Охотники и чудовища

Хальдаг закатил глаза и уже сто раз пожалел о своем приказе разбудить де Морсан и привести к нему в кабинет с утра пораньше. Последнее, что он собирался обсуждать со своей первой наиной, — это его отношения с невестой номер пять. Потому что сам еще не успел разобраться в этих самых отношениях и понять, что же он к ней испытывает. К Филиппе… Дочери мятежника и иномирянки. Такой девушке рядом с ним не было места, но почему-то последние несколько дней, закрывая глаза, он видел именно эту девушку.

И думал только о ней.

Он хотел Филиппу. Хотел как никакую другую женщину, но пока сдерживался. Кажется, уже из последних сил. Почему-то его волновала ее реакция… Да что там! Он почти боялся, что она снова ему откажет. Опять заклеймит чуть ли не насильником, у которого только одно в мыслях — просто развлечься со своей наиной.

Но едва ли Филиппа в его мыслях ассоциировалась с девочкой для развлечений.

С одной стороны, Мэдок жалел, что остановился, сдержал себя в вечер после испытания. С другой — понимал, что поступил правильно. Лишать невинности девушку, которую лихорадило и которая едва соображала, что с ней происходит… Нет, первая ночь этой малышки должна стать особенной.

Их первая ночь.

Он решил набраться терпения и медленно, шаг за шагом, завоевывать, покорять, приручать наину. Благо у них было достаточно времени, чтобы он мог вдоволь насладиться процессом укрощения и… всеми остальными процессами, которые обязательно за этим последуют.

Вот только, к досаде хальдага, оправившись от болезни, Филиппа снова превратилась в неприступную льдину. Иногда он ловил в ее глазах слабую искру интереса, но, поняв, что за ней наблюдают, наина спешила отвернуться, отвести взгляд, опустить голову. В общем, делала все возможное, чтобы больше не встречаться с ним взглядом.

В довершение ко всему она продолжала упрямо настаивать, что не желает для себя судьбы жены хальдага, как и не собирается становиться его асави, о чем без ложной скромности заявила вчера в театре.

Ну точно бунтарка. Если бы не леди Ансая, которая клялась и божилась, что регулярно навещала племянницу в обители, он бы уже решил, что ему подсунули вместо дочери Адельвейна какую-то другую девушку. Но опять же внешняя схожесть с родителями, да и характер у Филиппы тоже явно от них.

Не собирается она… Де Горт усмехнулся. Можно подумать, ее мнение будет иметь значение, когда ему придет время принимать одно из самых важных в жизни решений. Захочет оставить ее при себе в любой из ролей — оставит. Хоть держать эту девочку рядом с собой в качестве асави, видеть ее каждый день и не иметь возможности к ней прикоснуться… Жестокая, изощренная пытка.

— Не дай богиня, в «Вестнике Ладерры» напишут об этом вашем поцелуе! — тем временем продолжала испытывать на прочность его нервы Паулина.

Де Горт мысленно выругался, сосчитал до трех, возвращая себе утраченную было сдержанность, и проговорил спокойно и ровно:

— Я не для того тебя вызвал и считаю твои претензии неуместными. Я никогда и ничего тебе не обещал. Вас пятеро, и я хочу узнать каждую, прежде чем решу связать себя с двумя из вас узами брака. И вовсе не обязательно, что одной из этих наин станешь ты, Паулина. А если продолжишь в том же духе ревновать меня к моим же невестам, тогда мы с тобой уже точно не сможем быть вместе.

В ответ на его слова девушка прижала к лицу руки и горько всхлипнула, будто он сказал что-то совершенно ужасное или даже кощунственное. Хальдаг с досадой откинулся на спинку кресла, раздраженно поморщился, в который раз за последнее время упрекая себя в том, что совершенно не умеет обращаться с женщинами. В такие моменты он завидовал д’Энгиену, который каким-то непостижимым образом умудрялся поддерживать мир в своем доме. И это при том, что регулярно захаживал то к одной, то к другой невесте, успевая уделять время и посещению борделей.

Куда уж ему с такой «занятостью» сражаться за корону.

Вспомнив о том, что действительно было важно, о том единственном, что должно было иметь для него значение, Мэдок почувствовал, как по венам начинает струиться злость. Именно о троне Харраса ему следовало сейчас думать, а не о странной сиротке или ревнивой фаворитке. Уже, кажется, точно бывшей. Но думал он именно о них. Весь вчерашний вечер и все сегодняшнее утро.

Эти двое в театре вели себя очень странно, и Стальному не терпелось понять, что на уме у этой парочки. Поцелуй Филиппы… С одной стороны, хотелось верить, что Адельвейн наконец дала волю чувствам. С другой — Мэдок никогда не считал себя наивным идиотом и прекрасно понимал — наина просто пыталась его отвлечь. Вопрос: от чего и зачем?

И ведь отвлекла, шертова девчонка! Так отвлекла, что на какое-то время он вообще забыл, где находится. Целовал ее сладкие, манящие губы, ни о чем не помня и не думая.

И после этого он еще пытается убедить себя, что никакой не идиот. Но получается совсем наоборот. С Филиппой он сам себя не узнает, раз за разом теряет над собой контроль. Не хватало еще, чтобы эта девушка стала его слабостью и уязвимым местом. Слабость — это роскошь, которую хальдаги не могут себе позволить.

Как и слишком сильные, затмевающие разум эмоции.

Наваждение рассеялось, когда Паулина застала их вместе. Пришлось в срочном порядке сворачивать «расследование», тем более что театр не место для выяснения отношений. Говорить с Филиппой было бесполезно. Хальдаг понимал, девчонка ничего ему не ответит или начнет нести глупости, заговаривать ему зубы. Проще допросить де Морсан, но Мэдок решил отложить допрос на утро, надеясь, что к тому времени Паулина уже придет в чувство.

Не пришла. Не успела переступить порог кабинета, как вылила на него ушат претензий, а теперь стоит, прижав к груди руки, смотрит на него большими, полными слез глазами и выразительно вздыхает.

— Что вчера произошло в театре? Что вы с Филиппой задумали?

— Мы задумали? — Паулина хлюпнула носом и обиженно поджала губы. — Правильнее будет сказать, что задумала Филиппа и на что опять меня подбила. Я, к слову, пыталась отказаться, но она меня даже слушать не стала. Да еще и пристыдила, мол, я перед Мороком в долгу, ведь он тогда защитил меня в лесу. И что мне оставалось сделать? Только согласиться.

Хальдаг снова выругался и снова, пока еще сдерживаясь, в мыслях. Хоть очень хотелось дать волю эмоциям, найти шертову девчонку и хорошенько ее отшлепать. Это как минимум.

Исключительно в воспитательных целях, а не потому, что Филиппа с задранными юбками никак не хотела покидать его мысли. Мысли, которые сейчас были явно лишними.

Прогнав из головы навязчивый образ, Мэдок мрачно спросил:

— У кого кровь брали?

— У наин графа Варрижа. — Паулина виновато опустила глаза. — Одель, Марлен и Винсенсия отказались нам помогать, ну а наша с этой фы… леди Адельвейн кровь твоими стараниями оказалась для Морока непригодной.

Де Горт собирался продолжить допрос, узнать, кто еще состоит с ними в сговоре (не сами же они собрались готовить лекарство), когда понял: что-то в словах первой наины его царапнуло, если не сказать полоснуло по сознанию острым кинжалом.

— Что значит «моими стараниями»? — Он даже вперед подался, впившись в невесту взглядом.

— То, что ты со мной… — Паулина покраснела, а потом страдальчески всхлипнула: — И с ней уже тоже успел проделать!

Хальдаг добавил в мыслях пару крепких словечек, после чего устало обронил:

— Не в моих привычках тащить леди в постель, едва успев с ней познакомиться.

— И тем не менее Филиппа уже не девственница, я специально вчера проверила! — с упреком воскликнула наина, а Мэдок и сам не понял, как резко подхватился.

В два шага преодолев короткое, разделявшее их расстояние, нетерпеливо спросил:

— Как именно ты проверяла?

Паулина замешкалась с ответом.

— Говори! — еще жестче потребовал его всемогущество.

— Как мы проверяли наин графа Варрижа. С помощью саурина. Мы специально выбрали в ювелирной лавке браслет с этими камнями и…