Страница 93 из 163
Бересфорд не соврал про воду. Нико заметил мерцающее отражение света зарешёченной лампы на потолке. Вода не залила пол целиком, а просто скопилась в виде мелких поблескивающих лужиц в выбоинах. В самых глубоких лужицах проглядывалось отражение. Первым делом Нико решил, что это унитаз или умывальник течь дали, но затем, проверив трубы и вентили, убедился, что там сухо, как в пустыне.
— «Я порой вижу мелкие пузырьки», — начал Бересфорд. — «Они выходят из-под земли».
— «Не думаю, что под тюрьмой река течёт, или ручей какой-нибудь пробился».
— «А что тогда? Откуда вся эта вода прёт?»
— «Ну, мы тебя всё равно наверх переводим, так что можешь не волноваться», — ответил Нико, запирая дверь камеры за собой. — «Тебя следующим переведём».
— «Наверно, конденсат скопился», — предположил Кэмпбелл.
— «Нет, там вода именно сквозь пол просачивается. И можешь даже не предлагать ремонтную бригаду вызвать», — сказал в ответ Нико. Уже не в первый раз им приходится закрывать ту или иную часть тюрьмы из-за истлевшей проводки, или потому что стены осыпаться начали, а чинить всё это было просто некому. — «Должно быть, недавно всё это началось».
— «Ещё у кого-нибудь вода на полу в камере есть?!» — крикнул Кэмпбелл.
— «У меня, сэр!» — отозвался заключённый по имени Слапински, камера которого располагалась на той же стороне коридора, что и камера Бересфорда. — «Под раковиной сегодня немного натекло!»
— «Это всё черви эти долбанные, как пить дать», — пробормотал Кэмпбелл. — «Русло подземной реки какой-нибудь перенаправили, или ещё что натворили, когда туннели свои выкапывали».
— «Не пускайте их!» — завизжал Раскин. — «Не пускайте их сюда, умоляю!»
— «Да ладно, у них всё равно ключей от камер нет», — ответил Нико, который, возможно, даже бы пожалел Раскина, не знай он, за что того упекли сюда. — «Придётся им пропуск оформлять для посещений».
По внешнему виду Раскина и не скажешь, что это сумасшедший каннибал съел почтальона. Ему было уже за пятьдесят, и Нико принял бы этого упитанного коренастого мужчину с тёмными вьющимися волосами, среди которых уже пробилась седина, за повара в буфете, если бы не знал, что тот учителем работал. Недостаток физических нагрузок из-за пребывания в одиночной камере явно проявился на его фигуре, хотя Раскина волновало лишь то, чтобы к двери его камеры незнакомцы не приближались. Нико почти что научился понимать его мотивы.
— «Обещаешь?» — спросил Раскин.
— «Так, Раскин», — с этими словами Нико, стоя у распахнутой двери камеры, позвенел наручниками. С Раскиным у него проблем никогда не возникало, ведь того, казалось, почти всё время пугали различные шумы и голоса. Хотя расслабляться рядом с ним всё же не стоило. — «Мы тебя переводим».
Раскин отошёл на пару шагов назад.
— «Куда?» — спросил он.
— «Туда, где хорошо и сухо», — из-за спины Нико послышался голос Кэмпбелла, которого Раскин, вероятно, опасался. Нико не стал оборачиваться. — «Вода сквозь скалу просачивается. А тебе дадут отдельную камеру, не переживай».
Раскин прошёлся вдоль стены камеры, словно крыса, напавшая на след привлекательного запаха. Он прекрасно знал, что надо делать, поэтому вытянул руки, чтобы их заключили в наручники, выдыхая облачка пара в холодный воздух.
— «Я не хочу, чтобы мне кто-нибудь в дверь названивал», — сказал он. — «Обещаешь, что этого не будет, ладно?»
— «Обещаю, никаких незнакомцев», — ответил Нико, решив, что разберётся с этим, когда захлопнет дверь новой камеры Раскина. — «Пошли, приятель».
Из-за деревянной двери раздавался дикий собачий лай, прерываемый лишь воем сирены, сообщавшей, что обратный отсчёт начался. Покинув отдельное крыло для психически больных, где стены из толстого гранита создавали относительную звуконепроницаемость, Раскин оказался в водовороте этого шума. Нико ухватил его за правый локоть, пока Кэмпбелл держал его слева. Остановившись у двери, все трое принялись ждать.
— «Три… Два… Один… Режим изоляции!» — объявила система громких оповещений.
Псы как с ума посходили. В каком-то смысле Нико был даже рад тому, что Маркус убил парочку собак, так как это немного подкосило их репутацию демонических бессмертных созданий. Парментер переживал, что может потерять ещё кого-нибудь из своей драгоценной щенячьей своры после того, как Маркус доказал, что их можно победить. Теперь, если надо было натравить собак, надзиратель выпускал сразу всю стаю. С такой сворой никто не сумел бы совладать, будучи безоружным, даже Маркус. Но Парментер всё равно переживал, что Фениксу всё же это каким-то образом удастся. Даже будучи вообще никому не досаждавшим тихоней, Маркусу всё равно удалось до усрачки тут всех перепугать.
— «Псы под замком?» — спросил Нико по рации.
— «Всё чисто», — ответил Парментер.
Кэмпбелл открыл дверь, после чего вместе с Нико затащил Раскина внутрь, начав долгий путь к камере. Нико понимал, что было бы несколько проще перевести Раскина сюда ночью, после отбоя, потому что сейчас им пришлось пройтись мимо целой вереницы камер, откуда на них злобно глазели заключённые. На нижнем этаже воцарилась мрачная атмосфера: никто и не думал насмешливо свистеть и улюлюкать. Вместо этого надзиратели то и дело натыкались на молчаливые взгляды, в которых явно читалось нежелание оказаться по соседству с таким заключённым. Нико их понимал, хотя, конечно, со стороны весьма глупо выглядело, когда одна свора убийц и преступников с презрением смотрит на такую же другую свору душегубов и насильников. Но так себя, в целом, люди и вели в обществе, и тюрьма не стала исключением.
Чуть более приличные обитатели “Глыбы” и в самом деле были правы с практической точки зрения. Нико ведь вообще не представлял себе, какие фокусы могут выкинуть сидевшие в крыле для психов. А с учётом того, что на каждую смену теперь приходится лишь два надзирателя, у них не выйдет обеспечить им больше безопасности, чем в блоке одиночных камер. До этого Нико и сам догадался, так что теперь надзирателям придётся подстраиваться под те моменты, когда выпускают псов.
Нико повернул голову в сторону камеры Мерино. Тот молча наблюдал за ними стоя возле двери, опершись грудью на горизонтальную планку решётки и высунув скрещенные руки сквозь прутья наружу. Сидевший через несколько камер от него Маркус вовсе не обращал внимая на всю эту ситуацию. Закинув ноги на кровать и скрестив руки на груди, он качал пресс, будто бы готовился к драке. Рив говорил, что вся эта безобидная армейщина не давала ему раскиснуть, и волноваться тут не о чем, ведь всяко лучше, чем устраивать свары с Мерино. Раскин не стал останавливаться, чтобы разглядеть Маркуса получше, хотя точно окинул его обеспокоенным взглядом, проходя мимо его камеры.
— «Не о чем тут волноваться, Раскин», — сказал Нико, подталкивая заключённого, чтобы тот шёл быстрее. Открыв дверь вручную при помощи ключа, он затолкал Раскина в камеру. — «Подожди минуту, я принесу тебе одеяло и простыни, хорошо?»
— «Только двери запри», — ответил Раскин. — «Умоляю».
“Бедняга”, — подумал Нико, поворачивая ключ в замке. Он подёргал прутья решётки, чтобы Раскин убедился в том, что никто не сможет к нему в камеру попасть. Порой Нико испытывал вину из-за того, что сочувствовал заключённым, но о людях он привык судить по тому, как они сами к нему относились. Невозможно было одновременно думать о преступлении и не реагировать на стоявшего перед тобой человека. Нико просто не мог постоянно осуждать заключённых или злиться на них, ведь здесь не случалось ничего, что могло бы подогреть в нём эти эмоции. По крайней мере, так было в случае с Раскиным. А вот любители детишек — это совсем другое дело. Сложно было забыть о такой херне, когда смотришь на них. Но отвращение Нико, отточенное, словно лезвие ножа, к ним не утихало из-за того, что ни один из педофилов даже не пытался сделать вид, что вообще раскаивается в своих деяниях. К тому же, они до сих пор пытались манипулировать людьми и потворствовать подобным преступлениям при любом удобном случае. Нико и представить себе не мог более пугающих и бесполезных для общества уёбков, чем педофилы. Каннибал по сравнению с ними был просто душкой.