Капище

   - И ты видел этот капкан собственными глазами?

   - Десятки раз! Представь себе вот такие бронзо­вые челюсти, - я расставил руки подобно рыбаку, по­хваляющемуся крупной добычей, - усеянные рядами острых зубьев. Натуральная крокодиловая пасть. Каж­дая челюсть заканчивается полукольцом. Взявшись за эти полукольца, два человека, именно два, поскольку в одиночку с этим не справится никакой геркулес, заводят капкан, имеющий три статичных положения - на 90, 120 и 180 градусов.

   Теперь стоит только освободить защелку, как челюсти захлопываются со страшной силой - бац! - Увлекшись, я сшиб обе ладо­ни над столом.

   С соседних столиков на нас покосились.

   Клара провела своей ладошкой по моей руке:

   - Теперь, когда вступление закончено, ты можешь повторить мне слова своей мамы?

   Я снова посмотрел на часы:

   - Мама говорила мне с чужих слов, передала те слухи, которые циркулируют в среде ее подруг. Алексей на эту тему дома вообще не говорит, отмалчивается. Мама - человек очень справедливый, но субъективный. Ведь она всерьез убеждена, что где-то в Москве, в Кремле, есть большая и светлая палата, в которой собраны все законы, в том числе главный закон, гласящий: "Алексей Голубев из Белособорска ни в чем и никогда не может быть виноват, потому что он честный и порядочный гражданин". Надо лишь, чтобы в эту палату вошел неподкупный Блюститель закона, открыл этот закон и велел бы строго указать нашим городским властям: "Немедленно оставьте Алексея в покое, и объявите всем, что на нет никакой вины!" Да, именно таким образом, с точки зрения матушки, должно быть восстановлено честное имя ее сына и моего брата. Других вариантов для нее попросту не существует!

   - А ты? - спросила Клара. - Ты веришь в брата?

   - Могла бы и сама догадаться. Как и всякий жи­вой человек, он, конечно, тоже может наломать дров. Но лишь по неосторожности либо в силу стечения обстоятельств. Однако здесь, как мне представляется, что-то другое... Что? Не будем сейчас гадать.

   - А можно задать тебе прямой вопрос? Твой Алек­сей не балуется травкой?

   - Нет, абсолютно. И пьет крайне умеренно.

   - Но ведь ты не видел его четыре года.

   - Но рядом с ним есть мама. Она давно подняла бы тревогу, ес­ли бы хоть что-то было не так. Думаю, нам не надо выстраивать сейчас шаткие гипотезы на песке. Здесь тот случай, когда утро точно вечера мудренее. Утром на вокзале нас встретит Алешка, вот прямо там мы его с тобой как-нибудь и расколем вдвоем.

   - Наверное, это и вправду лучший вариант, - вздохнула Клара и подняла на меня глаза. - Мы вытащим его, Славик! У тебя ведь уже есть какая-то задумка, да? Я же чувствую!

   - У меня в Белособорске есть друг, Клара. Настоя­щий друг, хотя мы тоже не виделись много лет, гораздо больше четырех. Мы подружились еще в шестом классе. А зовут его Владимир Дрючков. Школьное прозвище - Дрючок. Вообще, нас было пятеро неразлучных друзей, так называемая "хмельная компания", хотя вино тут не при чем. Откуда такое название - рас­скажу как-нибудь после. Впрочем, компания давно распалась, и по-настоящему близким другом остался для меня только Вовка Дрючков.

   - И кто же он в вашем городе, этот твой Вова Дрючков?

   - Полковник Владимир Дрючков - начальник местной милиции! - отчеканил я.

   - Что-о?.. Ах, ты! - Клара шутливо погрозила мне ку­лачком. - И как не стыдно, имея такого друга, пугать бедную женщину жуткими легендами?!

   - То-то мне и тревожно, что он молчит, - признался я. - Будь Алексей чист, Вовка уже давно нашел бы способ успокоить матушку... - И тут я вдруг понял одну простую вещь: - Ведь первым мне должен был позвонить Вовка! Вовка, а не мама! Но он почему-то не позвонил...

   4. БРАТ АЛЕКСЕЙ

   В Белособорск мы прибыли около восьми утра. Стоянка поезда - десять минут. День начинался суб­ботний и обещал быть солнечным. Да и вообще, в на­шем славном Белособорске, лежащем почти на тысячу километров южнее Москвы, последняя декада августа, как правило, бывает погожей.

   В вокзальной сутолоке я не сразу разглядел Алешку. Но вот мой взор выхватил из толпы его внушительную фигуру, облаченную в выходной костюм и белую рубаш­ку с галстуком, - не иначе, мама заставила принаря­диться. На его физиономии сияла широкая улыбка, эта­кий образчик беззаботности. Но я-то знал, что подоб­ной улыбкой братец обычно маскирует свое смятение.

   Я спрыгнул на перрон, помог спуститься Кларе, снял сумки, а еще через полминуты мы с Алешкой ока­зались лицом к лицу.

   - Ну, здорово! - поприветствовал я его.

   - Здорово! - в тон ответил он.

   Мы обнялись, прижавшись щекой к щеке. Затем я представил ему свою спутницу.

   Алексей принялся делать Кларе какой-то витиева­тый комплимент, но, запутавшись, закончил его взма­хом руки: мол, красота не нуждается в толковании. Ка­валер из него неважный. Но Клара ему понравилась. Это было заметно.

   Я всмотрелся в Алешку пристальней, и внутри у меня защемило. Брат сильно сдал за те четыре года, что мы не виделись. Полысел, в лице появилось что-то ус­талое, тревожное. Рановато бы ему превращаться в ста­рую развалину.

   Впрочем, да я ведь и сам не стал за это время моложе.

   На перрон со стороны привокзальной площади вдруг хлынула густая толпа. Нас теснили и сдавливали со всех сторон. Что за демонстрация такая, откуда вдруг столько народу?!

   Ах, да, вспомнил я, ведь сейчас должна подойти утренняя электричка на Фуров!

   Между тем, надо было немедленно переговорить с Алексеем о главном.