворцом исчезла хорошо известная тебе бронзовая скульптура графини. Никто не может понять, как же ее сняли. Вокруг того места даже трава не примята. Ну, и как итог: наш директор Перехватин Тихон Анатольевич угодил с острым сердечным приступом в городскую больницу.

   Послышался протяжный гудок. Со стороны Старощанского поселка подкатила электричка.

   Едва двери распахнулись, как из вагонов повалила бойкая толпа, тут же бросившаяся на привокзальную площадь - на штурм старенького автобуса. Под напором разгоря­ченной массы тот закачался, как ванька-встанька. Не прошло и минуты, как он был набит под завязку.

   - Ну вот! - сокрушенно вздохнул Алексей. - Те­перь придется полчаса ждать следующего. А могли бы спокойно сесть.

   Я пропустил его реплику мимо ушей.

   - Ладно, образ мыслей твоего следователя Цинюка мне теперь более или менее ясен. Кстати, что он за человек: молодой, старый?

   - Мой ровесник.

   - Тогда вам должно быть проще найти общий язык. А ты сам, брат? У тебя есть какая-нибудь версия?

   Он снова поднял на меня глаза и проговорил очень спокойно:

   - Пожалуй­ста, не считай меня идиотом. Я не хуже тебя понимаю, что все это выглядит очень странно. Но сам я не могу в этом разобраться. Вот и пускай разбирается следствие. Но я считаю, что лично я не имею права врать. Какими бы нелепыми ни казались мои показания, я должен говорить только то, что видел собственными глазами. Иначе за­тем, когда все прояснится, я окажусь в двусмысленном положении. А я этого не хочу, вот так-то, дорогой бра­тец! Поэтому свои мудрые советы можешь приберечь для другого случая! Все! Айда на остановку! Кажется, подъезжает "заказной". Не то дома нас потеряют. - Он подхватил обе наши сумки и двинулся к площади.

   Никакого "заказного" мы, конечно, ждать не ста­ли. На площади я тормознул первого же частника, и он с большой охотой согласился довезти нас до места.

   - А скажи-ка, братец, как там поживает полковник Владимир Дрючков? - спросил я по пути.

   - Не знаю, давно его не видел, - мотнул головой Алексей. - Но матушка, по-моему, сильно обижена на него за что-то.

   5. СЕМЕЙНЫЙ СОВЕТ

   В дни молодости, когда мне довелось немало по­скитаться не только по общежитиям и чужим углам, но и по вагончикам, палаткам и даже землянкам, отчий дом рисовался моему воображению этакой уютной и тихой обителью, куда не долетают отзвуки житейских бурь.

   В действительности все выглядело много прозаичнее. Обитель помещалась в двухэтажном кирпичном здании на шестнадцать квартир, с тесными подъездами и скрипучими лестницами в них. Квартиры были маленькие, комнаты смежные, удобства совмещенные.

   За последнее время домик, казалось, стал еще меньше. И все-таки это был родительский кров.

   Не успели мы выбраться на тротуар, как из ближ­него подъезда выбежала мама и бросилась к нам.

   На маминых глазах были слезы - при случае она любит всплакнуть.

   - Господи, наконец-то! Дай-ка я на тебя посмот­рю... Молодец... Хорошо выглядишь, сынок! А это Кларочка? Хорошенькая...

   Тем временем из подъезда выплыла Лиля - крупная и румяная женщина в духе кустодиевских ма­донн. Она и в юности была крупной и румяной, что бы­ло ей весьма к лицу. Но сейчас приятная полнота нача­ла переходить в тучность, здорового румянца уже коснулась лег­кая сеточка морщинок, будто заранее готовя Лилю к роли бабушки.

   Как и Алексей, Лиля тоже не желала замечать "грубых" реа­лий жизни, найдя для себя отду­шину в мире классической русской лите­ратуры, золотой век которой, по ее убеждению, закон­чился после Льва Толстого и Чехова. Детективы, мистика, ужастики и эротические романы наводят на нее священный ужас. Лиля до сих пор не разучилась краснеть как девочка. Вот и сей­час при виде Клары ее щеки стали пунцовыми.