Страсти валькирий

Глупых вопросов небу, за что мне такое, я не задавал, в ответе я был уверен.

Дорога у меня была одна, на границу, в Меловое, я опасался что об этом догадываются и ищейки, но надеялся на то, что они не знают точного времени моего прохождения по маршруту. До войны Меловое, вместе со своим российским братом близнецом Чертково, названного по фамилии российского генерала, было очень популярным у нелегалов и контрабандистов. Граница между государствами проходили там по железнодорожному полотну, разделяющими городки и даже таксисты, за отдельную плату, могли перевести тебя в тихом месте из одной страны в другую.

Очень осторожно, на попутках я стал добираться к точке пересечения границы. Меня очень смущало отсутствие у меня каких-либо документов, кроме водительских прав, которые всегда были у меня с собой. В неприметной поселковой парикмахерской в Беловодске я обрил голову наголо, сняв мою буйную, кудрявую и вороную прическу. Взамен начал отращивать бороду с усами, менял свой внешний облик как мог. Купив кремовую, в цвет с моими шортами, летнюю шляпу с вислыми полями, и остался доволен результатом. Вместе с солнцезащитными очками я выглядел как беззаботный курортник в краю суровых трудяг. Эта маскировка была достаточно действенной, хоть и выделяла меня из толпы.

В Меловом всё оказалось не так просто, как я и опасался. С началом войны на границе всё стало жёстче, увеличилось количество заборов и колючей проволоки, перекрывшей прежние укромные тропинки, по которым когда-то носили контрабанду мешками. Да и пограничники смотрели гораздо суровее на все эти дела.

Но и здесь я сумел найти концы, через десятые руки нашлись знакомые, которые свели меня с контрабандистами. Разговаривать пришлось с квадратным свирепым мужиком, невысокого роста. Звали его Штых, то ли фамилия, то ли погоняло, это осталось тайной, я благоразумно избегал задавать лишние вопросы.

У меня имелась, хоть и херовенькая, но рекомендация от общих знакомых, а то бы со мной и разговаривать бы не стали. А так меня дотошно допросили и после минутных раздумий сообщили что за сто долларов возьмут меня в рейс на ту сторону вместо грузчика. Я был и этому рад.

Как начало темнеть, мы на мини грузовичке, вроде газели, гружёные запретным товаром, выехали в поля и по известным только молчаливому Штыху пути колесили по просёлочным дорогам, соблюдая маскировку. Оба были одеты в потрёпанный армейский камуфляж, водитель был вооружён помповым ружьём.

О том, что мы упёрлись в границу, говорила еле видимая в сумерках траншея, пересекавшая нашу, почти совсем заросшую травой, дорогу через заросли колючих кустарников. Неполная луна слабо освещала безмолвную степь, сияли звёзды. Теперь я понял зачем в нашем кузове лежали толстые доски. Штых дал мне команду взять лопату и расчистить в отвале земли, тянувшемся вдоль траншеи, участок для проезда машины. Я пошёл осваивать профессию землекопа, а Штых остался сидеть в кабине, нервно барабаня пальцами по рулю. Мотор он не глушил.

Возможно поэтому мы и не услышали звук надвигающейся беды, когда я перекидал два куба земли назад в траншею и устроил из досок импровизированный мост, нас осветил свет фар приближающейся машины и раздались громкие командные крики. Водитель газанул и грузовичок полетел вперёд под треск автоматных очередей. Я, с лопатой в руках, пригнулся под свист пуль украинских погранцов и приготовился заскочить в кабину или в кузов, но газель въехала прямо в канаву, мимо досок. Транспорт клюнул носом, задрались задние вращающиеся колеса, а из кабины вылетел наружу в ветровое стекло, по пояс, мёртвый Штых и повис, безвольно свесив руки, заливая капот своей кровью.

Проклиная своё горькое счастье я отбросил лопату в одну сторону, а сам перекатами ушёл из-под обстрела в другую, сказалась армейская выучка и скатился в местный буерак, по которому и ушёл в сторону России, осторожно продираясь в темноте сквозь чащу, я очень боялся оставить на суку свой глаз. Собак, у погранцов накрывших нас, на счастье не было. Что-то не срослось у Штыха в его последней операции, а ведь уверял меня что у него всё схвачено.

Над степью опять повисла тяжёлая сонная тишина, пропитанная зловещим лунным сиянием. Теперь она охраняла вечный покой отважного контрабандиста и заставляла топорщиться шерсть на моём загривке. Я уходил от возможной погони и мне казалось, что меня преследует неслышимый и невидимый, со времён неолита, враг человека. И у меня не было возможности разжечь спасительный огонь, чтобы отогнать от себя преувеличенные ночные опасности.

Лишь спустя некоторое время, когда горячка схлынула, я почувствовал, что ранен. Болел бок и камуфляж по правому боку стал намокать. Я остановился, разделся при неверном свете луны в негустом перелеске, порвал футболку на полоски и перевязал грудь, протерев её перед этим тканью пропитанной мочой. Сильно защипало и я довольно зашипел, полевая дезинфекция сработала. Никакой аптечки у меня с собой не было. Да, на любой войне лучше быть военным, гражданские никогда не готовы к выпадающим на их долю испытаниям. Пуля прошла по касательной, возможно задев рёбра. Ранение резко суживало мои возможности, нужна была медицинская помощь.

Было тихо и сидеть было очень приятно, но я заставил себя встать и идти, пока силы ещё не совсем покинули меня. Я натянул камуфляжную куртку уже на голое тело и пошёл, поёживаясь от ночной прохлады. Слабеющему от потери крови, мне становилось не по себе в этой безлюдной местности, где только цикады иногда нарушали зловещую тишину. Был шанс навсегда остаться в этой нейтральной зоне, составив неплохой обед дикому степному зверью.

На востоке уже начало сереть, а я шатаясь брёл в одном направлении, стараясь не закружиться на местности. Солнце уже высоко висело над горизонтом, когда я выбрел к шоссе. В глазах у меня мутилось, но я увидел метрах в ста левее придорожный базарчик с развалами арбузов. Из последних сил я передвигался чтобы попасть к людям, мне уже было всё равно к кому.

Лишь, когда я убедился, что привлёк внимание продавцов, своими слабыми выкриками, на тихом и пустынном утреннем шоссе, я позволил себе расслабиться и рухнул в пыль на обочине. На рынке всплеснулись выкрики на незнакомом гортанном языке. Потом ко мне подбежали, и я потерял сознание.

Когда я пришёл в сознание, то обнаружил себя в небольшом летнем домике, перевязанным и укрытым одеялом, слабо зашевелился и привлёк внимание молодой красивой женщины восточной наружности. Слабым голосом я попросил пить. Женщина поднесла к моим губам пластиковую бутылку, и я наконец утолил свою жажду.

–Пей, воин Света, -ласково произнесла моя спасительница.

Я был так слаб что сначала не удивился её словам, с бритой головой и отрастающей бородкой я и правда был похож на моджахеда, но потом вспомнил что в тербате я какое-то время служил в «дикой» роте и мне там по пьяни сделали татуировку мои сослуживцы, такую же, как и у них. Мне тогда это было безразлично, а сейчас клеймо экстремистской организации могло сослужить мне неожиданную службу.

Об этом я не подумал намыливаясь в Россию и решил свести эти синие значки при первой же возможности.

Первое время я был очень слаб и лежал круглосуточно в полубреду, от воспаления раны поднялась температура и ласковая Джамиля давала мне антибиотики. Понемногу молодой и крепкий организм стал перебарывать болезни, и я стал чувствовать себя значительно лучше.

Однажды утром я проснулся от лучей солнца, которые ласково пригревали моё озябшее тело через запылённое стекло окна. Одеяло ночью сползло с меня, и я лежал полностью обнажённый. Стало как-то неудобно, мой внушительных размеров эрегированный орган любви, как всегда по утрам, бодро торчал готовый к любым испытаниям.

Ситуацию усугубляло присутствие маленькой как подросток Джамили, девушка стояла рядом с моей постелью с таблетками и кружкой воды. Она зачаровано не сводила глаз с моей обнажённой натуры и даже не заметила, что я открыл глаза. Я немного смутился, но желание и утренний тестостерон были сильнее всех других мыслей и угрызений совести. Я прошептал.