Страница 28 из 51
— Позовите... госпожу Рамут, — выдохнула она. — Скажите ей... что я... Будинка. — И теряя сознание, прошептала: — Она... сказала... что я могу прийти... днём и ночью...
Был ли её обморок связан с сильнейшим нервным напряжением или с полученными повреждениями? Когда её перенесли в смотровую комнату, Драгона обследовала её своим «просвечивающим» взглядом. Она помнила эту бедняжку: совсем недавно ей удаляли сгусток крови из черепа, выбритая область после операции на голове даже ещё толком не заросла. И вот — опять беда.
Сосуды в мозгу были целы, но под синяком скрывался перелом глазницы с затрагиванием носовых пазух и перелом канала зрительного нерва. Наибольшую опасность представлял последний, так как грозил Будинке слепотой. Нерв был сдавлен.
— Как ты вообще до больницы-то сама дошла со всем этим, милая? — пробормотала навья. — Да ещё и с детьми на руках...
Будинка и не могла сейчас говорить, но вопрос не требовал ответа: Драгона, скорее, сама с собой разговаривала. Матушку Рамут в три часа ночи она решила не беспокоить, а вот младшую сестрицу Бенеду вызвала из тёплой постельки: несмотря на молодость, та считалась лучшей в области восстановления костей и нервов. Пусть Бенька вкалывает, зараза болтливая. Работать — не языком молоть.
Уже через двадцать минут Бенеда была в хирургическом зале — с помятым со сна лицом, но уже чётко соображающая.
— Водицы из Тиши жахнула, — пояснила она. — Недурно бодрит, не хуже бакко.
— Хорошо. Работаем, — коротко сказала Драгона.
Как и знаменитая костоправка, в честь которой молодая целительница была названа, Бенеда ставила кости на место, не прикасаясь к больному. Первым делом она взялась за канал зрительного нерва: быстро устранила сдавливание последнего и скрепила переломы с помощью своего целебного воздействия. Оно ускоряло срастание костей во множество раз. С обломка на обломок буквально на глазах перекидывались мостики из новой костной ткани, и они могли держаться вместе, пока словно бы на живую нитку смётанные. Дальше восстановление шло само, но тоже с повышенной скоростью, подхлёстнутое Бенедой. Потом она занялась глазницей, а Драгона в это время добавляла своего целебного воздействия к воздействию сестры. Один целитель — хорошо, а два — лучше. И для больного, и для самих врачей: на лечение расходовались их силы.
— Благодарю, сестрёнка, — сказала Бенеда. — Оставляем её пока в обезболивании?
— Да, лучше пока оставить, — согласилась Драгона. — Пусть отдыхает, а утром матушка Рамут её посмотрит и всё остальное долечит.
— Ты её будить не стала, а меня подняла? — усмехнулась Бенеда. И добавила серьёзнее: — Ну и правильно, ни к чему её ночами дёргать, пусть лучше выспится.
Малышей уже осмотрели, те были в порядке. Бенеда, выдернутая вызовом из постели, домой досыпать не пошла, осталась в больнице, чтобы утром продолжить работу. До начала рабочего дня оставалось совсем немного времени. Ей требовалось восстановление затраченных на лечение сил, и она прилегла в комнате для отдыха врачей. Там стояли несколько лежанок, на одной из которых она и устроилась.
Будучи, как и её сестра Лада, рождённой в браке Рамут с Радимирой, Бенеда не являлась ни навьей, ни женщиной-кошкой. Она тоже имела человеческое строение ушей, но в росте не уступала дочерям Лалады, да и через проходы перемещалась так же, как и они, без кольца. В зверя она не перекидывалась, но родилась с занятной особенностью — покрытая пушком, как маленькие навии или Марушины псы.
«Это что за неведомая зверушка?» — добродушно посмеивалась Радимира, впервые взяв малышку на руки.
А матушка Рамут, увидев пушок на щёчках крохи, сразу решила:
«Её будут звать Бенедой».
Потом этот пушок с тела сошёл, но остался на щеках в виде бакенбард — совсем как у её достопамятной тёзки, тётушки Бени из Нави. С выбором имени матушка Рамут попала в точку. С её ростом, бакенбардами, густыми бровями, крупным носом с горбинкой и тяжёлой нижней челюстью двоюродная правнучка знаменитой костоправки не походила на изящных белогорских дев. Она ещё в детстве выбрала себе наряд женщины-кошки, но носила и длинную косу, убирая её на работе в узел. Радимира недоумевала, как воспитывать маленькую Беню, чему её учить: ведь если в зверя не перекидывается дочка, значит, вроде бы, белогорская дева? А матушка Рамут с улыбкой говорила: «Ну, какая же она дева? Это Бенеда! Бенеда, понимаешь?» И не ошиблась.
Подросла дочурка — и впрямь Бенеда, вне всяких сомнений. От растительности на щеках она не избавлялась совсем, но носила её коротко подстриженной.
Драгона видела: сестрица поработала отменно, Бенеда-старшая ею бы гордилась. За нею не нужно было что-то исправлять или доделывать, кости она сложила безупречно, у оборотня всё срослось бы наилучшим образом через пару дней, но Будинка была человеком. И всё равно восстановление костей шло гораздо быстрее, чем обычно у людей: его ускорило целебное воздействие. Любуясь этой превосходной работой, Драгона чувствовала уважение к сестре. В детстве Бенька порой заставляла её внутреннего зверя скалиться и рычать, да и сейчас иногда хотелось её оттаскать за уши, но в работе ей не было равных. Язва и зараза, но умница.
— Вот же ублюдок... Так я и знала, что это повторится.
Было шесть утра. Рамут, перенеся первую из своих утренних лекций на более позднее время, пришла долечивать и выводить Будинку из обезболивания: малышам требовалось кормление. Вслед за Драгоной она похвалила образцовую работу Бенеды, а потом целительным прикосновением камня довела восстановление и заживление до полного завершения. Оценила она и то, что дочери дали ей поспать. Щелчок пальцами — и Будинка вздрогнула ресницами, глубоко вздохнула, зашевелилась, ощупала лицо руками.
— Всё, голубка, всё уже зажило, — проговорила Рамут мягко. — Деток пора кормить.
— Ой, госпожа Рамут, — заплакала Будинка. — Ушла я от него совсем, убежала!
— К родителям вернёшься? — спросила Драгона.
Будинка замотала головой, из-под её зажмуренных век струились слёзы.
— Матушка с батюшкой ещё в тот раз сказали — сама виновата, не надо было мужу перечить. Не будет мне от них ни жалости, ни помощи. Не знаю я, куда идти мне... Госпожа Рамут обещала помочь... Вот я и пришла... Сама не помню, как дошла! Лежала, мучилась, ныло у меня всё и болело, а как ночь настала и уснули все, сыночков взяла и из дому убежала!