Страница 118 из 132
Стоило Мие войти в купальню, как разговоры смолкли, словно маг набросил купол безмолвия. Находившиеся в помещении гейши повернулись, разглядывая ее, словно диковинного зверька. Под этими изучающими и неприязненными взглядами девушка поежилась и даже чуть отступила.
И наткнулась спиной на какую-то женщину.
— Проходи давай! Чего встала, — буркнула плотно сбитая широкобедрая гейша в возрасте, опасно приближающемся к роковому рубежу, после которого работницы чайного домика теряют привлекательность для мужчин.
Свои слова женщина подтвердила энергичным толчком в спину. Чтобы не упасть, Мие пришлось пробежать несколько шагов.
Она остановилась почти в центре купальни. Стукнула дверь за спиной, отсекая окружающий мир, и это послужило для гейш сигналом.
— Ну на-а-адо же, кто к нам пожаловал, — лилейным голосочком начала Асука. — Принцесска.
— Это от нее, что ли, наши мужчины с ума сходят? — процедила сидевшая рядом с Асукой красотка. — И что только нашли? Немочь бледная.
Словно утверждая правоту своих слов, она выпятила вперед пышный бюст с крупными темно-кофейными сосками.
— Самураи для нее нехороши, какая цаца!
— Ей сёгуна подавай.
— Императора самханского.
Слова летели справа, слева. Презрительные, уничижающие, полные злости и желания оскорбить, уязвить. За ними стояла жгучая обида. Каждая гейша словно спрашивала в возмущении: «Почему ее, эту худосочную малолетку, раз за разом выбирают клиенты? Почему не меня?»
Мия куталась в полотенце и озиралась, не зная, куда деться от неприязненных взглядов и похожих на плевки высказываний. Без одежды, на чужой территории, в окружении незнакомых взрослых женщин она чувствовала себя особенно слабой и уязвимой.
— Фу, что это у тебя? — Одна из гейш встала, чтобы дернуть подаренный сумасшедшим клиентом амулет на бронзовой цепочке, и Мия пожалела, что не сняла его перед купанием, как собиралась. — Какая гадость!
— Защитный камушек, — хихикнул кто-то. — Такие крестьяне носят от сглаза.
— Вот ведь деревенщина неумытая!
— Дай поглядеть!
— Н-не надо… — Она отступила, закрывая камушек рукой, и это послужило для недоброжелательниц сигналом. Сидевшие на полу у бочек с горячей водой женщины вскочили.
Мия попыталась прошмыгнуть к выходу, но стоявшая на пути к свободе гейша успела ее перехватить. Девушка вскрикнула и забилась, как пойманная в силки птичка, в мощных руках.
После короткой, изначально обреченной борьбы работницы чайного домика повалили жертву на пол. Одна сидела на ней сверху, две держали за руки, а еще одна тянула за волосы, вынуждая поднять голову.
Сверху склонилась Асука.
— Красавица, значит? — Улыбка на ее лице превратилась в оскал. — Сейчас мы тебя еще краше сделаем.
На Асуке, как и на всех прочих женщинах в купальне, было только полотенце, небрежно повязанное на бедрах. Мия так и не поняла, откуда гейша извлекла нож.
А потом это стало неважным. Все на свете стало неважным, кроме лезвия, которое стремительно приближалось к ее лицу.
— Говорят, шрамы украшают, — хихикнула Асука.
— Ты с ума сошла? Что вы делаете?!
Взгляд девушки в панике метался меж женщин, но ни на одном лице Мия не видела и тени сочувствия. Злорадство, равнодушие, предвкушение.
И ослепительная, обжигающая ненависть в глазах Асуки.
Пресветлая Аматэрасу, что Мия ей сделала? Что она всем им сделала? За что эти женщины так ненавидят ее?
«За Куросу Ёшимитсу и Акио Такухати», — прошло леденящее душу понимание. За то, что два самурая готовы были выкупить ее, не считая денег, а она отказалась.
Значит, получается, что Асука солгала тогда…
Луч солнца из оконца под потолком блеснул на лезвии — красиво и страшно. Мия закричала и рванулась в бесполезной попытке избежать встречи со сталью…
По телу словно прокатилась опаляющая волна. Прокатилась и выплеснулась наружу, разметав обидчиц по углам. Асуке и тем, кто держал Мию, особенно досталось. Их приложило — кого об стенку, кого о бочку с горячей водой. Со всех сторон слышались всхлипы, стоны и жалобы.
Мия встала, озираясь. Подобрала слетевшее в пылу борьбы полотенце и снова завернулась в него. Потом подумала и подобрала нож. При мысли о том, чтобы порезать кого-то, делалось дурно, однако становиться безответной жертвой она тоже не собиралась.
Но никто не спешил на нее нападать. Гейши охали, потирали ушибленные бока и колени и опасливо косились на девушку. У стены, с ужасом глядя на неестественно вывернутую кисть руки, подвывала Асука. Купальня походила на поле боя, всюду поверженные тела, и Мия застыла единственным победителем с ножом в побелевших пальцах.