Страница 18 из 51
— Он всех строит, — меланхолично отозвалась Персик и направилась к сумкам, — Давай помогу.
Персик уже потянулась к вещам, что принесла Катерина, но тут же получила по рукам. Катерина посмотрела на нее выразительно, а я пытался понять чем эта смертная мне не нравится.
— Тебе нельзя! Так, слышь ты, гость из ближнего зарубежья! Кто из нас мужик? А ну взял пакеты и метнулся кабанчиком на кухню! — смертная уперла руки в бока и негодующе посмотрела в мою сторону. Это она кому? Это она мне что ли? Самому Гадесу? Она сумасшедшая. — Сень, как ты себя чувствуешь?
Тень на стене показала кончиком меча на сумке и сделала жест рукой, проводя себе по горлу. Понятно….
— У нас тут кфтати, торгофый фентр стфоится, — Бубнила смертная, размахивая рукой с надкушенным яблоком, которое вытащила из какой-то прозрачной ткани. — А раф он фсех стфоит, фначит пфофаб! Это хофофо! Хоть како-фо кафьефный фост!
Персик умоляюще посмотрела на меня. Я что? Прораб? РАБ??? Так значит, я для нее раб? Тень Танатоса намекала мне промолчать, пока я пытался соизмерить масштабы наглости смертной. Назвать Бога рабом? Ну-ну…
— А чего он у тебя в простыне ходит? — подозрительно прищурилась смертная на меня.
— Эммм… У него на вокзале… Чемодан украли…. - заикаясь ответила Персик. А я хотел посмотреть в глаза тому смертному, что посмеет у меня что-то украсть. Цербер не в счет. — Вместе с документами … и эмммм…. оливками.
— А спать он у тебя где будет? — внезапно нахмурилась смертная и одарила меня презрительным взглядом. Никакого уважения к древним богам! — Cень, у тебя же квартира однокомнатная!
— На балконе, — замялась Прозерпина, умоляюще глядя на меня, а в спину мне уперлось острие меча Танатоса, — На раскладушке. Я там постельку сделаю. Потом. Ближе к ночи.
Что? На балконе? Я буду спать на балконе? Чтобы мне каждая пролетающая птица привет передавала? Да что вы себе позволяете, смертные!
— А у него что? — гневно сверкнула глазами Катерина, презрительно отвернувшись от меня. Смертные совсем страх потеряли. — Рук нет? Сам разберет. Не разберет? Вон! Возле двери коврик лежит! Ножки поджал, в клубочек свернулся и сопит в две дырочки!
Меня на коврик. Отлично! Даже у Цербера условия лучше, чем у меня! Коврик! Мне! Первородному богу! Коврик!
— Звать то тебя как? — пробубнила смертная, расставляя на столе продукты, пока я мысленно отправлял ее в соседнюю пещеру с Кроносом и Герой, гневно сопя и прикидывая, как каждый день буду туда заглядывать. — Ты хоть по-нашенски то понимаешь, грек? У тебя там, небось, гречка осталась!
— Какая гречка… — холодно начал я, но на стене мелькнула знакомая тень, сливаясь с каким-то урчащим белым ящиком.
— Гадик! — выпалила Есения, краем глаза глядя на стену. Ну конечно, уже донес. — Его зовут Гадик! Он пока холост, и гречанки у него нет…
Смертная посмотрела на меня с мученическим выражением лица, а потом рассмеялась. Интересно, живые все такие неуравновешенные, или это просто мне повезло? Катерина резко перестала смеяться, уставившись на стену позади меня.
— Послушай, Гадик, — угрожающе проговорила смертная, делая ко мне несколько шагов ко мне, — Вот смотри, строитель! Мужик в доме, а полка на соплях держится! А если она Сеньке на голову упадет?
Какая полка? На чьих соплях? Единственные сопли, на которых держится полка — это мои. Вот зря я сюда примчался. Думал, что тут дворец, слуги, красота, как и подобает богине. Да, храм у нее так себе. Я так понимаю, что эта Катерина — ее главная жрица?
Перед моим носом прожужжали каким-то инструментом и вложили мне в руку. Тень Танатоса на стене уже лежала и дергалась в предсмертных конвульсиях. И что мне с этим делать? Я смотрел на свою руку в которую вложили странную штуку.
— Господи, Сенька, так он у тебя точно безрукий! Безрукий строитель! — сделала вывод смертная, закрыв лицо рукой, когда я перевел на нее взгляд. — А потом мы удивляемся, почему дома падают! Потому что у мужиков руки из задницы растут! Слушай, Сень, может он дороги делает, а? Вот тогда его рукопопость вполне объяснима! Так, горе греческой наружности, дай сюда!
Катерина отобрала у меня инструмент и подошла к стене. Пять минут жужжания, несколько крепких высказываний и полка снова крепко сидела на стене.
— Учись! — гордо изрекла смертная, свысока глядя на меня. Танатос на стене уже бил кулаком по полу и катался из стороны в сторону. Сам то хоть понимает что тут происходит? В комнате замигал свет и послышался хлопок. — Нет, Сень! Ну это не квартира у тебя, а звиздец! Так, я видела у тебя в туалете лампочку. Сейчас-сейчас… Приятно чувствовать себя единственным мужиком в доме. Сиди, сиди в своей простынке. Сень, достань ему простыню со смешариками. Пусть поменяет! А тот тут у нас не знойная Греция, а мороз зимой минус тридцать. Не дождется его гречка. Так, я как раз лампочку купила запасную, чтобы лишний раз не бегать!
Смертная выбежала из столовой, а я перевел хмурый взгляд на Прозерпину. Юная богиня только улыбнулась и развела руками в стороны. Я хочу домой…
— Ну, что, Гадик, с лампочкой то хоть справишься? — Катерина протягивала мне стеклянное нечто с металлической ниткой внутри, — Да не тряси ты так! Собьешь ведь! Немощь косорукая! Что ты лицо сделал, как у ымпыратора! И не надо на меня смотреть, как властью облеченный! Это вон, у себя в Греции будешь страху наводить на своих аполлошиков! Здесь Вам не тут! Вкручивай давай! Учись быть мужиком!
Я — древний Бог, я — титан… Ничто не может вывести меня из себя… Да, я — титан… Я — спокоен… Гадес, глубоко вдохни…
— Хватит медитировать на лампочку! Она сама себя не вкрутит! — командовала маленькая смертная, а я уже придумывал пытку, на случай, если после смерти она попадет ко мне, — Давай, давай! Я тебе уже старую даже выкрутила! Не бойся, электричество не кусается, малыш… Давай, влезай на табуретку! У нас с детстве мужик с табуретки не слезает. То стишок расскажет, то песенку споет! А знаешь почему? Чтобы потом лампочку вкручивать не страшно было!
Я забирался на табуретку, упираясь головой в потолок.
— Давай, ты там сиртаки не танцуй, а то завалишься, — слышался ненавистный голос снизу. — Вставлять умеешь? Молодец! Значит, ничего сложного! Крути давай! Единственный способ для мужика почувствовать себя на высоте — вкрутить лампочку! Шевели сандаликами!
Пока я вкручивал лампочку, у Танатоса от смеха чуть не случился сердечный приступ. Прозерпина по второму кругу налила чай, а смертная что-то вдохновенно рассказывала ей про её клиента. Серьезно? Вот эта вот “красота” заделалась в гетеры? Мать моя титан…
— Ну, вкрутил? — смертная внимательно всматривалась в лампочку, а потом удовлетворенно хмыкнула. Меня похвалили! Я сейчас расплачусь! — Ладно, держи чай! Заслужил! Бедная баба, которой ты достанешься! Ничего, кто-нибудь сердобольный пригреет тебя убогого… Зато я знаю, что тебе на свадьбу дарить будем! простыню, пододеяльник и наволочку! Одежда для всей семьи! Учти, пододеяльник тебе! Там дырочка есть!
Как у Прозерпины хватает терпения? У этой смертной рот вообще не закрывается!
— Сень, а может его ко мне устроим? У нас же сейчас в основном греческой направленности туры сейчас! — смертная снова сощурилась на меня, — Нет, ну а что? Выучит мифы древней Греции! Про Зевса там, Афродиту! Это же престижно! На греческом направлении грек работает! Живая реклама! Приехать приехал — уехать не может!
Прозерпина подавилась чаем, а я отчетливо видел, как мелькнула ее улыбка.
— Не смотри на меня своими оливками! Я из тебя быстро нормального мужика сделаю! — вздохнула Катерина, звеня ложкой. Она подняла на меня глаза. — Эх, чай не Аполлон, конечно… Если зиму переживет, то поговорим. И не вздумай ему деньги занимать на обратную дорогу! Пусть сам зарабатывает!
Все! С меня достаточно! Я никому не позволю так с собой обращаться! Я с грохотом поставил пустую чашку на стол и двинулся в другую комнату. Ещё не хватало, чтобы меня жизни учила смертная душонка!