Страница 78 из 107
- Может, действительно попросить отца помиловать этого студента? – жалобно глядя на меня, предложил брат. – Мать его жалко.
- Жалко, значит? На, почитай.
Я положил перед ним три листа - один с текстом, другой с чертежами, третий с расчетами.
- Что это?
- Подробное описание их бомбы. Не поленились же, паскуды, нарезать гвоздей и напихать их во взрывчатку. Да еще ядом намазали, а сверху для сохранности яда покрыли лаком. Число случайных жертв при взрыве такого устройства перевалило бы за сотню. Этих, значит, матерей тебе не жалко?
На Николая мои аргументы произвели столь сильное впечатление, что он во время повторного визита просительницы наорал на нее в том смысле, что такие звери, коих она вырастила из своих детей, жить среди людей вообще не должны. Я, честно говоря, тоже задумался – а не устроить ли под шумок нападение на Владимира Ульянова каких-нибудь неопознанных личностей? Само собой, летальное. Вот уж на это возможностей канцелярии моего комитета точно хватит. Но, слегка раскинув мозгами, пришел к выводу, что торопиться не следует. Скоро только кошки сами знаете что делают, а котята рождаются слепыми. Если бы я знал всех пламенных большевиков поименно и с подробностями биографий, тогда, конечно, пускай бы себе с младшим Ульяновым приключался несчастный случай. Но ведь даже о тех, про которых я помнил, сведения были весьма далеки от полноты. Например, Троцкий. Это же псевдоним, которого он еще не придумал! А как его настоящая фамилия, откуда он родом, где сейчас учится? Увы. А про остальных я знаю еще меньше. Так что пусть Владимир Ильич пока погуляет на свободе, а мы посмотрим, кто вокруг него начнет кучковаться.
Но, разумеется, проблема развития революционного движения в России не могла решиться только ликвидациями, посадками и слежкой. Требовалось еще идеология, которая, во-первых, покажется привлекательной народным массам, а во-вторых, не будет столь разрушительна, как та, что сейчас исповедуют народники. Потом, правда, им на смену придут всякие троцкисты и ленинцы, но хрен редьки не слаще. Так вот, предотвратить рост популярности революционных идей в народе невозможно, даже если бы власть вдруг вся целиком в едином порыве кинулась строить коммунизм, ибо так уж Россия устроена, что в ней всегда хватает недовольных любой властью. А раз что-то нельзя предотвратить, его надо возглавить. И начать, разумеется, следует с выработки идеологической платформы. Осознав это, я поступил в строгом соответствии с постулатом «поручайте дела специалистам» и спустился в подвал Приоратского дворца, где отбывал свой пока еще пожизненный срок Николай Морозов. За то время, что он тут сидел, я, кажется, разобрался, что он из себя представляет.
Сильная сторона Николая Александровича состояла в том, что он был настоящим теоретиком. И слабая заключалась в том же самом. То есть он мог при наличии достаточного количества достоверной информации систематизировать ее и создать безупречную теорию, но поручать ему организовать хоть что-то – значило гарантированно обречь дело на провал. Но сейчас-то мне от него требовалась именно теория! Причем желательно марксистская, с тем, чтобы когда Ильич созреет до создания марксизма-ленинизма, ниша была уже занята. Хотя, конечно, фамилия приоратского сидельца для названия новой теории рабочего движения не подходит. Ну что это будет за ублюдочное слово – марксизм-морозовизм? Народ его точно не воспримет серьезно и начнет произносить как «мразовизм». Хотя Ленин – это не фамилия, а псевдоним, и Морозову тоже ничто не помешает взять себе что-нибудь подобное, дабы новый раздел марксизма смотрелся красиво и внушительно.
Я пришел слишком рано – узника дома не было, он еще не вернулся с прогулки. Я сел в прихожей рядом со сварочным агрегатом и начал потихоньку мурлыкать гимн Советского Союза, дабы заранее прийти в должный душевный настрой. Ну то есть не совсем гимн, мелодию-то я оставил, насколько смог ее воспроизвести. К ней у меня претензий не было, в отличие от слов. Их автор что, умел рифмовать только свободное с народным, а больше ничего и ни с чем? Поэтому я напевал гимн на слова стихотворения «однажды в студеную зимнюю пору». Но так как его написал поэт Некрасов, я тут же вспомнил Маришку, и моя физиономия против воли приняла мечтательное выражение. Нет, одернул я себя, имей силу воли подождать до вечера. А пока лучше вспомнить что-нибудь из наследия классиков. Чем знаменит Маркс, кроме «Капитала» и русофобских высказываний? Энгельс, например, написал «Историю винтовки», которую я не только читал, но и неплохо помнил даже сейчас. А в соавторстве с Марксом чем он разродился? Блин, Маришка, конечно, просто чудо, но нельзя же только о ней думать все время! Вон, чуть про «Манифест коммунистической партии» не забыл.
Впрочем, скоро с прогулки вернулся Морозов, и мне удалось отвлечься от не ко времени нахлынувших возвышенных мыслей.
- Здравствуйте, Александр, - он ничуть не удивился моему визиту, так как они происходили довольно часто. – Какой сегодня день прекрасный – прямо как у Пушкина. Мороз и солнце, вот я и задержался маленько. У вас ко мне какое-то дело? Давайте тогда пройдем в гостиную, а то тут как-то не очень уютно.
Минут за пятнадцать мне удалось как-то убедить Николая Александровича, что я намерен посвятить свою жизнь борьбе за социальную справедливость, но пока не знаю, какой конкретно путь к ней ведет.