Страница 125 из 199
Перед ней шевельнулся Ролан — ни то, пожелав обернуться, ни то всего лишь ноги переставив, — и это неуверенное движение в дополнение к душевной истерии Брины, стали для нее неким сигналом — Брина шагнула в сторону. Затем — еще один шаг, и еще один, и каждый из них был болезненным, словно разрывающим ножные мышцы, и неловким, словно разучилась Брина ходить, но Брина вышла из-за Ролана и предстала на глаза Лисандру.
Он не улыбнулся, как поступал обычно в заведомо безвыходных, тупиковых ситуациях, хотя смотрел на нее весьма благосклонно, разве что глаза прищурив, в обманчивой задумчивости.
— Ближе, – сказал Лисандр, как показалось Брине, резче, чем планировал. – Или так и собираешь там стоять? – добавил мягче, приподнимая уголки бледно-алых губ.
Улыбнулся все же, сухо, с показным снисхождением, и ей не оставалось ничего иного, как послушаться: прикрыв глаза, она шагнула вперед, чувствуя на себе электризованный и непонимающий взгляд Ролана — рывком Лисандр притянул ее к себе.
Ролан дернулся за ней — Брина заметила, краем глаза уловила порывистое движение, но Лисандр, в коротком жесте протестующей руки, приказал ему оставаться на месте.
— Познакомься, Ролан: моя сестра — Алисандра, – словно в оправдание сказал Лисандр. – В народе просто Алиса. Для меня же — Лиса, с ударением на «а», Ролан, на «а». Лисичка-сестричка — правда, ей подходит? Моя бесценная и глупенькая…. Еще бы в рыжий перекрасить…
Лисандр посмотрел на нее, тогда как сама она, под вспышками боли в области кисти, которую до костей продавили железные пальцы, не поднимая глаз с сероватой плитки, все твердила: все кончено, все кончено, что же делать, она пропала…
— Думаю, тебе уже известно, что она актриса, Ролан? Не правда ли? – все так же жизнерадостно продолжал Лисандр. – Как? Она тебе не рассказала? Ну, так вот: БринаЛиса — актриса. Правда, ни в один из актерских вузов она не поступила — не взяли, но разве отказы помеха таланту? – Он коротко рассмеялся, мягко и тут же колко. – Зато она посещала курсы. Курсы. Такие же дрянные и никчемные, как и…
Лисандр засмеялся снова и ближе притянул ее к себе.
— Дорогая, давай расскажем Ролану про наш план. Думаю, ему не интересно слушать о том, что ты участвовала в дешевых постановках, а по ночам скакала полуголой в непристойных барах. – Он перевел взгляд на Ролана. – На самом деле, Ролан, целью был не ты…
Не улавливая смысла слов Лисандра, она осмелилась взглянуть на Ролана — Ролан глядел на нее: тяжело, но прямо, до зарождения паники пристально, что Брина, не держи ее Лисандр, убежала бы, спряталась, но только бы не видеть этих глаз, как будто спрашивающих безмолвно: «Зачем? Как так? Скажи, что мне лишь кажется».
Да, во взгляде читалась надежда, и надежда эта, непризнанная, неосознанная, непрочувствованная Роланом, кислотой разъедала Брину.
— …мы рассчитывали на кого попроще. – Плавно повернув голову, Лисандр посмотрел на Дея. – Вот, тот же Дей. Чем не кандидат? Кому как не ему следовало клюнуть на мою Лисичку? Однако простых путей мы не ищем, да и сестрица моя, как оказалась, еще та любительница экстрима. – Лисандр настолько сильно сжал ей кисть, что та, казалось, мгновенно онемела.
Она попыталась высвободить руку, однако причиной тому стала вовсе не боль, цепной реакцией расползавшаяся по телу.
Что он говорит? Что – он – говорит?
О каком плане речь? О каких кандидатах толкует?
Она обернулась к Лисандру.
— Что ты…
— Слушай и внимай, – сказал Лисандр тихо, неуловимым движением руки схватив ее за щеки. – И может, наконец, научишься не играть, а проживать свои роли.
Брина невольно содрогнулась. Настолько близко видеть Лисандра — черные, обсидиановые глаза, светлую, местами покоцанную кожу, и все это в сочетании с недоулыбкой, Брине еще не приходилось.
Очередные волны паники накрыли и без того испуганную Брину.
Нет, ей не мерещилось. Сбылся самый страшный кошмар. Лисандр действительно стоял рядом с ней, и он действительно знал об отношениях с Роланом, и доказательством этому стало продолжение фарса, разыгрываемого воодушевленным братом. С каким-то ненормальным, утрированным позитивом он продолжал свой жестокий монолог, тогда как Брина в нетерпеливом молчании перебегала глазами от Лисандра к Ролану.
— …вот и получилось так, как получилось. – Лисандр вновь обращался к мужчинам. – Я, конечно, всегда знал, что сестра у меня непредсказуема, однако ты, Ролан, — ты! — меня очень сильно разочаровал.
А она разочаровала Ролана.
И ей бы подойти к нему, оправдаться, сказать, что это ложь, неправда, и ни к какому плану она отношения не имеет. И, возможно даже, ей хватило бы смелости так поступить, хватило решимости, но душили сомнения. Дремавшие, но закономерно проснувшиеся, они глушили голос сердца. «Брина не должна, так не правильно, Ролан ferus, а она догмар». Она должна ненавидеть Ролана, презирать, но даже если не ненавидеть, то уж точно держаться от него подальше, на расстоянии длиною в вечность. Каким бы подлым и ужасным не был Лисандр, Брина понимала его мотивы. Завывала в душе от безысходности, но понимала. Позволить ей встречаться с ferus? С одним из тех, к кому питал отвращение? К кому отвращение питал ни он один, но и вся догмарская раса? Разве могла она предать догмар? Предать свою семью? Несмотря на то, что когда-то уехала, питать к ним теплые чувства она не перестала. Это ее соплеменники, ее народ. И против них она пойдет, если подойдет при Лисандре к Ролану. Потому как сейчас рядом с ней стоял не Лисандр — рядом с ней в лице Лисандра стояла вся ее многочисленная раса. Брина так и представляла: десятки, тысячи догмар, мужчин и женщин, молодых и старых, выстроились за спиной у брата. Разве могла она броситься к Ролану? К ferus, который, вероятнее всего, разорвет ее от злости, теперь и не вспомнив, что между ними было?