Игры с огнем

Со спокойствием этой ночью, правда, не задалось. Я долго ворочалась с боку на бок, сон не шел, в голову лезло разное. Мысли, предположения. Воспоминания. Само собой, отчего-то вспомнилось, как после глупой сплетни про гомосексуальность злобный Феррерс заставлял трогать себя у него на глазах, и не прикасался, пока… ну, пока я не решила бороться с его гомосексуальностью до победного конца – и плевать, что таковой и в помине не имелось. Главное ведь, что я одержала победу, верно? 

Сквозь сонную дымку усталости мысли и воспоминания, не дававшие уснуть, будоражили, бередили, заставляли ворочаться на кровати, метаться из стороны в сторону, в поисках удобной позы. А поза все не находилась, только внутри крепло, нарастало острое неудовлетворение… произошедшим! 

Прожигающий насквозь взгляд светлых глаз, отпечатавшийся в памяти, мерещился мне в темноте и руки сами собой пришли в движение. 

Я осторожно коснулась груди, провела ладонью по животу, спустилась ниже... 

Потрогала гладкие складки. Легко-легко, еле ощутимо погладила. И снова вернулась к груди, мимоходом скользнув по животу, задев выемку пупка… Сердце застучало глуше, быстрей. Беспокойное возбуждение потекло по жилам вперемешку с тревогой. 

Ласкать саму себя в густой ночной темноте, под покровом защитного полога было странно, непристойно, ужасно неприлично… Возбуждающе. 

Я обняла себя одной рукой за грудь, вторая рука легла на венерин холмик, сжала, отпустила и снова сжала, пальцы скользнули меж половых губ, мазнув клитор, проникли внутрь и выскользнули, снова погрузились, и снова выскользнули, при каждом движении тревожа чувствительную точку… 

За закрытыми веками теперь прочно встал образ Феррерса – напряженного, с пылающим жадным взглядом и пересохшими губами... Движения пальцев непроизвольно ускорились, я повернулась на бок, сжимая колени, усиливая контакт, томление возросло, все внутри сжалось, и сладкая молния пронзила тело, освобождая от напряжения. 

Я расслабленно вытянулась на постели, перекатываясь обратно на спину, облизнула пересохшие губы. 

Окей, ладно, Феррерс, признаю – что-то в этом есть. 

Тело, получив разрядку, расслабилось, а с ним и мысли. 

Всё будет хорошо. Конечно, будет. 

Зарываясь в свое одеяло по самые уши, я почти сумела поверить в эти слова. 

Не сдохни там, придурок…

 

К утру ничего не изменилось.

Растревоженная несвоевременными воспоминаниями, спала я плохо, беспокойно. И сны мне снились… будоражащие. И, не выспавшись, с утра встала злой и раздраженной. Как медведь-шатун в миниатюре.

Первая утренняя мысль была – Феррерс придурок. И даже пропасть ухитрился придурочно. И похитил его, наверняка, такой же придурок, как он сам.

Он пропадает, а я с какой-то стати должна из-за этого переживать?! Да как бы не так!

У меня что, своих дел нет?

Сейчас пойду, возьму справочник по горным тварям, и выучу его наизусть! 

А про Феррерса и думать не буду – равнинные твари меня не касаются!

Признаться честно, я лелеяла надежду, что за ночь все уже устроилось, но увы. 

За завтраком выяснилось, что ночью в университет прибыли родители похищенных студентов. Кто-то видел, как они выходили из портального зала, кто-то услышал, что их приглашали пройти к ректору…

Значит, держать дальше в неведении родителей стало невозможно. А не допустить их к месту развития событий оказалось не по силам и оцеплению...

Воскресный день, свободный от занятий выходной, превратился в пытку. Домой нас не отпустили, по неизвестной причине решив держать в на месте всех, кто был здесь в момент преступления. Да, честно говоря, я бы и не уехала.

Оставаясь здесь, я чувствовала хоть какую-то причастность. Оставалась надежда, что если что-то вдруг изменится, нам сразу сообщат, если понадобится помощь – позовут…

Глупости, конечно. Ну, кто станет посвящать в какие-то подробности восемь сотен подростков? 

Но покинуть Андервуд я бы не смогла. Этой мысли во мне противилось все. Мне нестерпимо хотелось знать хоть что-то. Хоть какую-то малость, хоть что-то обнадеживающее…

А еще, со вчерашнего вечера вызревала в моей голове одна безумная мысль. И она требовала вдумчивой проработки – если я хотела, чтобы к моей идее отнеслись серьезно.

С самого завтрака, на котором я не глядя схватила первый попавшийся комплексный завтрак, и торопливо побросала его в себя, я засела в библиотеке. Обложилась я вовсе не книгами, а своими собственными старыми тетрадями.

В этих тетрадях я делала расчеты, фиксировала замеры, вела журнал экспериментов. В них в виде сухих выжимок и безликих цифр хранились мои исследования. И сейчас я внезапно поняла, что в этих записях имеется нечто, куда более интересное, чем я полагала. Только нужно было структурировать эти данные – и собственную неожиданную мысль. 

Возможно, я и ошибаюсь. Но в любом случае, это шанс. И не попытаться использовать его было бы глупо.