Затмение

Но в тот злополучный вечер рухнули все надежды. Безнадежно и безвозвратно.

Я так и не обернулся, чтобы ответить Саше на ее безумную реплику. Зайдя в подъезд, я облегченно вздохнул и поспешил по ступенькам на свой третий этаж. Захотелось поскорей отгородиться от этой неприятной сцены, произошедшей во дворе. В тот вечер я намеревался ударно позаниматься с братом по новой методике.

Помыв руки и ополоснув лицо прохладной водой, я вышел из ванной. Чмокнул маму, которая что-то готовила на кухне, и прошел в спальню, чтобы переодеться. С улицы донесся какой-то сдавленный вопль. Я даже замер на мгновение. Но звук был кратковременным и настолько привычным для наших темных дворов, что я решил не придавать ему особого значения.

Переодевшись и пройдясь по квартире, я нигде не обнаружил брата. Меня это не на шутку взволновало. Веня никогда один не покидал квартиры. Я вернулся на кухню и спросил у мамы, где брат. «Да тут где-то! Где ж ему быть? Только что крутился тут, на кухне, – спокойно ответила она, не отрываясь от своих дел. Она явно что-то искала на кухонном столе и, не найдя, удивленно пожала плечами: – И куда подевался этот нож для рыбы!»

Я помедлил всего секунду. Достаточно было сопоставить три факта: шелохнувшаяся занавеска на моей кухне в тот момент, когда Саша выкрикивала угрозы в мой адрес, внезапное исчезновение Вени и пропажа кухонного ножа.

Отгоняя от себя ужасные мысли, я пулей вылетел на улицу. Прислушался. Мой слух уловил копошение в нескольких метрах за углом дома. В несколько шагов я преодолел это расстояние, и моему взору открылась ужасная картина. Невозможно передать словами то, что я почувствовал в этот момент.

Саша лежала на спине на заснеженной дорожке с широко открытыми, застывшими, полными ужаса глазами. Если бы я не понимал умом, что она мертва, я бы даже взглянул на небо, чтобы разглядеть то, что так сильно напугало девушку. Багровое пятно вокруг нее быстро разрасталось. Рыжие волосы распластались огненным полукругом над головой. Веня продолжал яростно орудовать кухонным ножом над несчастным телом девушки, при этом что-то самозабвенно бормоча и тряся головой.

Я кинулся к брату, выхватил нож и, крепко сжав рукоятку в своей ладони, приказал ему бежать домой и смыть с себя кровь. Брат медлил, с опаской глядя на свою жертву. «Она мертва, – насколько возможно твердо сказал я. – Ты можешь не волноваться за меня. Она больше не причинит мне вреда. Быстро домой!» – уже крича, скомандовал я. Веня поплелся в сторону подъезда. Я с облегчением выдохнул, надеясь, что мама догадается, как поступить.

Сам же я, не колеблясь ни минуты, сел в лужу крови рядом с Сашей и прижался грудью к ее окровавленному телу. Затем растер бурую кровь по рукам и провел ладонью по лицу.

Не прошло и пяти минут, как вдали завыла милицейская сирена. Я продолжал сидеть рядом с истерзанным телом на промерзшей земле.

Спустя пару минут холодная медь наручников уже коснулась моих окровавленных запястий. Кухонный нож, которым еще двадцать минут назад мама разделывала рыбу, оказался запаянным в пластиковый мешок для вещдоков.

Ну а потом… ты сама представляешь, что было потом. Суд прошел очень быстро. Я сразу признался в содеянном, отказавшись от услуг адвоката. Подозрений мое чистосердечное признание ни у кого не вызвало. Оказывается, среди соседей нашлось немало свидетелей нашей с Сашей перепалки. Психологическая экспертиза признала меня вменяемым. Поэтому осудили меня по всей строгости.

Но тогда меня это мало волновало. Я беспокоился о судьбе близких. Взяв вину на себя, я сделал все, что мог. Мы с мамой понимали, что брат и дня не протянул бы в колонии. А в психушке такого социально опасного типа держать бы не стали. Мама не говорила вслух, но взглядом давала понять, что благодарна мне. Она все приговаривала: «Ты сильный. Ты справишься». От этого мое сердце сжималось, но в то же время я испытывал облегчение. Если мама считает, что я сделал правильно, значит все не зря.

Я взял с нее обещание показать брата профессорам. Дал ей необходимые контакты, сказал, где хранятся накопления, которые можно использовать на лечение.

Конечно же, сердце мое разрывалось. Я понимал, что маминых сил надолго не хватит и что рано или поздно Веня останется совсем один.

Жан замолчал. Мне показалось, что он сдерживает слезы. История поразила меня до глубины души. Невообразимо глупым казался столь самоотверженный поступок Жана. Искренне и больше всего было жаль его мать, но в то же время я не понимала, почему она промолчала, когда ее невиновный сын пошел за решетку, выгораживая недоразвитого брата. Я слышала, что нерадивых чад родители любят больше, но кто как не здоровый и сильный старший сын мог бы скрасить последние годы жизни матери. Ради чего все это затеяно? Так или иначе в скором времени Веня попадет в психушку и бесславно закончит там свою жизнь. Если до этого не прирежет кого-то еще. Тут я уже не выдержала и спросила вслух:

– Ты не побоялся оставить брата в таком состоянии среди людей?

– Нет. В глубине души я знаю, что Веня не убийца и никогда не был склонен к насилию. Просто он очень сильно испугался за меня – принял буквально угрозу девушки. И в ее смерти я виню себя больше, чем его. Это я поленился поговорить с психически неуравновешенной Сашей. Это я равнодушно повернулся к ней спиной. Это я не поторопился успокоить брата, имея подозрение, что он мог наблюдать за нами из окна.