Страница 127 из 163
— «Ладно, Мерино, что ты хочешь взамен?» — нетерпеливо спросил Оспен.
Улыбка понемногу начала сходить с лица Мерино.
— «Да ты ж ворюга обычный, ёб твою мать», — начал он. — «Ты ж с первого дня, как попал сюда, начал у нас припасы крысить. Как по мне, если ты от голода сдохнешь, то я точно в бога уверую».
— «Аминь, блядь!» — одобрительно воскликнул Чанки, до сих пор занятый этим своим проклятым вязанием, или вышиванием крючковой иглой, ну или как там ещё эта хрень называется. Он зычно расхохотался. — «Покайся, брат мой!»
— «Ага, пора тебе переходить на собачий корм», — усмехнулся Лёшарс.
Были тут, конечно, вертухаи и похуже Оспена, и хорошо, что с ними тут не застряли. Надзиратели, которых в армию призвали, и в подмётки не годились тем тщательно отобранным карьеристам с садистскими замашками, которые работали в “Глыбе”, когда тут ещё все камеры битком забиты были. Заключённые, что сидели тут ещё со старых времён, вспоминали, каково им приходилось, и по их рассказам у Рива создалось впечатление, что порядки тут царили, как в трудовом лагере гораснийцев. Оспен же был простым подлецом, каковыми становится большинство людей, когда им выпадает возможность безнаказанно творить, что угодно. Но теперь и для тех, кто припасы воровал, наступили тяжёлые времена, так что, наверно, бог всё видит.
— «Только не забывай, что блокаду червей однажды прорвут», — сквозь зубы процедил Оспен. — «И тогда сам к нам приползёшь еду клянчить рано или поздно».
Медленно повернувшись, Мерино принялся карикатурно пересчитывать по головам заключённых.
— «Один, два, три, четыре… Остановите меня, офицер Оспен, когда я заключённых насчитаю больше, чем надзирателей».
— «Ты мне ещё за это ответишь, мудила!»
— «Можешь прямо сейчас открыть дверь, зайти и попытаться свести со мной счёты. Но вот страх не позволяет. Да и псов ты на нас не натравишь, потому что и их ты тоже боишься», — Мерино взглянул в сторону Маркуса. — «Чёрт, жаль, что Кэмпбелл тогда на смену не заступил вместо Ярви. А то можно было бы и ему кое-чего разъяснить, если бы он сюда в одиночку спустился, да, Феникс?»
Маркус окинул Оспена оценивающим взглядом с ног до головы.
— «Слышал, тебя в армию призвали», — сказал он. — «Не волнуйся, сколько бы тут не сидели, про тебя не забудут».
— «Тебя-то кто спрашивал, твою мать?!»
— «Не стоит так огрызаться на человека с полным ведром капусты».
— «Что, блядь, тоже весело тебе, да?!»
— «Вот и пришла расплата», — рассмеялся Мерино.
— «Только не забывайте, у кого тут винтовки», — огрызнулся Оспен.
Маркус после этой фразы вроде как немного оживился. Рив теперь уже прекрасно знал, как вывести его из себя. Характер у Маркуса был взрывной, как бы крепко тот не держал его в узде, и угрозы — это почти что вернейший способ его разозлить.
— «У тебя всего сотня патронов», — начал Маркус. — «И ты, как пить дать, даже пятую часть из них в цель не всадишь. После этого нас останется человек двадцать уцелевших против тебя одного безоружного».
Оспен свирепел с каждой секундой всё сильнее и сильнее.
— «Ну-ну, зубоскаль дальше над своими сраными расчётами, мудила. Это вообще-то я должен был тебе побег отсюда замутить. Подумай об этом на досуге».
На этаже повисла тишина. Маркус, застыв на мгновение, стал расталкивать небольшую толпу заключённых плечами, направляясь вперёд.
— «Ну-ка повтори», — прорычал он.
— «Ты сам всё слышал. Твой кент забашлял, чтобы ты соскочил отсюда».
Судя по всему, Маркусу даже не надо было уточнять, о ком именно речь идёт. Он и впрямь побелел, как мел, только вот непонятно, от шока или ярости. А может, от всего разом.
— «Вот же долбоёб», — проворчал он. Рив поначалу было решил, что это Маркус об Оспене так отозвался, но, видимо, всё же о ком-то другом. С грохотом бросив ведро на пол, он уставился в пол, прижав руки к бокам и сжав кулаки. — «Чёрт бы его подрал».
Маркус побрёл обратно к камерам. Никто вокруг и понятия не имел, о чём речь идёт, но Оспен решил ещё немного поёрничать.
— «То-то же, будешь знать, как тявкать», — он перевёл взгляд на Мерино. — «Ну так что, договоримся? Например, карпы. Рыбой вы вполне можете поделиться».
Мерино оттолкнулся от стены, а заключённые стали расходиться.
— «Да пошёл ты на хуй, Оспен. Позвони председателю, пусть он тебе припасы с вертолёта скинет».
Рив направился вслед за Маркусом. Ему самому хотелось думать, что поступает он так, потому что беспокоится о Фениксе, но сама мысль о том, что кто-то пытается вытащить его через три года, которые Маркус провёл в убеждении, что все последовали его просьбе и забыли о нём, произвела на него довольно… мощное впечатление. Исходя из того, что Рив слышал, солдаты армии КОГ могли проникнуть в любое место и провернуть почти что угодно. Если они с червями в рукопашной сходились, то и в “Глыбу” прорваться для них, наверно, как два пальца обоссать. Войдя в камеру Маркуса, Рив застал его за подрезанием волос при помощи лезвия, используя поставленный под углом кусок битого стекла в качестве зеркала. Он всё так же стригся по-армейски коротко и брился каждый день в ожидании того, когда его личная война продолжится. Маркус даже не взглянул на вошедшего Рива.
— «То есть, я так понимаю, что ты об этом не знал», — заговорил Рив.
— «Твою мать, само собой, что не знал».
— «Значит, он так и не забыл о тебе спустя все эти годы. Да, повезло тебе друга такого иметь. Его Дом зовут, верно?»
— «У меня других друзей нет».
— «А он так просто сдаваться не привык».
Маркус резко развернулся к Риву, подняв лезвие кверху, словно палец, в назидание.
— «Чёрт, да чем он вообще забашлять мог? У него ж ни хуя нет на продажу. Значит, что-то сделал в обмен на это. Твою мать, может, и Аня в этом замешана. Я же говорил им! Чёрт, я же просил их забыть обо мне!»
— «Ну и что теперь делать думаешь?» — Рив просто обязан был задать этот вопрос.
— «Ты о чём вообще?»
— «Ты даже не спросил Оспена, как он планировал это всё провернуть».
— «Потому что я всё равно не собираюсь участвовать в этом».
— «Ой, да хорош уже».
Маркус довольно странно проявлял свой крутой нрав, держась весьма хладнокровно. Он не впадал в ярость и не начинал орать, а, скорее, рычал сквозь стиснутые зубы, пока в нём медленно вскипало бешенство, лишь изредка прорывавшееся наружу безмолвным и молниеносным рывком. Маркус вновь принялся подстригать волосы. Будь он сейчас не таким рассерженным, то после некоторых обдумываний попросил бы Чанки подстричь его, потому что лишь у того во всей “Глыбе” остались ножницы, которыми он подрезал свои тряпичные коврики.
— «Маркус, но признай, что на воле от тебя толку больше будет, чем тут», — возразил Рив.
— «Я здесь ведь не просто так оказался. Из-за меня ребята погибли».
— «Тогда сделай это ради Дома».
Маркус медленно повернулся к нему, как он всегда делал, когда у него терпение уже на исходе было.
— «Да я что угодно ради Дома сделаю. Но позволить ему пустить по пизде свою жизнь из-за меня просто не могу. Его поймают и отправят на расстрел».
Рив заслонился поднятыми ладонями, безмолвно признав своё поражение, и вышел из камеры. Это был наилучший вариант окончания беседы, ведь Маркуса никогда не переспоришь. Этот безумец прямо у него на глазах отказывался от шанса вернуться на волю, хотя Рив подозревал, что всем уже наплевать на то, что Феникс натворил. Главное, что из винтовки точно в цель стрелять не разучился. Даже сидевшим за гранитными стенами тюрьмы было совершенно ясно, что война не особо гладко идёт. Рив регулярно слышал постоянные залпы из орудий и гул вертолётов, пролетавших над тюрьмой. Черви и не думали отступать. Вылазки во внутренний двор стали занятием чуть более рискованным, чем обычно, из-за пролетавших риверов, но когда Рив всё же вышел туда, то увидел как с северо-востока, где располагался город, тянутся клубы дыма. Казалось, и люди, и черви забыли о “Глыбе”.