Страница 74 из 147
- Не смейте меня так называть! - у Николаса даже не было сил повысить голос. Может непрошенная слабость была спасителем души? Наверное так оно и было. Иначе молодой маг просто бы убил своего приемного отца. Подобного небесный хранитель себе и представить не мог. Зато человек Николас вполне собирался позволить такой вариант будущего.
- Николас, что случилось? - обеспокоился отец и получил в ответ страшно ненавидящий взгляд, взгляд ни давно и хорошо знакомого сына, а совершенно чужого человека. - Что с тобой? - не на шутку разволновался маг, - что ты вспомнил о прошлой жизни?
- Ровным счетом ничего, - голос также был чужим и холодным как зимний лед. - Зато узнал настоящее. Что ж темный маг Красстраны, вы проявили большое могущество в тот солнечный день. Я отлично знаю насколько сильны были их души, вы их забрали словно каких то потерянных людей из обедневших селений. А они действительно были могущественны в своем свете. Однако ваша тьма не знает, по-видимому, границ.
- Николас, о ком ты, я не понимаю, - Олизон боялся заглянуть в глаза, теплое летнее утро обернулось арктическим заполярьем, а родной сын превратился в страшного врага.
- Я говорю о своих родителях, - Николас нашел в себе силы встать и даже немного повысил голос. - Зачем?! Зачем вы, Джеймс Олизон, сделали это?! Они были добрыми светлыми людьми, ничем вам не мешали! Вы уничтожили моих родителей, но оставили меня. Ради чего?! Чтобы потом посмеяться над моей перевернутой жизнью?!
Николас больше не сдерживал себя и кричал на мага что было сил.
Старый слуга смотрел на них с веранды второго этажа и сжимался при каждом слове молодого графа, точно его били кнутом. Мик давно ждал, когда их воспитанник узнает всю правду, ждал и боялся.
Джеймс понял наконец о чем обвинения и речь. Несмотря на боль пронизывающую душу, он по обыкновению надменно вскинул голову и жестко посмотрел на сына.
- Не понимаю, как ты узнал, я закрыл тайну семью самыми сильными заклятиями. Даже Таларион считает тебя погибшим. Даже Илл не может найти истину. Разве ты настолько силен чтобы перейти мои запреты, - Олизон медленно рассуждал вслух, его не волновало каким образом Николас узнал правду, невзирая на столь сильные запреты в информации. Маг лишь хотел не показать свою слабость и отчаяние. Его сын, его Николас... больше не его. - Не надо мне говорить, как ты сожалеешь о гибели своей семьи, - леденяще проговорил он. - Ты их не помнишь и не можешь жалеть. Они для тебя никто! А я вырастил тебя, я воспитал! Разве не я был для тебя целым миром, разве не мне ты говорил, что будешь на моей стороне чтобы не случилось, всегда поддерживая и никогда не отворачиваясь!
Джеймс не выдержал и на последних словах голос предательски сорвался, только сам Николас этого не заметил.
- Я не знал твоей темной сущности! - металлически бросил молодой человек.
- Разве, - нервно рассмеялся граф. - Насколько я помню ты всегда знал, кем я являюсь и что творю. Тебя раньше это не огорчало, ты же во всём мне подражал, разве что не научился отнимать силу как я, но это лишь твоя слабость...
- Замолчи, - перебил Николас, сжимая ладони в кулаки. - Видеть тебя не могу и ...
- Маленький мальчик плачет по своим любимым родителям, - издевательски начал Джеймс и запнулся, взгляд сына был таким странным и необычным, что Олизон сразу и не понял, что именно тот выражал.
А выражал он слишком много чувств одновременно - обиду, боль, отчаяние, утрату, несправедливость, потерю, злость, ненависть, страх и неподдельный ужас...
Можно было перечислять до бесконечности, граф вдруг понял, что никогда не сможет забыть этот взгляд. Голова шла кругом, слова закончились и наступила пропасть, пропасть между старыми друзьями, между отцом и сыном. Теперь она была между чужими людьми, людьми находящимися по разные стороны от бесконечной трещины. От напряжения двух магов в небе разыгралась настоящая гроза. Полыхали молнии и доносились раскаты грома. Сделалось темно, мрачно и опустилась серой мглой безысходность. Они оба молчали пристально смотря друг на друга. Картина была красива своим темным могуществом. Ценители инструментальной музыки назвали бы её "Omega Finale".
Джеймс отлично сознавал, что это и есть конец, конец его жизни. Сын был его смыслом, смыслом который исчезал с каждым новым немым взглядом, с каждым невысказанным обвинением, с каждой новой угрозой, затаенной в ненавидящих глазах.
Наверное так и выражают свою жгучую ненависть по-настоящему сильные личности - молча. Ни криков, не упреков, никакого шума. Тишина и взгляды. В глаза можно было не смотреть, но маги хорошо чувствовали эмоции друг друга. Полный спектр чувств.
Джеймсом постепенно завладело встречное чувство обиды. Ведь он любил приемного сына сильно и искренне. Делал для него все, что было возможно. Воспитывал по всем правилам высшего света, научил могуществу, которое тот никогда не достиг бы, если остался жить в королевском дворце. Николас никогда бы не стал тем, кем он является сейчас. А он еще клялся в вечной взаимопомощи отцу. Выходит сын вырос неблагодарным. Джеймс сделал все, что было в его силах и молодой маг мог бы быть признательным хотя бы за это. За доброту и тепло, недостаток которых молодой граф никогда не знал.
Проглатывая внезапно вспыхнувшие обиды и раздражение, Олизон выдавил из себя:
- Прости меня. Сейчас я желаю тебе только добра.
- Добра? - злая усмешка проскользила по лицу Николаса. - Ты не можешь мне желать добра... Да оно мне и ненужно. Твоё счастье если я смогу жить дальше забыв о тебе, но думаю такому невозможно быть. Ты убил моих родителей... - вновь прошептал он и сокрушено тяжело вздохнул.
- Да что ты заладил родителей, родителей! Я для тебя кто? - вскипел Джеймс. - Они для тебя совсем чужие, совсем! Понимаешь! Воспитал тебя я! - напомнил он.
- И я об этом очень жалею, - тихо произнес молодой человек и, опустив голову, пошел по зеленой мокрой от дождя траве.
- Жалеет, он, - злость мешала дышать и граф продолжал без конца прерывающимся голосом. - Ты что же думаешь твой уважаемый дядя воспитал бы тебя лучше, да как бы не так!
- Как ты ловко заставил меня ненавидеть всю мою семью, - с усталостью и печалью шептал Николас, - я желал смерти всем моим родным, только потому что сам оказался не с ними. Как все-таки выходит я слаб.