Чёрное и Белое

- Угу, нашёл, по соседству. – Он нырнул в узкую кабинку. Зажурчала вода. – Ага, даже тёпленькая. Жаль, баньки нет. Ты любишь баньку? С чистыми полками, с бассейном, хорошими девочками и мальчиками и тайским массажем… Ха-ха-ха! Криста Фотиния – в одном номере с Принцем Дэницем! Сдохнуть от смеха! Вот за что жизнь люблю – за эти вот выверты! Ха-ха!

Криста проигнорировала восторги и подковырки Дэница, хотя с таким соседом в одной комнате – и стрёмно, и стыдно, и грешно. Она подумала… и вдруг усмехнулась, и добавила про себя: «И забавно». Посмотрим, как она сумеет сдерживать его экспансию. Помогло бы ей чувство юмора, да его отродясь не бывало, а жаль. Она осмотрелась.

- Банька – это хорошо, - наконец отозвалась она. - Но и душ два раза в неделю – тоже замечательно. Главное, пот смыть. А ты что ж в дыру забрался? Без бассейнов и тайского массажа? Боишься признаться самому себе, что Провидение ведёт?

Дэниц не ответил, только засвистел залихватский мотивчик.

- Важнее всего – крыша над головой и хорошие люди рядом, - задумчиво продолжала Криста. - Вот сразу и на душе полегчало. Ничего, обживёмся. Хороший мальчик Борис. Умница. Ему бы учиться и учиться.

- А зачем? Что, жизнь веселее станет? Прожить можно и без просиживания штанов за книгами. Только найди умного человека, к кому прилепиться можно – и учись. А вот уметь вертеться – без того не обойтись. Умел бы хозяин вертеться – и не горбатился бы на тракторе. Жил бы фраером.

Криста нахмурилась и что-то прошептала себе под нос.

- Что, неужто так расстроилась? Три к носу: обычная задрипанная семья обычной задрипанной провинции. Папаша – пьянь, мамаша – чокнутая. Стало быть – пожили в своё удовольствие. Одни детки ещё при крыше. Вот детками и займёмся – чтобы скучать не пришлось.

- Кому не пришлось скучать – им или тебе?

- В первую очередь – мне. Но и им достанется своя порция радостей.

- Что ты имеешь в виду? – насторожилась Криста.

- У тебя будет возможность понаблюдать, - утешал Дэниц сквозь слабый шорох жидко текущей водички в душе. – Вот, к примеру, одна из многочисленных радостей жизни. Учёные люди говорят – расширяет сознание. Верно говорят, но не договаривают. Не только расширяет, но и наружу вытаскивает самое скрытое, бесстыдное, души наизнанку выворачиваются, самое сокровенное вылезает из пещер и диктует законы. И запреты, рамки всяческие исчезают, истаивают, только за это ни стыда не ощущаешь, ни совесть не мучает – освобождаешься от них напрочь, девочка. Так и живёшь, душой наизнанку, в своей химере, и никто тебе не хозяин, никто не судья. Свобода!

- Никак наркотик?

- Верно, попала, - поддразнил Дэниц, выходя из душа голышом – Криста ойкнула, поспешно зажмурилась и отворотилась, пока Дэниц оборачивал стройные чресла огромной зелёной простынкой. Череп Дэница стал чистым, и волосяной гребень, его пересекающий, теперь пушисто топорщился. Криста угадала – Дэниц оказался темноволос.

- Я запрещаю тебе предлагать это зелье детям! – отчеканила Криста. – Смертельный грех – сознание затуманивать. Когда разум спит, наружу монстры лезут. А дети ещё и не жили толком.

- А вот это ты брось. Что тут за жизнь – сон разума и есть. Может, что стоящее приглючится – будет, что вспомнить, когда руки-ноги задрожат. Что такое травка? Это ж пустяки! Дымок – и только. Натуральная приправа к жизни. БАД. Я и чем покруче баловался и до сих пор вон балуюсь – и ничего, здоров как бык.

- Никак ты меня перевоспитывать берёшься? Сдаётся мне, твоё здоровье иного качества, иных корней… - заметила Криста. - А что тебе самому глючится, когда куришь? Секрет?

- Да не секрет. Но покуда сам не познаешь, не поймёшь. А поэтому - покури, блаженный. Или – блаженная. Впрочем, какая разница! Ты у папы бесполый дурик. – Дэниц покопался во внутреннем кармашке ветровки, вынул инкрустированную коробочку, достал самокрутку, раскурил косячок и протянул Кристе. Та опасливо взяла его озябшими пальцами в цыпках. Втянула дым раз, ещё раз – блаженное расслабление разлилось по телу, типа опьянения, с которым была знакома не понаслышке. Блаженное, приятное, затягивающее – да, но не благостное – туман в глазах не только не рассеялся, но напротив, сгустился. Ей захотелось откинуться на кровати, забыться хоть ненадолго, повисеть в розовом мареве. Криста закашлялась и осторожно отвела от лица самодельную папиросу, пока не нахлынули искусственный подъём и веселье. Надо бы попытаться понять, что за зверь, с которым сразиться придётся, да не всё сразу, может, в другой раз.

- Ты чё, ни разу не пыхала?

- Ни разу, и что-то неохота… - Криста хотела ещё что-то сказать, Дэниц собирался ответить, но тут новые звуки прервали их одиночество и отвлекли внимание. На улице раздался весёлый автомобильный гудок, и во двор въехал старенький раздолбанный джип.

- Мама, папа! – звонкий голос заполнил двор, из машины выскочила девушка лет двадцати двух, с пакетом, набитым кистями и красками в одной руке, и рулоном акварельной бумаги – в другой. Она взбежала на крыльцо, ворвалась в дом ураганом – и Криста улыбнулась, воображая, как та обнимает и целует мать, и как у Эмилии смягчаются напряжённые мышцы лица. Попробовать иголки, разве. И массаж – не верилось Кристе, что всё так окончательно плохо.