Страница 10 из 100
Отпуск пролетел быстро, и уже двадцать девятого июля (с запасом, чтобы не дай бог не опоздать) Чеботарев прибыл в расположение летной школы. После чего трое суток маялся в общежитии, ожидая прилета дирижабля. Кстати, это казался не старый знакомый «Пегас», а какой-то новый – большой, четырехмоторный, с алюминиевой обшивкой гондолы и с необычным названием «Z-4».
tСовместное с Германией производство – объяснил словоохотливый бортмеханик воздушного корабля. – Корпус немецкий, моторы и вся начинка наши.
- А куда мы полетим, если не секрет?
- Пока не взлетели, действительно секрет. Вот как наберем высоту и ляжем на курс, подходи ко мне, расскажу.
Эскадрилья, где предстояло служить прапорщику Чеботареву, базировалась на южном Урале, неподалеку от поселка Ишимбаево. Полет туда продолжался семнадцать часов, то есть, взлетев с рассветом, дирижабль достиг места назначения поздним вечером.
Бывших курсантов встречал сам командир эскадрильи Зайцев, который за время их отпуска лишился звездочек на погонах, то есть стал просто капитаном, без приставки «штабс».
- Так, ребята, - сказал он, когда прибывшие представились, - видите вон те домики? Второй со стороны аэродрома ваш, комнаты сами поделите. Так что хватайте свое барахло и идите заселяться, а к восьми утра приходите в штаб, это вон то зеленое строение рядом с вышкой. С началом службы вас, орлята!
Алексею очень хотелось спросить «а где же самолеты?», но он сдержался, ибо знал, что ответ будет типа «не волнуйтесь, когда надо будет, вы их увидите». Хотя, конечно, интересно – где их ухитрились спрятать? Ангар еще не достроен, на летном поле и около ничего нет, неужели под землей? Правда, за штабом стоят две большие палатки, но самолеты там все равно не поместятся. Или они очень маленькие?
Ответ на свой невысказанный вопрос Алексей получил следующим утром. Оказалось, что самолет все-таки стоит в палатках. Один сразу в двух. Крылья отдельно, фюзеляж отдельно. А моторы только что привез дирижабль, на котором прилетели бывшие курсанты. Так вот, значит, что было в тех четырех здоровых ящиках! Но неужели этот таинственный самолет четырехмоторный?
- Нет, всего двух, - ответил капитан. Два – запасные, ведь их ресурс существенно меньше, чем у планера. Вот общий вид, смотрите. Самолет называется «МО-Ш», то есть разработка конструкторского бюро имени Можайского, штурмовой. Неофициальное название – «мошка». Моторы очень похожи на те, что стоят на У-2, но их объем немного увеличен, и повышена степень сжатия, поэтому мощность каждого не сто, а сто тридцать пять сил. Схема самолета – подкосный высокоплан, а не биплан, что позволило снизить лобовое сопротивление. Максимальная грузоподъемность – полтонны, с полным запасом горючего – двести пятьдесят кило. Максимальная скорость двести десять, крейсерская – сто восемьдесят. Вооружение – два курсовых пулемета системы Мосина и бомбы. Отсек для них находится точно под лонжероном крыла. Кстати, парни, кто скажет, почему именно там? Ведь его люк создает немалые трудности для обеспечения должной прочности нижнего крепления подкосов и шасси.
- Чтобы бомбы располагались точно по центру тяжести, и их наличие или отсутствие не влияло на центровку, - тут же ответил Алексей.
tПравильно. И вот что я вам еще скажу, орлята. До сих пор российский военно-воздушный флот был чисто учебным, но наконец-то те, кто пришел в летное дело первыми, более или менее выучились. И конструкторы, и пилоты, и механики. Наша отдельная эскадрилья – первая по-настоящему боевая часть будущего могучего воздушного флота. Самолет пока только один, да и то вам же его придется сначала собрать под руководством заводской бригады. Он двухместный учебный, а первые три боевых будут готовы к ноябрю. В общем - вперед, орлы! Вам есть чем гордиться, ведь вы – пионеры не только российской, но и мировой военной авиации.
Глава 4
Меньше чем через месяц после возвращения Риты из Германии нам с ней пришлось ехать туда уже вдвоем – на похороны ее матери, вдовствующей императрицы Виктории. Вообще-то болела она уже давно, но померла как-то неожиданно, почти сразу после того, как врачи две недели назад заявили о существенном улучшении ее здоровья.
Вопросов о том, ехать нам или не ехать, не возникало. Для Риты это какая-никакая, но все же мать, для меня – теща, во время всех наших редких личных встреч старательно делавшая вид, что одобряет брак своей младшей дочери. Да и с дипломатической точки зрения проигнорировать такое событие было бы просто неприлично, так что я вздохнул и приказал срочно готовить борт номер один к первому международному перелету, благо у Вильгельма недавно появился нормальный аэродром для приема дирижаблей. Тащиться на поезде не хотелось – во-первых, долго, а во-вторых, эсеры, несмотря на множественные аресты, пока своей взрывной активности не снижали. Впрочем, императорский поезд все равно поедет в Берлин – с нашими сопровождающими лицами, потому как не в дирижабле же их везти! Там есть места только для восьми пассажиров, причем спальных всего четыре. Я, конечно, могу лететь вторым пилотом, сэкономив таким образом одно место, но зачем? Даже в таком варианте на борту не поместится и десятая часть сопровождающих.