Затмение

Я лежала и думала о том, как естественно все происходящее. Как глупо с моей стороны было так долго пытаться выкинуть Жана из головы. Добровольно отказаться от того, чтобы бороться за любовь, за счастье быть рядом с этим человеком – сейчас это казалось мне верхом безумства. Теперь я знала точно, что меня ничто не остановит. Мы будем вместе, пусть урывками, пусть тайно, но жизнь наконец приобретет реальный, а не надуманный смысл. Сколько раз я убеждала себя, что нет для женщины большего счастья, чем посвятить свою жизнь детям и любящему, заботящемуся о семье мужу. На самом же деле почувствовать себя женщиной – истинное счастье для каждой из нас, а возможно это только в объятиях любимого человека. «Рай без любви называется адом» – именно так можно было охарактеризовать мою жизнь до возвращения в нее Жана.

Мы долго лежали молча, думая каждый о своем. Наконец наступил момент, когда нам обоим захотелось прервать тишину, – Жан уже сделал вдох, но я опередила его на долю секунды:

– Почему ты был так жесток ко мне? – В любой другой ситуации такой вопрос выглядел бы как банальное женское нытье, но в нашем случае я имела полное право его задать.

– Я был зол. Очень зол на самого себя. Сначала потому, что позволил Жданову посадить себя в клетку.

– Ты бы не смог сопротивляться, – поспешила я его переубедить.

Однако Жан как будто не слышал меня:

– Затем из-за того, что, боясь за мою жизнь, ты стала принадлежать ему.

– Я всегда принадлежала только тебе, – продолжала парировать я.

Но Жан словно разговаривал сам с собой, не обращая внимания на мои возражения:

– А дальше… То, что было дальше, я никогда себе не прощу. Прошло время, и я твердо решил доживать свой век, никогда не вставая на твоем пути, чтобы впредь не приносить тебе несчастий.

На мгновение мне показалось, что Жан был готов к этому разговору, заранее тщательно продумал его, однако тут же отогнала от себя эту неприятную мысль, найдя объяснение происходящему – глубокое чувство вины, которое терзало Жана все эти годы, заставляло его вновь и вновь прокручивать события тех дней и вести этот бесконечный диалог с самим собой.

Иногда нет ничего сложнее, чем переубедить человека, который давно и прочно вселил в себя чувство вины за все несчастья на Земле, но я изо всех сил пыталась приободрить его:

– Ты спас меня от Затмения. Ты бы не мог в то время сделать для меня больше! И у тебя не было никаких оснований вычеркивать меня из своей жизни так скоро и таким жестоким способом. – Говоря это, я, конечно, подразумевала его связь с Жанной, но он решил истолковать это по-своему.

– Да, я женился через год после побега с базы. Я снимал в Москве комнату в квартире у молодой одинокой женщины. Так получилось, что с будущей женой мы жили под одной крышей с первого дня знакомства, – не к месту усмехнулся Жан. – Прошло немного времени, когда я заметил, какими влюбленными глазами она на меня смотрит. Тогда я подумал – вот шанс сделать счастливой хотя бы одну женщину, по крайней мере попытаться. Остальное случилось само собой и как будто в тумане. Казалось, что все происходило не со мной, а я был лишь сторонним наблюдателем. Скромная свадьба, рождение одного ребенка, затем второго. А потом… Потом известие о страшной болезни сына. А вместе с ним крушение всех моих надежд сделать кого-то счастливым. Я почувствовал себя разрушителем людских жизней, судеб. Чего стоит один вид моей раньше времени постаревшей, убитой страданиями жены.

– Почему ты во всем винишь себя? – Я даже приподнялась, облокотившись на локоть. Вторую руку положила на грудь Жана и стала нежно поглаживать. Несмотря на серьезность разговора, мне хотелось продолжать ласкать и целовать его.

– Потому что это заболевание скосило не одного человека в моем роду. Сначала мама, потом брат…

– Твой брат умер? И тоже от рака? – неподдельно удивилась я.

– Да, через несколько лет нахождения в клинике, куда его пристроил Жданов, у Вени обнаружили онкологию. На фоне уже имеющихся заболеваний рак развивался стремительно. Он скончался там же, в клинике, еще до моего возвращения с базы.

Мне вспомнились слова Жданова о том, почему необходимо поторопить прогресс, и я вдруг отчетливо, как никогда, поняла, зачем нужно было Затмение. Мама и брат Жана – всего двое из десятков тысяч людей, которых можно было бы успеть спасти, если бы Жданову удалось на несколько лет раньше подготовиться к Затмению. А кто мешал ему? Не такие ли бунтари, как я и Жан? Вслух я сказала:

– Жан, мне очень жаль. Но мне кажется, ты перебарщиваешь с самобичеванием.

– Нет. Я должен был подумать о том, что моим детям может передаться это страшное заболевание.

– Но нельзя винить себя во всем. Все, что ты сейчас перечислил, – это обстоятельства, неподвластные тебе.

– Давай не будем сейчас об этом. Ничего не изменишь.

– Ну как же не изменишь? Мы снова вместе, а это уже дорогого стоит. Завтра же лечением твоего сына займутся лучшие специалисты в мире. Все наладится.