Страница 44 из 51
— Дело основательное, — ответила Цветанка. — Работа настоящая, уважаемая. Я и в оружейницы подалась бы, коли бы взяли, да что-то постеснялась в кузню сунуться. Там такие кудесницы работают! Где уж мне...
— Думаешь, каменное строительство проще? — хмыкнула Мглица. — И кузнечным делом, и каменотёсным Огунь ведает. Впрочем, ладно. Вижу, маленькая ты, да удаленькая... Открою тебе одну вещь, сестрица: от размеров самой мастерицы её сила не зависит. А зависит она от того, насколько труженица может силой Огуни наполниться, сколько земного огня в себя принять. Ведь всё, что мы делаем, мы не силой своих рук выполняем, это сила Огуни творит. Годков-то тебе сколь?
Цветанка сказала, что родилась ещё до войны с Навью.
— В зрелом возрасте в ученицы поступить хочешь, — проговорила кошка. — Обычно учатся смолоду... Но знаешь, было бы желание, а учиться никогда не поздно. В какой срок сможешь ремеслом овладеть, то будет только от тебя зависеть. У всех по-разному. Кузнечному делу, вон, до четверти века учатся. У нас поменьше, но тоже долго. Впрочем, кормиться сможешь, даже будучи подмастерьем. Конечно, доход у ученицы невелик, но голодной не останешься. Что там у тебя за девушка-то? Зазнобушка, что ль? — полюбопытствовала Мглица с усмешкой.
— Вроде того, — уклончиво ответила Цветанка.
— Ну, зазноба может и передумать сто раз, а вот ежели бы невеста была, то оно как-то надёжнее, — задумчиво промолвила женщина-кошка.
— Как бы там ни было, ремесло мне всё равно нужно, — решительно сказала Цветанка.
— А прежде чем занималась? — спросила Мглица.
— Да так... Всяким-разным, — смутилась Цветанка. О том, что была воровкой, сказать постеснялась. — Но теперь хочу настоящей работой заняться. И, робко показывая на гладкую, сверкающую на солнце голову мастерицы, спросила: — А такую... гм, причёску носить... обязательно?
— Обязательно, без этого никак, — был ответ. — Разве ты видела каменщиц или оружейниц без неё? Косица на темени — это связь наша с Огунью. Пока у тебя волосы невеликой длины, но это ничего, за год отрастёт коса до пояса, ежели станешь почаще водицей из Тиши ополаскивать. Ну что, идёшь в ученицы?
Цветанка сглотнула и кивнула. Мглица достала бритву, и вскоре у Цветанки остался на темени один нелепый короткий пучок, который пока даже в косу заплести было невозможно. Но самое жуткое ей ещё предстояло. Мглица высекла из пальцев огонь, сожгла кусок дерева, а тлеющий уголёк поднесла к губам Цветанки, держа его голыми пальцами.
— Надобно это проглотить, это и есть сила Огуни!
Жаром от уголька дышало, как от целого кузнечного горна. Цветанка зажмурилась... Обжигающая боль пронзила её. «Конец», — подумалось ей. Но... Губы, пищевод и желудок горели огнём, только вот никаких ожогов не было! У Цветанки вырвалась нервная икота, и из её рта пыхнула струйка пламени.
— Прими, Огунь, в своё лоно новую дочь! — сказала мастерица.
Вдруг повеяло могучим жаром, хотя поблизости ничего не горело. У Цветанки даже кожу на лице стянуло, а ноги точно на раскалённой сковородке стояли.
— Это ты дыхание Огуни чувствуешь, сестрица, — объяснила и успокоила Мглица. — Ну, поцелуй каменную твердыню и поклянись ей в верности!
Цветанке надлежало прильнуть губами к земле, что она и сделала. Та ответила так жгуче, словно Цветанка голову в печь засунула.
— Ну, приступай к учёбе, — прогудел над нею голос мастерицы.
Домой Цветанка вернулась поздно вечером, вся покрытая пылью: в первый же день ей пришлось приступить к работе, пробуя свои новые силы. Пока по мелочам, помогая опытным мастерицам, но сила Огуни определённо внутри прижилась и жарко текла в жилах. Будинка, увидев новую причёску Цветанки, ахнула:
— Цветик, ты чего это? А куда твои волосы девались?
Та вкратце рассказала, в чём дело, смущённо улыбаясь. Она сама от себя не ожидала такой решительности, просто увидела работу каменщиц, пришла в восторг и подумала: «Вот бы и мне так уметь!» А что? Дело хорошее, полезное. Непростое, многому предстоит научиться, но это пока с непривычки трудновато. А в выборе занятия Цветанка на мелочи решила не размениваться — взялась прямо сразу вот так, по-взрослому. Аж сама себя зауважала! Да и Будинка убедится в серьёзности её намерений и поймёт, что Цветанка на что-то действительно пригодна. В самом деле, хватит дурака валять. Сразу было ясно, что в Белых горах жить по-старому уже не получится, придётся что-то менять... Вот Цветанка и приступила к изменениям.
Выйдя в сад подышать перед сном свежим и зябким осенним воздухом, Цветанка бродила по дорожкам. Под ногами шуршали опавшие листья, голове было непривычно зябко — даже пришлось шапку надеть.
— Цветик...
Кутаясь поверх кафтанчика ещё и в тёплый платок, к ней шла Будинка — медленно, не сводя с Цветанки больших светлых глаз. Остановилась, а сама всё смотрела — ласково, неотрывно.
— Что, голубка? — чуть улыбнулась Цветанка, завладевая её руками и сжимая в своих.
Ресницы Будинки дрогнули, губы приоткрылись в улыбке.
— Цветик, ты правда... Всё это для меня? Чтоб нам... вместе быть?
В прищуре ресниц Цветанки мерцала ласковая усмешка.
— А ты согласна? — Её руки легли на стан Будинки, обвили крепким кольцом объятий.
Та порывисто обвила её шею, прижалась всем телом.
— Согласна, Зайчик... Я твоя...
Губы Цветанки обдавали жарким дыханием её лицо, щекотали щёки, брови, кружились около рта. Дразнили, смеялись, а потом накрыли поцелуем. Будинка сладко замерла, утопая в нежности.
— Годик придётся подождать, милая, — шепнула Цветанка, щекоча её нос своим. — До следующей осени. Пообвыкнусь с работой, покрепче на ноги встану — тогда и о свадьбе можно будет думать. Подождёшь?