Дурные правила

Тут ко мне вразвалочку подошел наш комдив и, взяв меня за локоть, подвел к стулу, на котором сидела Катя.

– Знакомьтесь, – вполголоса представил нас друг другу Стародубцев. – Лейтенант Андрей Спицын из разведроты нашей дивизии. Завтра вам вместе предстоит выполнить ответственное задание штаба.

Екатерина пристально посмотрела на меня, протянула руку и загадочно улыбнулась. На миг мне почудилось, будто в ее глазах блеснул лукавый огонек, но стоило ей заговорить, как от него не осталось и следа.

– Здравствуйте, товарищ лейтенант. Рада знакомству и надеюсь на поддержку в завтрашнем бою, – серьезным голосом размеренно сказала она.

Я кивнул, не говоря ни слова, и хотел было отойти на шаг назад, но понял, что так и держу в своей руке ее маленькую холодную ладонь.

– Постараюсь сделать все, от меня зависящее! – быстро выговорил я и отпустил ее руку. В ответ она одарила меня еще одной снисходительной улыбкой, и я почувствовал, как у меня предательски краснеют щеки, а взгляд помимо воли уперся в мыски кирзовых сапог.

Повисла небольшая пауза, но тут к нам подошел капитан Фролов, изобразив на бескровных губах некое подобие улыбки, и произнес резким сухим голосом:

– К сожалению, вынужден прервать ваше общение, так как мне еще нужно проинструктировать лейтенанта касательно завтрашней задачи.

С этими словами, не дав толком попрощаться с собравшимися, он поманил меня за собой. Оказавшись со мной один на один в коридоре, он заговорил:

– А теперь внимательно слушай, Спицын, и помни о том, что я тебе скажу: никому ни слова. Никому! Завтра выдвинетесь на позиции к девяти утра. Новую форму получите прямо здесь, я уже дал все необходимые указания интенданту. Переночуете в хате неподалеку отсюда, затем зайдете за четвертым – он будет ждать вас в блиндаже у майора Лукина, а оттуда на машине поедете в район ремонтной стации.

– Товарищ капитан, разрешите спросить?

– Спрашивай!

– А этот четвертый, он кто такой?

– Тебе вроде уже сказали: бывший танкист, потом был разжалован и предстал перед военно-полевым судом за антисоветскую деятельность, неповиновение приказам и вредительство.

– А он знает, что его завтра ждет?

Капитан помедлил с ответом, но потом сказал, как будто злясь на что-то:

– Да, знает.

– Но если так, ведь он может нас выдать! – не унимался я.

Фролов шумно выдохнул, раздув при этом ноздри так широко, словно был он не человек, а какой-то неведомый сказочный зверь. С полминуты смотрел куда-то мимо моего лица, а потом тихо, с досадой сказал:

– Знаешь, Спицын, что главное в нашем деле? Что самое важное для работы фронтовой разведки? Нужно научиться людей читать, понимаешь? Как будто книгу, от начала до конца, а иногда и с середины… И своих и чужих нужно уметь быстро прочесть по одному взгляду, по позе, в которой ты человека видишь. А без этого в нашей работе никак нельзя.

Капитан стал говорить чуть тише:

– Я видел Кривоносова, общался с ним и смотрел личное дело: это хороший кадровый офицер, он им был и остается до сих пор, несмотря ни на что. А беда в том, что год назад, в Куйбышеве, после школы призвался его младший брат, девятнадцатилетний мальчишка. Парень молодой, совсем бестолковый, на марше во время бомбежки отбился от роты и заночевал в деревне, рассчитывая утром догнать своих. А тут как раз немецкая моторизованная дивизия пошла в контратаку, фронт был прорван, и его ушедшая вперед рота дралась в окружении. Утром, отправившись искать сослуживцев, он напоролся на отряд СМЕРШа, работавший в прифронтовой полосе, а те разбираться не стали, решили, что дезертир, уклонявшийся от боя. Ну и, недолго думая, по законам военного времени…

Фролов зашелся глухим хриплым кашлем, потом утер рот кулаком и продолжал:

– Кривоносов, как узнал, ушел в себя, совсем перестал с людьми общаться и втихую запил. Прошло почти полгода, и, как назло, новый молодой политрук на собрании комсостава возьми да и ляпни при всех про брата-предателя. Кривоносов не сдержался, кинулся душить дурака. Едва оттащили, политрук уже посинел весь, еще чуть-чуть – и насмерть бы удавил его. Потом пошло-поехало: рапорты, доносы, замечания командования, как будто только ждали повода, и он в конце концов нашелся. Месяц назад, когда мы в первый раз неудачно пошли за реку, в первом эшелоне шла его танковая рота. Рано утром они по понтонному мосту, за ночь наведенному саперами, перешли на левый берег, сразу ввязались в бой, заняли плацдарм на опушке леса и ждали пехоту. Днем немцы очухались, подтянули к фронту восьмидесятивосьмимиллиметровые зенитки и штурмовые орудия. А потом прилетели юнкерсы и разбили понтонный мост, по которому так и не успела подойти наша отставшая пехота. Капитан отбивался отчаянно, потерял в бою три машины и, не дождавшись поддержки, решил под покровом ночи вброд переправиться обратно на правый берег. Немцы, услышав шум моторов, открыли по реке шквальный огонь из зениток. Кривоносов переправлялся наугад под обстрелом врага. Две машины утонули, удалось спасти только экипаж, но пять танков капитан вывел из-под огня. Наше наступление захлебнулось, и в дивизии нужно было по-быстрому отыскать козла отпущения, чтобы на кого-то списать все ошибки. Тут уж ему припомнили прошлые дела, обвинили в том, что он самовольно оставил позиции и преднамеренно сдал врагу две единицы бронетехники. Ему грозил расстрел, но за Кривоносова вступился комдив, зная, что тот хороший офицер и во время боя сделал все, от него зависящее, чтобы спасти людей и боевые машины. Расстрел в итоге заменили штрафным батальоном, а семью сняли с продуктового довольствия и лишили всех льгот. У Кривоносова молодая жена с двумя маленькими детьми на руках, и без продуктовых карточек им сейчас будет очень тяжело. Вот он и вызвался первым во всей штрафной роте выполнить любой приказ, только чтобы с него, живого или мертвого, сняли обвинения, а семью восстановили в правах. Так что, если хочешь мое мнение: он вас не подведет, сам сделает все, что сказали. Я это у него во взгляде прочитал. У него там сейчас только жена и дети, о себе он больше не думает.

Я слушал очень внимательно, ведь на моей памяти не было ни разу, чтобы командир так долго о чем-то рассказывал. Когда Фролов умолк, повисла долгая пауза. Каждый как будто размышлял о чем-то своем. Выйдя из задумчивости, я вспомнил, что теперь нужно было выяснить у командира детали завтрашнего задания. Он вынул из планшета карту, раскрыл ее передо мной и показал точное место, где завтра должна будет находиться наша группа.

– По нашим разведданным, этот немец тоже будет там, – загадочно произнес Фролов.

Я не стал уточнять, откуда ему это известно, понимая, что, скорее всего, ничего не добьюсь своими расспросами. Некоторое время мы оба молчали, пристально глядя друг на друга, потом он сказал:

– Задание очень рискованное, лично я был против его проведения, но кое-кто у нас в штабе категорически настоял.

В тоне Фролова проскользнула нотка неуверенности; на секунду мне даже показалось, будто он извиняется передо мной за этот приказ, однако уже после следующей фразы это ощущение полностью исчезло.

– Тебе все ясно? Вопросы есть? – тихо, но твердо, в соответствии со своей всегдашней манерой, подвел итог капитан.

– Так точно. Вопросов больше нет, – бодрым тоном, так, словно мне хотелось успокоить моего командира, отозвался я.

Он довел меня до столовой, где на лавках кемарили мои уставшие за день бойцы. Услышав звук шагов по расшатанным доскам пола, чуткий Юсупов тут же привстал и, завидев нас с Фроловым, растолкал остальных. Все разом повскакивали с лежанки и вытянулись по стойке смирно.

– Вольно, бойцы, – сухо произнес Фролов. – Завтра у вас ответственное задание: нужно будет в первой половине дня прибыть к переднему краю наших позиций, в район моторно-тракторной станции, под видом группы сопровождения при высокопоставленном офицере. Затем вместе с ним имитировать осмотр позиций. При этом желательно немного засветиться, сознательно пренебречь правилами маскировки и тем самым привлечь внимание противника. В этом, собственно, и заключается ваша основная задача. Вопросы есть?