Страница 170 из 199
— Ты должен это видеть, – проговорила Нелли, протягивая нечто желто-бумажное. – Вы все должны. Прислали утром на адрес бара.
Небольшой коричневый конверт опустился на низкий столик.
— Что это? – поинтересовался Дей, переводя взгляд от конверта к Нелли.
Нелли отвечать не стала, лишь с тревогой на него взглянула.
Александр приблизился. Он не спускал с конверта глаз, тогда как Дей потихоньку раздражался: неужели всевозможным неприятностям не предвидится конца и края?
— А еще его следует показать Брине.
***
Свет просачивался слабо: еле-еле, покрытый туманом. Больше: нужно было больше…
Глаза не желали открываться: потяжелели веки, болела голова. Но приложив немалые усилия, она все же заставила их распахнуться.
И уставиться в серую стену. С цветочками, а может, другими узорами… Бетон действительно стал привлекательней? Или в камере поклеили обои?
Увидела окно, немного в стороне — сквозь него и сочился слепящий свет…
В то время как голове было очень мягко….
Брина уткнулась в мягкость носом и поняла: дышала в подушку. В чистую подушку, ласкающую щеку, тогда как сверху была накрыта до безобразия теплым одеялом.
Мысли стали проясняться: Лисандр наконец ее пожалел?
Обычно после долгих, тяжких пробуждений, она не ощущала ничего иного, кроме жесткости и дикой боли: жесткости кушетки и боли во всем теле. А сейчас…
Брина попыталась вспомнить, восстановить в сознании период своего последнего, «не размытого» бодрствования. Что она делала? Конечно, лежала, но о чем размышляла? На что убивала бесценные мгновения, предшествующие новой схватке? Предшествующие Их приходу?
А они неизменно приходили, сжимали тело в тисках своих рук и вливали в горло отвратную жидкость. Они приходили, и, заставляя уснуть, вводили в тело какую-то дрянь: снова и снова, раз за разом, поскольку Брина не выдерживала напряжения и….
Сопротивление оставалось единственным, пускай сомнительным источником силы, тогда как крики — возможностью быть услышанной.
Но пробуждений становилось все меньше, реальность — все более расплывчатой, и в один из таких моментов она поняла, что не имела ближайших воспоминаний, как ее кормили ублюдки-догмары. Ведь для того они и приходили.
В один из дней к ней пришел Лисандр. Снова пришел…или не пришел, ей только показалось. Но будь то в сновидениях или наяву, Брина кричала на него… точно кричала, бесновалась и гнала его прочь…
Неужели сжалился? Внезапно вспомнил о родственных чувствах и решил отпустить на свободу?
Только поздно: Брина не сможет его простить. Не такие унижения и муки…
Должно быть, Брина провалилась в сон, поскольку очнулась от тихих звуков.
За спиной ощущалось движение: осторожное и…«потаенное». По-видимому, подобная таинственность мерещилась из-за опустившихся за стеклами сумерек.
Стук, шорох, шаги. Казалось, открывались и закрывались ящики…
За спиной у нее ходил человек, что более вероятно — догмар.
Брину живо бросило в жар. Она без того ощущала дискомфорт — горели щеки, кружилась голова. Однако стоило вспомнить о сородичах, как перед взором возникали те, что приходили к ней в камеру с иглами.
Казалось, сердце выбьется наружу, тогда как «человек», что крутился за ней, зашагал в направлении окна.
Брина закрыла глаза. Нужно успокоиться, восстановить дыхание. Кем бы ни был присутствующий в комнате, он не должен понять, что она в сознании.
Брина слышала, как он остановился, а после уловила звуки возни — тихие, как мышиные сходки.
Вполне возможно, ходил сам Лисандр, принимая во внимание ту свободу действий, которую человек демонстрировал. Да и вряд ли бы ее поместили в комнату незнакомца-догмара.
Глаза тихонько приоткрылись: мужчина, высокий и сильный, стоял к ней спиной на расстоянии трех-четырех метров. Футболка и мощные плечи, джинсы и длинные ноги…
Взгляд устремился к лицу, тогда как сердце подпрыгнуло к горлу. Должно быть, Брина напутала. Но нет же, Брина видела: короткая солдатская стрижка...
У нее повторно перехватило дыхание. Не мог…это не мог быть Ролан. Эта комната и этот человек — наверняка это все галлюцинации. Наверняка Брина все еще в камере и, видать, в совершенно плачевном состоянии раз ей видится (точно видится!) такое.
Ей почудилось, он стал оборачиваться, и Брина вмиг прикрыла веки.
«Успокойся, пожалуйста, успокойся. «Человек» — не Ролан. Ролан — игра воображения. Ведь о ком ты думала все эти дни? Кого вспоминала более всего? Желала видеть, а затем и материла яро?