Страница 98 из 199
Брина лихорадочно заморгала, предполагая, что это поможет, и помутнение исчезнет, предполагая, что в состоянии, в котором находилась, могло привидеться все что угодно, вот только не помогло: радужная оболочка по-прежнему оставалась красной. Даже больше, Брине открылись другие, более пугающие подробности: деформации лица, изменения пропорций тела, словно пышущая жаром кожа.
Ей стало страшно.
В состоянии зарождающейся паники она вновь взглянула в пугающие, сосредоточенные на ней глаза — которые смотрели, но не видели, либо видели, но лишь то, что хотели — и не нашла в них Ролана — своего Ролана.
Про себя она закричала, тогда как в действительности не могла вымолвить и слова, лишь безотрывно наблюдая за мужчиной.
Нет, нет, нет, этого не может быть, ей только кажется, кажется. Перед ней не стояло чудовище, не стояло. Их не существует, такого не бывает, это все сказки и фантазии. Ее фантазии.
Брина закрыла глаза.
Не бывает, не бывает, не бывает…
Брина знала, что бывает.
Новый облик Ролана о чем-то напоминал. О чем-то старом и таком далеком… О том, чему стала очевидцем еще в детстве. Всего лишь раз, но и раза хватило, чтобы запомнить на всю последующую жизнь: устрашающие размеры, отталкивающая внешность… Ролан не был столь высок и огромен, кожа пока не потемнела. Пока. Но под ней уже проступали черные венозные нити, которые в дальнейшем должны замерцать. Потому несоответствия, что она наблюдала, не должны были ее обнадеживать, не должны были ее успокаивать…
Стало трудно дышать.
Брина уперлась в мужские плечи и, сморщившись, отвернулась — взгляд упал на руку, опирающуюся на стену возле ее головы, а конкретно — на татуировку, выведенную на запястье: изображение кровавого глаза на фоне витиеватых узорчатых линий, замеченное Бриной на второй их встрече, но оставленное без внимания ввиду отсутствия подходящей возможности о глазе пораспрашивать.
Теперь поняла значение рисунка, как и распознала смысл, в него заложенный; поняла, почему «острый», настороженный взгляд «с руки» так ее тревожил. Это была татуировка ferus — знак ferus, о котором наслышаны все догмары.
— Прекрати, Ролан, хватит, не надо…
Брина отталкивала Ролана, ей хотелось освободиться, вырваться из тесных объятий. Однако Ролан ничего не замечал, производя техничные уверенные выпады, создавая впечатление полнейшей невменяемости, поэтому истеричные попытки Брины отстраниться оставались без внимания.
Казалось, сбылся ужаснейший из кошмаров. Невыносимо. Противно. Жутко. На глаза навернулись слезы.
В полнейшей растерянности, она не понимала, что сейчас чувствует. Она отдавалась ferus, врагу своего народа, представителю расы, считавшейся дикой, грязной, отвратной; созданию, против которого выступал ее собственный брат. И не просто отдавалась — что было ужаснее всего — она получала от близости удовольствие.
Стало тошно. От себя, поскольку, несмотря на запреты, ей было хорошо и приятно, от Ролана, поскольку он к ней прикасался, целовал…
— Ролан, хватит! – Брина стала отбиваться яростнее, по щекам потекли слезы. – Я не хочу! Не хочу! – Только Ролан не замечал изменений. Он достиг того эгоистичного состояния, когда, будучи не в силах остановиться, думал лишь о своих потребностях, о своих желаниях. Потому, зажав ее в смертельной хватке, продолжал вколачиваться, увеличивая ритм и силу проникновения.
Брина на него уже не смотрела, не в состоянии видеть этого лица. Она страдала, глотая слезы и сдерживая готовые вырваться рыдания.
Краем глаз она заметила, как сбоку приоткрылась дверь, но, не успев распахнуться шире, закрылась — Ролан выставил ногу. Оказывается, все это время они стояли совсем близко к входу. Ролан по-прежнему был сосредоточен на себе, не замечал ее метаний, однако моментально пресек возможность чужого вторжения. Реакции? Инстинкты? Она лишь убедилась в своей правоте и до боли закусила губу, в молчаливом смирении и внутренних терзаниях. От неприязни. И нараставшего удовольствия, коему противилась всей душой, поскольку не хотела, не желала испытывать нечто большее, чем отторжение, а уж тем более наслаждение — наслаждение, доставляемое ferus.
Дверь приоткрылась повторно и так же быстро захлопнулась. Последовали удары, приглушенное недовольство.
Ролан надрывно зарычал, однако люди, не имеющие возможности зайти, отношения к этому не имел — приближалась кульминация, которую она ощущала так же остро, как и Ролан.
За пару мгновений до финала мужчина схватил ее за подбородок и, повернув к себе лицом, прожег диким взглядом. Растерянным, пораженным взглядом. Он все смотрел, смотрел, смотрел, пробуждая в ней противоречивый поток эмоций, а затем прижался к губам.
Она не смогла ответить. Брина в бессилии закрыла глаза. И получила освобождение…
Когда пришла в себя, Ролан прижимал ее к себе. Она тотчас отстранилась и, неумело опустившись на ноги, отошла подальше: наконец-то долгожданная опора.